Ростислав Полчанинов

Нацистская пропаганда в Пскове в годы войны

 

Первое, что я увидел в Пскове, были плакаты с портретом Гитлера и надписью по-русски: «Гитлер освободитель». Никто этому не верил, ни русские, ни сами немцы, но никто не смел назвать вещи своими именами. Помню и бездарный и оскорбительный плакат, на котором здоровенный немецкий крестьянин с огромным мешком зерна «показывал нос» тощему и ободранному русскому мужичку в лаптях. Такие плакаты, обра-щение с пленными, облавы и отправки людей на работу в Германию, и вообще, все поведение немцев, сводило на нет труды немецкой пропаганды. Мне кажется, что работники пропаганды делали все, что им прикажут, не взирая на то, имеет ли их работа смысл, или нет.

Отдел печати ПАН – Отдела пропаганды «Север» (Propaganda Abteilung Nord) – находился в Риге на ул. Адольфа Гитлера (Brivibas iela, д. 9 – ул. Свободы; до 1918 г. – Александровская). Там же был и книжный склад издательства ПАН. В ведении ПАН были редакции псковской газеты «За Родину» и журнала «Новый путь». Редакции находились в Риге на ул. Рихарда Вагнера (Dzirnavu iela – Мельничная), д. 57. И газета, и журнал печатались в Риге и оттуда посылались по всей Псковщине и территории, оккупированной группой «Север». Книги, печатавшиеся немецкой пропагандой, были без названия издательства и места издания, и, как правило, без указания года издания.

Начальником ПАН был зондерфюрер «К» (капитан) Кнот, а его заместителем др. Бальд. Книжным издательством заведовал зондерфюрер «Ц» (лейтенант) Гольцнер (Holcner). У него в Риге был в центре города книжный магазин на ул. Вальню (Крепостная ул.),1. Начальником отдела печати (Gruppe «Presse») был Крессе, был еще и начальником Отдела «Активная пропаганда» зондерфюрер «К» Лазотта. Среди служащих были говорящие по-русски латыши, и местные русские.

Присутствие немецкой пропаганды на оккупированных территориях чувствовалось везде и на каждом шагу. В ее ведении была вся культурная жизнь, школы, библиотеки, театры, радиовещание. Всё, за исключением церковной жизни, хотя люди из отдела пропаганды зорко следили за тем, что и как делает «Православная миссия в освобожденных областях России». Таково было ее официальное название, и в нем тоже не обошлось без пропаганды.

В статье «К 60-летию освобождения Пскова», подготовленной П. Гусевым (2), сказано, что «в конце 1941 г. немцами при городской Управе был создан так называемый Комитет по борьбе с большевизмом», который «ставил своей целью вести борьбу с большевиками путем письменной и устной агитации, путем сбора средств и вещей для так называемой РОА. В этой части их задачи были однотипны с задачами, которые ставил перед собой “Русский комитет”. Свои программные установки <...> они опубликовали в контрреволюционном воззвании, выпущенном ими в Пскове. Воззвание было подписано всеми членами комитета, а именно: Черепенкиным В.М., городским головой г. Пскова» и служащими городской Управы: Берёзским, Боголебовым и Ивановым. На эту информацию нельзя полностью полагаться, так как в конце 1941 г. о РОА еще не было и речи, да и сам комитет, видимо, был создан псковским Отделом пропаганды только для публикации воззвания. Во всяком случае мне о его деятельности ничего не известно.

О «Русском комитете» в статье П. Гусева сказано: «В Пскове от имени так называемой Русской Освободительной Армии действовал созданный немцами Рус-ский комитет». Мне кажется, что говорить, что он действовал, нельзя. Местный отдел пропаганды, действительно, хотел создать комитет в поддержку РОА. В комитет входили служащие отдела пропаганды Хроменко, возглавлявший псковскую контору газеты «За Родину», Блюм, возглавлявший Радиоузел, старший лейтенант РОА Иван Семёнович Боженко и еще несколько лиц. Среди прочего, предполагалось и создание клуба молодежи. В связи с этим о. Георгий Бенигсен, как заведующий Столом молодежи при Православной миссии, и я, как его помощник, принимали участие в разговорах о работе с молодежью. Дальше разговоров дело не пошло, так как на создание клуба молодежи не было получено разрешения высшего немецкого начальства.

Недалеко от кремля на Великолуцкой улице (в советское время – Советская) около старинного храма Архангела Михаила (XV в.) находился «Остландский магазин прессы», который принадлежал отделу пропаганды. Там продавались газеты, журналы и книги как на немецком, так и на русском языках. В первый же день пребывания во Пскове, увидев в витрине магазина, я купил “Kleiner illustrierter Fuhrer durch Pleskau” К. Заблоцкого. Путеводитель был на немецком и предназначался для любознательных немцев, оказавшихся почему-либо в Пскове. Стоил он 30 рублей (3 марки) и был напечатан на хорошей бумаге в Тарту (Юрьев, Эстония). Издание подобной книги на русском языке не входило в планы немецкой пропаганды, зато антисоветской и антисемитской литературы на русском языке было достаточно. Издавались книги немецких авторов в переводе на русский, например, повесть Ганса Августа Фовинкеля «Борьба в лесу» или сказка братьев Гримм «Ёж и заяц». Был издан и роман Тургенева «Дым», который считается его наиболее западническим произведением. В нем писатель не находит ничего содержательного в жизни русской интеллигенции и потому своему произведению и дал название «Дым». Из русских авторов помню книгу Лескова «Рассказы» с рассказом «Жидовская кувыркколегия», роман Краснова «Белая свитка» об антисоветских партизанах в Белоруссии в 1920-х годах, воспоминания Шаляпина «Маска и душа» и И. Солоневича «Бегство из советского ада» («Россия в концлагере»). Для школ были изданы составленные Анатолием Яковлевичем Флауме (1912-1989) учебники русского языка.

В Отделе пропаганды были не только враги русского

народа, но и друзья. Их стараниями издавались детские книжки, и не только упомянутая сказка братьев Гримм из «Сказочной библиотеки» под редакцией В.В. Гадалина, но и «Спящая царевна» Жуковского, и сборник детских стишков о животных – «Книжка-малышка» не названных авторов.

Мало того, для детских садов и приютов Отдел пропаганды «Север» отпечатал на плотной бумаге три листа детских игрушек для вырезания. На первом было деревенское хозяйство с избушкой, колодцем с журавлем, с домашними животными и прочим. На втором листе были Василиса Прекрасная, Иванушка Дурачок, и другие картинки, относящиеся к русским сказкам, а на третьем, благодаря которому было, вероятно, получено согласие на издание этих бумажных игрушек, был паровоз, трактор, две машины, гараж, а главное – два парохода. На большом, с надписью «ПАН» (Propaganda Abteilung Nord), развевался флаг гитлеровской Германии, а на другом было название «Густав», как мне сказали, имя главного или одного из главных начальников ПАН. Эти игрушки в магазине не продавали, но я достал все три листа у «Тети Нади» (Одиноковой), заведующей приютом при Св.-Дмитриевской церкви, которую немецкая пропаганда снабдила этими игрушками в достаточном количестве.

Музей, вернее то, что осталось от музея, был в ведении Einsatzstab Rosenberg – Оперативного штаба Розенберга. Он помещался в старинных Поганкиных палатах, построенных в 1667–1671 гг. богатым купцом С.И. Поганкиным на Губернаторской улице, д. 7 (в советское время – Некрасовская). Музей в Поганкиных палатах был создан еще в царское время. В советское время там была, кроме всего прочего, и антирелигиозная выставка. Уже в конце лета 1941 г. он был открыт немцами для посетителей.

При немцах иконы и другие предметы, входившие в антирелигиозную выставку, составляли главную часть экспонатов. Затем в музее остались кое-какие менее ценные предметы западноевропейской и русской живописи, остатки естественнонаучного собрания, которые большевики не эвакуировали, а также фарфор, привезенный немцами из дворцов Павловска и Царского Села, и кое-что из новгородского музея. В общем, предметов было не так много, но само здание с его окнами и лестницами, казалось мне каким-то сказочным. Такого я прежде нигде не видывал. Музей был открыт в рабочие дни, и то только с 10 до 12 часов. Я там был несколько раз. Видал там немцев, но не помню, чтобы встречал там русских. Это и понятно. Русским в рабочее время было не до музея.

Одним из служащих музея был археолог Василий Сергеевич Поно-марёв (1907–1978, Марбург), бывший первым бургомистром оккупированного немцами Новгорода. Он зани-мался описанием музейных предметов и даже в военное время продолжал заниматься раскопками, о чем писалось, например, в газете «Се-верное слово» от 25 августа 1943 г.

В ведении музея была и библиотека, открытая немцами в начале 1943 г. в Солодёжне (3). Немцы забрали все книги на проверку, а в библиотеку передали из спецхрана все книги, напечатанные по старому правописанию. Потом библиотека пополнялась книгами, печатавшимися Отделом пропаганды в Риге и советскими книгами, прошедшими немецкую цензуру. Некоторые из изъятых советских книг были отправлены в Ригу или в Германию в научные библиотеки, а все прочие пошли на макулатуру. Когда я работал в Берлине переплетчиком, то в мастерской было большое количество картонок от советских книг для вторичного использования. У населения немцы советских книг не отбирали, зато советская власть, вернувшись в 1944 г. на Псковщину, потребовала от населения не только сдать все изданные немцами книги, журналы и газеты, но и содрать со стен и сдать те газеты, которые были употреблены на обои (4).

В ведении Отдела пропаганды был и радиоузел.

Сколько мне известно, передачи не шли в открытый эфир, а передавались по электрической сети в радиоточки, которые, конечно, никаких волн не ловили. Их можно было только включить или выключить. Радиосеть, служившая раньше целям советской пропаганды, с приходом немцев была поставлена на службу новым хозяевам. Начальником радиоузла был с самого начала местный немец Блюм, который в советское время был учителем.

Про радиоузел среди жителей ходили анекдоты. Говорили, что, якобы, сперва передачи вел какой-то балтийский немец, объявлявший в час дня: «Сейчас ровно первый час», и что по радио передавали стихотворение, якобы написанное этим самым немцем, а по слухам – рижанином А.Я. Флауме, хотя это, как мне говорили, мало вероятно:

Вот идут опять варяги.
Слишни ихни громки шаги.
Пригай русский мужичок
От Москва до Таганрог.

Обычно вечером я включал свою радиоточку и слу-шал «Концерт по заявкам». Диктор объявлял, что имярек, пожертвовал несколько рублей на Красный Крест и просил исполнить какой-нибудь романс для своей девушки. Деньги шли в пользу немецкого Красного Креста. Другого в Пскове не было. Передача кончалась песней «Спи, моя радость, усни...». Выбрана она была не потому, что была подходящей песней «на сон грядущий», а потому, что принадлежала то ли Моцарту, то ли Флису, а перевод с немецкого был сделан Свириденко.

Для «Концерта по заявкам» использовались советские пластинки. Какие можно, а какие нельзя, решала немецкая пропаганда. Были и новые берлинские пластинки, напетые военнопленными, выпущенные отделом пропаганды «Винета». В июне 1943 г., вскоре после посещения Пскова генералом А.А. Власовым, радиоузел стал ставить ежедневно пластинку «Винеты» с маршем РОА «Мы идем широкими полями...», автором которого был упомянутый А.Я. Флауме, написавшем его под именем Анатолия Флорова.

Одной из главных забот Отдела пропаганды было театральное дело.

В театре имени Пушкина, который не пострадал от бомбардировки, до осени 1942 г. шли концерты как для русских, так и для немцев, но в конце года его сделали исключительно немецким солдатским театром, так же, как и кинотеатр «Пограничник», а для русских был специально построен в Саду отдыха на Pleskauer Hauptstrasse (Октябрьский проспект, до 1923 г. Сергиевская улица) деревянный барак, названный официально «Малым театром». Псковичи называли его «Русским театром».

Там в воскресенье 1 ноября 1942 г. впервые был показан какой-то немецкий фильм, а 22 декабря состоялся первый концерт. С тех пор там были эстрадные выступления местных и приезжих артистов и показ немецких фильмов. Слышал, что показывали фильм «Жид Зюс», который я видел еще в Югославии. Немецкие фильмы я не смотрел, не для того я приехал во Псков. Но русские представления старался не пропускать.

Среди приезжавших во Псков была рижская эстрадная группа под руководством Владимира Алек-сандровича Гермейера (по сцене – Герин), про которую говорилось, что она была образована в январе 1943 г. и гастролировала как во Пскове, так и в прифронтовой области. За февраль 1943 г. она дала свыше 50 выступлений как для гражданского населения, так и для русских и финских воинских частей, включая больных и раненых в полевых госпиталях.

Частым гостем Пскова был рижский кварет Гривского, который состоял из Льва Гривского, Владимира Неплюева, Ивана Гайжевского и Игнатия Разуваева. Про Гривского писали в газетах, что он погиб в 1945 г. в Германии во время налета на поезд, в котором артисты ехали на очередное выступление. Вместе с ними выступали еще три танцовщицы и один юморист-имитатор. В их программе, вероятно, по требованию немецкой пропаганды, всегда была надоевшая мне ария Германа из «Пиковой дамы», в которой были слова:

«Так бросьте же борьбу, ловите миг удачи, пусть неудачник плачет...».

Иногда в Псковском «Русском театре» выступал знаменитый народный артист РСФСР Николай Константинович Печковский (1896-1966), солист ленинградского Кировского театра, случайно оказавшийся под оккупацией. После войны он был арестован и отправлен в концлагерь.

Кроме рижан выступал и прифронтовой театр «Свежий ветерок» под руководством В. Печорина (5).

Был в Пскове и свой «Ансамбль русских добровольцев» под управлением М. Кор-сунского, который псковичи называли «Ансамблем военно-пленных». Он, конечно, состо-ял из военнопленных, вернее, из бывших военнопленных, поступивших на службу немец-кой пропаганды, и к РОА никакого отношения не имел. Этот ансамбль выступал не в советской и не в немецкой форме, а, как я потом узнал, – в американской. Трудно сказать, как немцам удалось достать новенькое американское об-мундирование, но они это как-то умудрились сделать. Дирек-тором был Ф. Дудин. Он или кто-то другой из руководителей ансамбля, как я потом узнал, был русским из Югославии, из пленных. Немцы взяли его в плен как офицера югославской армии и освободили с условием, что будет у них работать. Помню, как он удивил меня, объявив, что следующим номером будет «Белградское танго», и я услышал знакомые мне слова: «Как хороши вечерние зарницы...».

Из местных русских запомнился мне молодой красивый певец, любимец публики Игорь Александрович Зарикто. Говорили, что под его руководством был создан из мо-лодежи оркестр и танцевальный ансамбль, но я помню его как солиста, а выступлений молодежного ансамбля не помню.

Иногда в «Русском театре» появлялась красавица Хильда Алева, псковская эстонка, работавшая диктором на радиоузле и снабжавшая газету «За родину» детскими сказками или стишками, подписываясь «тетя Маня». Появлялась она всегда хорошо одетая и в сопровождении немецких офицеров. Иногда она выступала на сцене как конферансье.

Газета «За родину» и журнал «Новый путь» выходили и после эвакуации Пскова и распространялись среди своих бывших читателей, оказавшихся в Латвии. Цена газеты была по старинке указана – «50 копеек», а подписка «12 руб. в месяц», хотя в Латвии советские рубли не имели хождения. Весной 1944 г. появилась еще и новая немецко-русская газета «Russische Pressespiegel» – «Обзор русских газет». Первая и вторая страницы были немецким переводом русских статей, напечатанных на третьей и четвертой странице, причем первая русская страница с заголовком была на четвертой странице. На немецкой странице было сказано что перевод должен служить «zur Unterrichtung der Einheitsfuhrer uber den wesentlichsten Inhalt der russischen Presse» (для обучения руководителей соединений сущности содержания русской прессы пер. – РВП). Отдел пропаганды должен был делать вид, что все в порядке и что германская армия непобедима. В «Обзоре» давались заметки из газеты «За Родину», из журнала «Новый Путь» и газеты «Северное слово», которая издавалась в Эстонии тем же Отделом пропаганды «Север», но в Латвии в продажу не поступала.

Для русских в Эстонии в годы оккупации выходили газеты «Северное слово» в Таллине и «Наше время» в Печорах. Для русских в рабочих или лагерях беженцев (вернее, для эвакуированных) печатались летом 1944 г. стенгазеты «Наше время» и «Новости недели» (обе 61 х 80). Для последней был указан тираж 1500 экземпляров. У меня сохранились «Новости недели» № 3 от 15 мая 1944 г. с передовицей А. Андреева «Почетный труд» и статьей «Права русских в Германии», в которой говорилось: «Новым распоряжением германских властей урегулировано положение русских рабочих, работающих в Германии: их права расширяются и приравниваются к правам немецких и других европейских рабочих, занятых в Германии...». Это был образец немецкой лжи: в мае 1944 г. русские рабочие все еще носили значки ”OST”, ограничивавший их права. Только в августе 1944 г. вместо значков “OST” были учреждены специальные нарукавные значки для русских, украинцев и белорусов, ничем не улучшивших их правового положения. Далее в номере были статьи: «Место еврею», «Сообщения со всего света», «Обзор военных действий» и др.

В Пскове в 1943 г. я купил первые два номера журнала для младшего и среднего возраста «Наш друг». Судя по рассказу Сергея Широкова «Живой груз», во втором номере, журнал, скорее всего, выходил в Смоленске, где в то время проживал С. Широков (он же Пашин и Тропинин, а настоящее имя – Сергей Сергеевич Максимов, 1916-1967, США). Хотя в предисловии к первому номеру и было сказано, что «редакция рассчитывает на широкую помощь учителей, родителей, писателей и общественности», адрес редакции не был указан. Интересно отметить, что хотя журнал, как я предполагаю, выходил в Смоленске (Группа пропаганды «Центр»), его можно было купить и во Пскове. Смоленск был взят Красной армией в сентябре 1943 г. и это было, видимо, причиной, что вышло всего два номера.

Летом же 1944 г. вышел первый и последний номер журнала для юношества «Мир и ты». Открыл журнал, и мне сразу бросилась в глаза небольшая заметка на ранее запретную тему – «Беседа о русской земле», а на страницах 10-11 статья «Остланд». Статья была посвящена Эстонии и в ней было сказано, что «часто в Нарву приезжали русские люди из других далеких государств осмотреть исторический город и сходить на границу, поклониться русской земле, взять себе горсточку земли из-за проволоки и увезти с собою». На одном из снимков был изображен Ивангород. Про Юрьев – Дерпт сказано было, что он построен Ярославом Мудрым в начале XI века. Упомянут Вышгород, а про Ревель отмечено, что там стоит маленький домик, в котором жил Пётр Великий и дворец, который он построил для императрицы Екатерины. Статья кончается обещанием в следующем номере написать про Латвию и Литву. Но следующий номер, подозреваю, так и не вышел.

Еще одна вещь бросилась мне в глаза. Адрес редакции был написан не только русскими буквами, но и улица Бала названа по-русски: «Рига, Столбовая, 20/3». Неужели летом 1944 г. рижская почта доставляла письма, написанные по-русски? Другого адреса не было. Ни имени редактора, ни имен авторов в журнале тоже нет. Газета «За родину» выходила в Риге до тех пор, пока Отдел пропаганды не получил приказ отступать с обозом 18-й германской армии на Кенигсберг. Сухопутный путь был уже отрезан и эвакуироваться пришлось морским путем

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Д. Левицкий. Письмо от 16.04.1992 в архиве автора.

2. Псковские хроники вып. 4/2004, изд. «Стерх» Псков. «К 60-летию освобождения Пскова». Подготовлено П. Гусевым на основании информации, собранной в трехмесячный срок для секретаря Псковского обкома ВКП (б) Л.М. Антюфеева, о структуре и личном составе раз-ведывательных и контрразведывательных органов и политико-экономическом положении Пско-ва в период оккупации. С.203-243.

3. В газете «За родину», 1943 г., 28 окт., было сказано, что библиотека на Гоголевской (име-лась в виду Солодёжня, постройка XVII в.) работает уже девятый месяц. Там же было сказано, что работает и недавно открытая библиотека в Успенской церкви. Эта библиотека была в бывшей Успенской церкви, превращенной большевиками в Спецхран. Долго она не проработала. Сколько мне известно, в ноябре или декабре 1943 г. эта библиотека была вывезена в Ригу и поступила в распоряжение Еinsatzstab Rosenberg.

4. В псковской историко-краеведческой газете «Псковский хронограф», № 6, 21 июля 2001 г. в отделе «После освобождения» было напечатано секретное распоряжение начальника Серёдкинского РО НКГБ капитана госбезопасности Мальцева от 4 октября 1944 г.: «Секретарю Серёдкинского РК ВКП (б) тов. Дианову. В некоторых районах, в частности, в гор. Пскове, иногда проскальзывают случаи, и в нашем районе, за неимением бумаги отдельные руководители организаций, председатели сельсоветов и колхозов для разных служебных записок используют разные немецкие бланки, а подчас и контрреволюционные листовки, чем способствуют распространению германо-фашист-ской антисоветской агитации.<...> Прошу при очередной отправке уполномоченных в сельские советы дать наказ провести разъяснение в колхозах о снятии со стен всех изданий немецких оккупантов, ни в коем случае не применять для записок немецкие бланки и контрреволюционные листовки, предупредив их, что виновники будут наказываться. А также поставить вопрос о сдаче всякого рода книг, журналов, газет и пр. немецкого издательства в РО НКГБ»

5.«За родину».1943 .18 марта.

 

Считаю своим долгом поблагодарить соредактора рижского русского журнала «Даугава» Бориса Анатольевича Равдина и Дмитрия Александровича Левицкого за помощь при работе над этой статьей.

Р. Полчанинов