Семен Зайчик

Начало пост-технического этапа развития...

«...И это пройдёт». Что заставило царя Соломона, одного из мудрейших царей, выгравировать эти слова у себя на перстне? Видимо, в этой фразе есть нечто более, чем банальное течение времени. В частности – необходимость постоянного усилия считать любое явление исторически ограниченным, а не наступившим «отныне и навек». А среди массы такого рода соблазнов выделим четыре: демократию как форму политического устройства общества; науку как вершину рационального мышления; экономику как наиболее совершенную форму организации хозяйства; технику как двигатель прогресса.

В этой статье мы рассмотрим технику как исторически ограниченный этап развития цивилизации. Саму историческую ограниченность мы принимаем как постулат: всё, что когда-то возникло, должно со временем исчезнуть. Основные пункты нашего рассмотрения:

1. Понять целостное явление можно только из внешней по отношению к нему позиции. Понять технику – только из более обширного контекста, одной из частей которого являются основания самой техники, другой – пост-техника.

2. Для понимания смысла техники и пост-техники необходимо определить особенность данного текста. Способ рассмотрения текста «отсюда» (изнутри техни-ческого мышления) принципиально не подходит. Это значит, что текст излагается не в жанре исследования, теоретического описания, футурологического прогноза – и даже не в жанре предсказания. Отношение к тексту определяет предмет изложения. А он таков, что един-ственно подходящий для него жанр малопонятен для технического мышления. Это ближе всего к Логосу Гераклита в смысле «производящего Слова». Или художественного творчества – когда «художник вступает на им же созданную землю».

3. Причиной наступления следующего – пост-технического – этапа цивилизационного развития является не экологический кризис или антропологическая катастрофа, а недостаточная эффективность самой техники. Увеличение масштаба и интенсивности требуют замены «мотора» на «jet». Техника как базовый двигатель прогресса уже не справляется со своей функцией и должна маргинализироваться – как сельское хозяйство после промышленной революции и сама промышленность в эпоху информационных технологий.

Примечание: экологические и антропологические проблемы не будут автоматически решены ни в пост-техническом, ни в пост-пост-техническом обществе. Это было и всегда будет делом индивидуального решения, требующего риска и мужества.

4. Общий вектор эволюции техники направлен в сторону все большего «утончения» технологий. От добывающей промышленности и машиностроения – к нано- и информационным технологиям. Если информационные технологии представить как завершение технического развития, то пост-технологическое есть неэкстраполятивное, качественно новое явление. Итак – что «тоньше» («глубже») информационных технологий?

5. Тот же вектор эволюции техники можно представить в другом аспекте: увеличение степени опосредованности между действием и удовлетворением элементарной потребности. Выкопал и съел картофель – сделал скребок для выкапывания – инструмент для изготовления скребка – станок для производства инструментов – компьютер для управления станком – и т.д. Базовая деятельность отодвигается все дальше от изначальных потребностей, но по пути возникают «тоннели»: реализация базовой деятельности приводит к удовлетворению изначальных потребностей почти автоматически. Например, развитые технологии почти автоматически решают проблему сельского хозяйства.

Немного в сторону. Для экономики одним из таких тоннелей являются деньги. Но «...и это пройдет».

Куда же переносится базовая деятельность (из охоты, изготовления орудий, промышленности, «высоких технологий») теперь? Какое-то смутное предчувствие разворачивает нас в сторону «гуманитарной области». Собственно, это можно было бы принять, если бы не досадное обстоятельство: понимание «гуманитарной области» переинтерпретировано техническим стилем мышления. Весь последующий текст можно рассматривать поэтому как де-технологизацию гуманитарности.

6. «Суть техники не есть сама техника, как и суть того, что является общим для всех видов деревьев нельзя увидеть в каждом отдельном дереве», – остроумно замечал Martin Heidegger в начале прошлого века [1]. Ещё раз – суть техники сама техникой не является. И не может быть понята техническими методами, в технических терминах. Для понимания сути техники (и пост-техники) придется выйти в совершенно другую область, с техникой ничего общего не имеющей. Но это не потеря содержания, не тематический провал, а необходимое условие понимания. Точно также, как операция по лазерной корректировке зрения не имеет ничего общего с теми новыми картинами и горизонтами, которые можно после этой операции увидеть.

Ещё одно круговое движение: дальше по тексту не будет ни про технику, ни про пост-технику, а про что-то другое, обыденнным мышлением с техникой не связанное. Воспринять это можно, если усилием удержать в сознании понимательную модель:

Работая на PC в программе Word мы можем набрать на дисплее любой текст. Содержание этого текста может быть самым различным, можно даже сказать – беспредельно различным. Но в то же время – жестко ограниченным возможностями программы Word. Теперь представим, что мы хотим сделать на дисплее рисунок. И тут нам придется выйти из содержания текста и некоторое время никакого содержания на дисплее не иметь. А заняться совершенно иной деятельностью, «поперечной» к содержанию любого написанного в Word'e текста: инсталляцией графической программы, например – Photoshop. И пока инсталляция не завершена, никакого текста на дисплее быть не может. И никакими «содержательными» средствами нельзя перейти к рисунку.

По аналогии с PC проиллюстрируем смысл пост-техники. Для этого представим себе человеческое сознание как компьютер. Все, что может быть представлено как сознательная деятельность (прежде всего техника как наиболее рациональная ее часть), соответствует тексту на дисплее в том же Word'e. Теперь наиболее важное: представим себе все механизмы и программы – от снабжения электричеством до Word'a – которые делают возможным существование на экране фразы, например, «С добрым утром». Всю иерархию этих механизмов – трансформаторов, предохранителей, вентиляторов, микрочипов – и всю иерархию программ от двоичного кода машинных команд до Microsoft Office. Вся эта иерархическая структура должна работать, чтобы обеспечить написание элементарной фразы.

Точно также и в нашем сознании. Мозг и высшая нервная деятельность и до-осознаваемая работа сознания аналогичны Hardware, психологические и социальные рефлексы, их констелляции и индивидуальный опыт – Software. Простейшее действие есть продукт функционирования множества «органов» сознания. Эти органы есть средства осознания. Сами они не могут быть осознаны (как мы не можем видеть собственный глаз), но они «производят» осознание. И все осознаваемое как их продукт целиком ограничено конструкцией этих «органов». Кажущаяся безграничной возможность представления (как любого текста на дисплее) жестко задана неосознаваемыми «органами» сознания. Пост-техника и есть работа с этими «органами» сознания. То есть не создание нового, сколь угодно улучшенного текста на экране, а операция по изменению hard- и software: CorelDraw, Flash и т.д. В результате получаем принципиально новые возможности. Пост-техника не усовершенствует технологии. Она, как измененное зрение, открывает миры – как была открыта Вселенная, электричество, микромир, бессознательное, экономика. Работа с органами сознания беспредметна. Мы не имеем дело ни с какими предметными содержаниями, ни с какими технологиями. Разумеется, эта работа совершенно другая, чем работа с событиями и предметами внешнего мира; пост-техника означает другой тип рациональности.

Некоторым образом пост-технику можно сравнить с появлением земледелия. Если ранее человек пользовался существующими плодами, их искал, собирал, хранил, то потом главный акцент деятельности переместился на почву как на производящую основу, Natura Naturata. Также и пост-техника переносит акцент с предметной деятельности (а также с деятельности с понятиями и представлениями как с идеальными заместителями предметов) на деятельность порождающих эти предметы (и их заместители) органов.

Промежуточный итог: смысл пост-технической деятельности состоит в перенесении акцента на деятельность «органов» сознания, производящих наши рациональные представления и нашу практику. Эта деятельность «поперечна» по отношению к рациональной практике и технике, «пуста» по отношению к практическому содержанию. Она не имеет ничего общего с порождаемыми логическим рефлексивным мышлением представлениями или производимыми предметами. Эта деятельность обеспечивает качественно другой мас-штаб деятельности и одновременно означает качественное изменение самого сознания.

Теперь, помня о «поперечном» по отношения к технике и предметному мышлению типу деятельности, опишем этот тип более подробно.

I. Онтология технического сознания: первое приближение

Техническая рациональность, иногда понимаемая как западно-европейский тип рационализма, сформирован на базе нескольких противоположных антиномий: субъект – объект, мышление – деятельность, сознание – реальность... Эти антиномии часто универсализируются и представляются как условия любого мышления вообще. Описав, даже весьма грубо и приблизительно, возникновение этих представлений, можно, «вывернув глаза души», попытаться увидеть производящие эти представления органы сознания. Что одновременно означает изменить их и тем самым увидеть нечто новое. Именно такую работу имел в виду суфий Ибн-Бадж (около 1090–1138), когда говорил «зрение станет светом».

1. Само возникновение сознания связано с разделением первой смутной субъективности («я») и внешнего мира. В основе этого разделения лежит дифференциация процессов сознания: из общего потока состояний стали выделяться некоторые стандартные, устойчивые состояния. Именно устойчивый, повторяющийся характер позволил поставить в соответствие этим состояниям определенные образы, звуки, движения. Таким образом эти состояния смогли быть экстериоризированы, сделаться доступными для «переживания».

Первая линия демаркации разделяет состояния сознания именно по степени их устойчивости: стабильно воспроизводимые состояния «сплавились» с порождающим их внешним источником, отождествились с ним. Так возникли вещи и явления, а их совокупность стала «внешним миром». Основу субъективности составили те состояния, которые не могут знаковым образом быть отделены от своего носителя, тем самым не могут стать объектами.

Здесь надо отметить два момента, важных для дальнейшего движения.

Первый. В ходе жизни сознания граница между устойчивыми, отделяемыми состояниями (теми, которые обозначаются через предметные референты и сливаются с последними) и неотделяемыми состояниями, которые не экстериоризированы и переживаются только как внутренние, собственно сознательные – эта граница постоянно изменяется. Причем как за счет появления новых состояний, так и за счет изменения соотношения «отделенных» и «внутренних» состояний.

Второй. Каждое изменение этой границы меняет одновременно оба этих типа состояний. Так, сама субъективность, может быть понята только предметно (позже «логически», «технически»). Иначе говоря, «я» понимается по образу предметов внешнего мира; точнее, «я» есть та часть внутренних сознательных процессов, которая может быть «схвачена» (begreifen) и отображена возможностями экстериоризированной части сознания. То есть: осознаваемое «я» есть отражение одной части сознания в другой, как в монаде Лейбница [2]. Соответственно, в таком отражении мы имеем больше от отражающего, чем от отражаемого предмета. Как говорил Спиноза: «Когда Павел говорит про Петра, мы больше узнаем про Павла, чем про Петра».

2. Закрепленные на внешних носителях воспроизводимые состояния сознания «обратным ходом» стабилизируются еще больше. Теперь уже вещь (внешний носитель) стимулирует воспроизводство этих состояний. Связь состояния и внешнего носителя имплицируется (перестает быть осознаваемой) и превращается в нераздельный континуум «вещь – состояние сознания». Совокупность этих состояний образует внешний мир. Границей этого мира (как отделяемых состояний сознания) является собственное «я» (неотделяемые состояния сознания), оно ограничивает наш мир со всех сторон: и в глубину, и в ширину. Причем эта граница очерчивает не только внешний, физический мир. Она пролегает внутри каждого акта познания, каждого акта мысли. В эту границу мы упираемся, когда говорим о ненаблюдаемости электрона, статистическом характере явлений микромира, начале Вселенной, смысле времени, конструкции творческого акта, основе мысли. В определенном смысле можно утверждать что вещи, объекты есть заместители процессов сознания. Такое замещение в процессе эволюции имело свои плюсы: стало возможным оперирование обозначениями состояний, не меняя при этом сами состояния. Это, собственно, и стало основой современного рационального (позже – понятийного) мышления. Операции образами (словами) есть операции с образными (вербальными) копиями состояний сознания. Увеличивается скорость и объем этих операций, создается возможность абстрагирования и экстраполяции, т.е. переноса на другие явления или объекты.

Характерным для рационального мышления явля-ется отсутствие эмоциональной окраски, переживаний. Состояния сознания не меняются, производится только определенная комбинаторика обозначений, этикеток (разумеется, работа на «табло» вербальных копий есть тоже состояния сознания, но какая-то производная от базовых). Эволюция рационального мышления хорошо видна в этнографических исследованиях. Так, Л. Леви-Брюль описывал, что у «примитивных» народов нет эмоционально нейтральных представлений, каждое представления эмоционально нагружено [5].

3. Появление знаний – и мышления как правил опери-рования понятиями – есть вторая производная (после отделения «я» и внешнего мира) развития сознания. Вещи и явления можно считать первой абстракцией сознательных процессов... в определенном смысле. «Чистые состояния» такая же абстракция, как и «чистые объекты». Далее будет показано, почему эта чистая природа, как и любое начало, никогда (совсем никогда) в принципе не могут быть достигнуты. Этот пассаж необходим для остановки спекуляций об односторонних абстракциях, взаимообусловленности, первоисточнике, идеализме – реализме и т.д. Будда и Конфуций хранили в подобных ситуациях благородное молчание, я ограничусь данным замечанием и буду далее на эту тему тоже (конечно, не так благородно) молчать. ...продолжаю, мышление позволяет замещать реальные операции с предметами (логика иногда определяется как искусство описания результатов движения, оставаясь при этом на месте). Но возможность антиципации с помощью мышления есть только одна сторона. «Замещающая» функция понятий безусловна, она же и единственная для рационального (объективного) мышления. Мы же коротко отметим и другую: обратное влияние понятий на сознательные процессы, изменение границы «я» - мир, также как и границы между неосознаваемым и осознаваемым.

Представления и понятия как заместители предметов и явлений внешнего мира имеют четко выраженный инструментальный характер. Понятия как вербальные копии состояний играют роль счетных палочек для самих состояний. Вещь безусловно полезная, даже необходимая на определенном этапе. Но далее (изменение границы, интериоризация) они не только не нужны, но даже мешают. Это и есть конец технического этапа цивилизации (о машинах и механизмах позже) и переход к пост-техническому. Здесь исчезает «замещающая» функция рационального мышления и технических операций, но сохраняется «поддерживающая». Точнее, переносятся акценты. Техника, в том числе и рациональное мышление, или наоборот – рациональное мышление, в том числе и техника – используются не ради «внешнего» результата, а как инструменты для работы с состояниями сознания. А в ответ на такую заботу сознание, natura naturata, выдаст обильный урожай, как заботливо обработанная и унавоженная почва.

4. Идея «беспредметного» мышления – или отсутствия мышления как продуктивной деятельности сознания не является особо оригинальной. Она достаточно отработана, например в христианстве, как ответ на вопрос «обладает ли Бог мышлением?». Что означает аристотелевское «бог мыслит сам себя?»; библейское «Слово было о Боге и Слово было Бог»? Понимая Бога как воплощенную полноту, становится очевидно, что мышления в инструментальной функции, т.е. как рационального дискурса по направлению к истине, у Бога быть не может. Поскольку сама истина не может быть внешним регулятивом по отношению к Богу. Удержание стремления к этому идеалу лежит в основе пост-технической рациональности.

Идею Бога в контексте пост-технического развития можно представить в виде переживания (интенции) границы неосознаваемого, как чего-то, что порождает осознавание. Бог становится порождающей основой, которая сама никогда и никак не может быть определена. Это же относится к Бытию Парменида, Дао, Брахману, Будде. То есть: граница между осознаваемыми (стандартными и отделяемыми) и порождающими их не-осознаваемыми состояниями сознания.

Бог Ветхого Завета был первым усилием героического избавления от предметных «костылей» для сознания, первым опытом пост-рационального мышления. Брахман, Дао и Будда есть уже опыт избавления не только от предметных, но и от понятийных опор. Это настоящий духовный подвиг – попытка выхода из человеческой (сиюминутной, «плотской») размерности. Но держать это усилие нелегко. Кто-то создает как предметную опору Золотого Тельца, кто-то довольствуется исполнением ритуалов, кто-то убегает в абстрактное мышление (оперирование этикетками). Плотин говорил по этому поводу: «Мысль, не в силах держаться в теории, сползает в практику». «Человеческое, слишком человеческое», - сетовал за ним Ницше.

5. Рациональная мысль практически до Нового Времени формировалась в рамках религиозного мышления. В рационализм Нового Времени религиозное мышление вошло через активно-религиозную позицию создателей науки – Ньютона, Лейбница, Галилея, Паскаля. Достаточно вспомнить утверждение Декарта о том, что атеист не может быть математиком. Известно также стремление к религии отцов современной физики – Эйнштейна и Н. Бора.

Для наших целей выделим две составляющих религиозного мышления, выделившихся из некоторого синкретического единства.

Первое – все те формы, которые направлены на порождение состояния, догматически обозначаемые как стремление к Богу (Постижение, Единство, Взывание). В рациональных терминах это можно обозначить как стремление к Истине, постижение Бытия, дохождения до сути. Основу этих состояний составляет «собранное» постоянное усилие – усилие трансцендирования мысли за свои пределы (или, что то же самое, к своим основаниям).

Вторая составляющая – те формы, которые призваны поддерживать это усилие, создавать для него опоры, «инфраструктуру». Назовем первые «порождающими», вторые «поддерживающими» формами.

6. Очевидно, что различие между порождающими и поддерживающими формами изменяется как исторически, так и в пределах одного события. То есть само содержание явления не приводит автоматически к порождению нового; часто нечто, начавшись со стремления к новому состоянию, позже выпадает в ритуал. Различие состоит в применении и удержании усилия. Это и разделяет два вида всех форм культуры.

Наскальные рисунки и погребальные церемонии, обряды инициации и брака, молитвы, посвящения и причащения – могут быть актом стремления, а могут быть и пустой формой. Посещение собора может быть данью традиции, а может произойти и то, что описывал В. Гюго: «Собор не есть изображение чего-то, существующего вне его. Собор есть конструкция, очутившись в которой, у человека порождаются какие-то особые состояния, не возникающие в обыденной жизни. Собор есть конструкция для порождения этих состояний».

Произведения искусства могут быть предметом интереса и эстетического наслаждения. Но «...гармонию, пути которой сродни круговращениям души, Музы даровали каждому рассудительному своему почитателю не для бессмысленного удовольствия – хотя в нем только и видят нынче толк, – но как средство против разлада в круговращении души, долженствующее привести её к строю и согласованности с самой собой».

До Франциска Ассизского миллионы людей знали Евангелие, но он был один из немногих, кто пережил слова Евангелия как приказ, обращенный к нему лично.

Культура есть совокупность форм, поддерживающих собственно человеческое состояние. То есть не природное, а ту его часть, которая отделяет человека от животного. Природе свойственны распадение и хаос. Человек – это микрокосм, и ему необходимы инструменты, поддерживающие порядок (Космос). Вся культура и есть совокупность инструментов для поддержания этого порядка, человечности, которой не на чем держаться в естественном мире. «Не хлебом единым жив человек», – говорил Иисус. Питаются также и животные, но они не являются микрокосмом, не обладают «порядком». А жизнь питается порядком говорил Э. Шредингер (1887-1961) [4]. Ритуалы, обряды, мораль – все, что кажется избыточным по отношению к утилитарным целям, есть средства удержания этого порядка. Такими средствами в Древнем Египте были пирамиды. Сейчас – т.н. «массовая культура» – кино- и телепроизводство, профессиональный спорт, поп-музыка. При этом соотношение «рациональных» и «нерациональных» затрат в истории, видимо, не изменяется.

7. Само рациональное мышление с логическими и рефлексивными формами также можно рассматривать как «поддерживающие» формы для состояний сознания. Современное мышление «обратным ходом» до-определяется тем предметным миром, где оно реализуется – миром техники. Это значит, что мышление само «технологизируется». Оно разворачивается от постулатов по схемам логического оперирования в направлении рационально понимаемой цели.

Главное изменение, которое можно назвать пост-техническим сдвигом, состоит в следующем. Достижение рационально понимаемой цели (а цель как предвосхищение в мышлении результата деятельности – это всегда «вынесенная» в будущее часть нашего прошлого) становится эпифеноменом, вторичным условием. Основной акцент переносится на то, что было побочным явлением для технической рациональности: изменение мыслительных возможностей в процессе достижения цели. Это изменение возможно только при изменении «конструкции» сознания – как изменение зрения при изменении конструкции глаза, свойств компьютера – при инсталляции новой программы. Опять же: выход на базовые, «порождающие» состояния сознания. Они открывают «глаза души» и впускают в мир (сначала – в «мой мир», потом, когда это примется и остальными – просто в мир) новые измерения. Итак: оперирование понятиями, рациональный дискурс как создание «конструктов» в пост-технике меняет вектор в сторону интериоризации. Конечная цель – это выход в «порождающие состояния» сознания, а не создание понятийной картины мира с последующим преобразованием «реального» мира по образцу этой картины. При мышлении, направленном на внешние объекты, изменения «порождающих состояний» достигается лишь косвенным образом. Соответственна и эффективность: как эффективность собирательства по сравнению с сельским хозяйством.

8. В западно-европейском рационализме есть свои разработанные методы выхода к этим состояниям сознания. Одним из таких методов можно считать диалектику в смысле Гераклита. Это вовсе не описание явления через его противоположные свойства. Диалектика вообще не предполагает никакого содержательного описания – именно поэтому Гераклит получил прозвище «Темный». Метод диалектики состоял в том, чтобы напряженно держать мышление, «растянутое» между несовместимыми противоположностями. И в этом напряженном держании может возникнуть порождающее состояние сознания. Позже Сократ проделывал это «майевтической» (порождающей) процедурой специально организованных вопросов. Зенон через формулирование «предельных состояний», которые останавливают экстраполирующее движение мысли и вызывают то же «напряженное держание», чреватое порождением новой мысли. И не случайно учитель сурово одернул Антисфена, который после изложения апории о невозможности движения просто встал и прошелся. Он не произвел «напряженного держания», лишил тем самым себя и других возможность понять что-то новое и остался тем самым в границах словесной эквилибристики. Здесь можно было бы упомянуть и Дионисия Ареопагита с апофатическим методом, но не знаю, насколько его можно вписать в рационалистическую традицию.

Схоластические диспуты с вопросами типа «может ли Бог сделать камень, который не сдвинет сам?» – проходили уже в другой мыслительной ориентации и имели целью как раз построение понятийной («этикеточной») картины.

Декарт с процедурой радикального сомнения, антиномии Канта, феноменологическая редукция Гуссерля и современный постструктурализм – здесь разделение деятельности, направленной на создание внешних описательных конструкций и деятельности по выходу к «порождающим состояниям» может быть различным в зависимости от установок интерпретатора. По личным предпочтениям Декарт и Гуссерль кажутся мне ближе к деятельности, ориентированной на работу с сознанием.

9. «Порождающие состояния» сознания содержательно абсолютно пусты – вспомним аналогию: пока идет операция по улучшению зрения, мы ничего не видим; пока мы меняем процессор, на дисплее нет никакого изображения. Также пусто ветхозаветное понимание Бога, пуста природа Будды, Дао, состояние Нирваны (этимол. «ni» – частица отрицания, «rw-, wr-» санскр. корни, обозначающие вращение, вихрь, wirbeln, revolve – остановка вращения мысли). Эффективность этого состояния понятна: «молчание в центре циклона», «ничего не делая, Дао ничего не оставляет не сделанным» [5], - порождение мира Богом, нового, а не экстраполированного старого – человеком.

И здесь возникает ситуация, выраженная даосской мудростью «знающий не говорит, говорящий не знает» [6]. Имеется в виду вовсе не то, что не-знающим нечего сказать (это всегда наоборот), а знающие о своем хитро помалкивают, держа кукиш в кармане. «Не говорят» - из-за той простоты, которую нельзя ухватить и выразить определением, как нельзя увидеть собственный глаз. Описывать переживание тоже не имеет смысла: во-первых, из-за его уникальности. Во-вторых, педагогически нельзя давать возможность имитировать такое переживание – как софисты имитировали знание.

Соответственно, нет никакого смысла описывать мышление в его «полном» цикле: от создания «ментального собора» в духе Гюго (мыслительной конструкции, которая обеспечивает выход на «порождающие состояния»), переживание новой структуры сознания и описание новой реальности, увиденной новыми «органами сознания», «глазами души».

Бессмысленность выхода «понятийного» рационализма за свои пределы достаточно хорошо показал Кант в своих «Критиках». И попытки описать новую рациональность как «мышление без логических законов и рефлексии» напоминает попытку пройти через стену, на которой нарисована дверь. Впечатление от «расширения сознания» и последующего расширения горизонтов мира, описываемое в культуру как единство с Бытием, мирозданием, встреча с Богом, Вечностью – будут описаны такими рационалистами как ощущение шишки на лбу.

II. Технические основания представления мира

Историю техники можно начать обратной экстраполяцией с возникновения самого человека. Но более перспективным представляется выделение некоторых качественных этапов; начальные из них техникой не являются, но закладывают ее фундамент.

1. Первая предпосылка возникновения техники - выделение в сознании человека (или: выделение в сознании и тем самым возникновением человека) внешнего мира и «я». Мир разделился тем самым на субъект, активно действующий на мир, и на внешний мир, испытывающий это воздействие. Однако действие на мир не было техническим. Дело в том, что практически все предметы внешнего мира для первобытного человека были одухотворены, обладали собственной душой и были в сложном взаимодействии с человеком, духами предков и друг с другом. Эти отношения предопределяли все возможные действия человека; изменить эту систему регламентаций было невозможно. Современный человек не может себе представить, что его дальний предок даже при реальной угрозе голодной смерти не использовал доступные источники пищи – например, мясо тотемическиго животного, покровителя рода. По этой же причине (нарушение взаимоотношения с духами) были ранее запрещены некоторые виды охоты, рыбной ловли и земледелия. Мысль об этом не то чтобы упиралась в какой-либо запрет. Эта мысль просто не вырабатывалась теми «органами сознания». Это были «слепые пятна» в том пространстве мышления. «Повелительная предассоциация» [7] направляла мысль только в определенные формы.

2. Процесс изменения деятельности и процесс изменения представлений об устройстве мира не просто обуславливали друг друга. Это есть две стороны одного процесса изменения сознания, одним из следствий которого было (отнюдь не снятие запретов) открытие возможностей новых видов деятельности. В картине мира это выражалось в создании иерархии духов, переходе от магии к религии. Возникновение богов с четкими функциями выделяло и сферы активности для человека (или – наоборот, это не имеет значения). Богов было меньше, с ними легче было договориться. Кроме того, в отличие от духов, боги были более «отстранены» от вещей и природных явлений, освобождали пространство для свободной утилитарной деятельности.

«Такой силы, такой власти своей над всем существующим и над самим собой человек не чувствовал ни в античности, ни в Средние века. Только в эпоху Возрождения он осознает себя творцом, "свободным и славным мастером", только в эту эпоху он ощутил себя ничем не ограниченным – ни природой, которая была божественным началом у греков, ни Богом христианской религии, отменившим божественность природы, а теперь постепенно терявшим власть и над человеком» [8]. Этимологически происхождение слова «техника» связывается с индогерманским корнем, означающем «плести», – соединять доски при строительстве дома [9]. Понятие техники относилось тогда к плотницкой деятельности и совпадало с переходом к оседлой деятельности. Быть оседлым – означает прежде всего изменение типа активности: не пользоваться готовыми природными дарами, а способствовать их появлению. Техника обеспечила это изменение, связанное прежде всего со строительством, земледелием и изготовлением первых технических устройств: плавильных печей, гончарного круга и т. д.

Изменение роли богов выражалось в десакра-лизации природы, высвобождении «профанной» части мира, доступной для человеческой деятельности (и наоборот). Так, плотины, которые защищали земли от разлива Нила в древнем Египте, стали использовать только тогда, когда сам разлив Нила стали рассматривать как природное явление («профанно»), а не как проявление гнева богов.

Десакрализация природы, освобождение ее для применения человеческой активности в Европе длилось по крайней мере до позднего средневековья. И уже Фрэнсис Бэкон (1561– 1626) говорил о необходимости «пытать» (inquisitore) тело природы. До этого сама возможность технической деятельности была просто «закрыта». Ничем другим нельзя объяснить многочисленные свидетельства (с нашей точки зрения – «противоречия») о нереализованности уже созданных технических устройств для «практического применения». Например, в Александрии уже в третьем веке до н. э. Ктесибиос сконструировал зубчатую передачу, аппараты, использующие давление сжатого пара, гидравлические цилиндры. Потом – пауза длиной почти в XX веков. В средневековом Китае компас использовался для ориентации могил, а порох – для фейерверков, отпугивающих злых духов. И совсем пропали для тогдашней практической жизни астрономические и математические знания древнего Вавилона, индейцев центральной Америки; туда же – система двоичного исчисления в древнем Китае и математические исследования Индии доведического периода.

Маленький, но убедительный тест на понимание всего вышеизложенного. Также, как для древних людей некоторые виды деятельности просто не существовали (почему бы не перейти к обработке почвы на несколько тысяч лет раньше?), так и для современных людей с полной убежденностью в рациональной прозрачности мира существуют такие же «слепые пятна» сознания. Если вы сможете открыть новые виды деятельности – значит, текст понят. По крайней мере, текст выполнил свою задачу. (Пост-технику не считать, я ее уже открыл).

Завершение процесса десакрализации мира, связанной с монотеизмом, не просто создало «прозрачную» для интеллекта картину мира. Этот мир стал также полностью открыт для действия. И даже не просто открыт, но предуготован для человеческой деятельности. Интеллектуальная прозрачность мира (физически выраженная абсолютным пространством и временем Ньютона) есть внешнее выражение прозрачности внутреннего пространства самой мысли. То есть, неявно предполагается, что возникновение, разворачивание и направление самой мысли полностью контролируется самим субъектом, есть следствие его рациональных намерений. Основания для неограниченной активности человека происходят из полагания произвольности рациональных намерений; человек может пожелать все, что захочет, поставить любую цель. Или – обо всем спросить. Манифестировано это было Галилеем в «Диалогах», где прозвучала мысль, что человеческий интеллект отличается от божественного лишь по степени, по экстенсивности, а не качественно, по интенсивности [10].

Человек через это стал приобщен к акту творения мира – как сказано в Библии по другому поводу: «безрассудно надмеваясь плотским своим умом» [11]. Со временем становилось понятно, что десакрализация, прозрачность мира для рационального мышления означала, скорее, «пересакрализацию». Не только вытеснение духов за границы осознаваемого – в точку сингулярности при понимании рождения вселенной, в «свободу воли» электрона или в антиномии у Канта. Наибольшие открытия ожидают нас тогда, когда мы поймем, что современная рациональная ясность в отношении известных нам предметов станет для потомков совершенно мистическим предрассудком. Например, наши представления о Солнце как о термоядерном реакторе будут казаться такими же мистическими, как представления древних египтян о светильнике который перевозит по небесной реке бог Ра. Будет именно так – а не «углубление, уточнение наших сегодняшних знаний».

3. Полная рациональная прозрачность пространства мысли привела к представлению о рациональной прозрачности мира; неявное представление о произвольности мышления – к представлению о произвольности намерений и целей. В прозрачном мире нет незнаемого, иного – есть только известное, которое надо уточнить. Точно также прозрачный для рациональной мысли мир ничем не ограничивает нашу активность. Это, как сказал бы Гегель, «мир-для-нас». Преобразование мира мы полагаем не только как возможность, ограниченную только нашим произвольным решением, но как бы своей органичной особенностью. Органичной в силу нашего единства с этим миром (по Галилею – причастность нашего интеллекта к божественному).

На базе таких установок и появились первые машины и механизмы. Машина есть воплощение идеи прозрачности: созданная по полностью осознаваемой схеме, она понятна в каждом своем элементе и в каждой операции; прослеживая устройство и функционирование машины, человек нигде не встречается с неизвестным. Не случайно «обратным ходом» мышление стало ассоциироваться с технологией по производству знаний, идей.

Второй характерной чертой машины является самостоятельность ее функционирования. Будучи построенной, машина в пределах своих возможностей работает сама, без человеческого участия. В мышлении это соответствует «автоматическому» разворачиванию по логическим правилам некоторого содержания, основанного на постулатах.

Наконец, третьей особенностью машины является «усиление» человеческих возможностей, связанное с использованием «естественных», природных сил – от рычага и лошадиной тяги до атомной энергии. При этом сам характер технических приспособлений менялся в зависимости от того, какие именно человеческие возможности должны были быть усилены, мультиплицированы. Первые приспособления – инструменты и рычаги – являлись, фактически, непосредственным продолжением механических свойств человека. В дальнейшем, когда человек все более осознавал себя как разумное существо, стали появляться аппараты, обслуживающие «разумные» способности человека – от часов и механических весов до радиотелескопов и компьютеров. Соответственно можно наметить два направления развития технических устройств. Первое направление составляют те приборы, которые обеспечивают интеллектуальную деятельность; первыми осознанными попытками в этой области были, вероятно, календари древнего Египта и Вавилона, в западно-европейской культуре качественный этап составили аппараты Раймонда Луллия. Обеспечение интеллектуальной деятельности с помощью техники можно представить как вектор, направленный «внутрь» – на усиление мыслительных способностей человека, а не на изменение внешнего мира. Второе направление развития техники связано с усовершенствованием тех машин и аппаратов, чье действие направлено «наружу», на внешний мир. Здесь интересно следующее обстоятельство: чем более «тонким» (интеллектоемким) является техническое устройство, тем большее количество энергии оно может произвести (энергию в первоначальном значении этого слова, как реализованное действие в отличие от потенции как чего-то существующего только в возможности). Представим себе эволюционный ряд: механический рычаг – паровой двигатель – атомная электростанция...

Завершение этого эволюционного ряда можно представить себе через метафору (для технократов) Бога. Бог как совершенная полнота не предполагает никакой энергии, поскольку Его мысль есть одновременно и реализация содержания этой мысли. То есть мысль в процессе эволюции переходит все более от потенции к энергии, или – порождает энергию все менее опосредовано. Для мышления, порожденного механическим типом деятельности, это может показаться невероятным. Для поколения, выросшего на идеях квантовой физики – не совсем. Возникновение элементарных частиц из вакуума, квантово-механический момент, колебания около точки сингулярности и т.д. Даже самые убежденные натуралисты должны признать, что окружающий нас мир, «железобетонный» в своей устойчивости и независимости от нашего сознания предметов основан на таких фикциях (Nichtigkeiten), как кварки, фазовые переходы и та же неустойчивая сингулярность.

III. Онтология сознания: второе приближение

Представим себе сознание как организм, который продуцирует мысль. Этот организм можно уподобить самому человеку: здесь «производство» мыслей обеспечивается целой иерархией органов от механических, вроде системы кровоснабжения, «электропроводки» и транспорта продуктов внутренней секреции, – до тончайших психологических и социальных отношений, регулирующих наше мышление.

В этой части статьи я постараюсь показать, чем пост-техническое понимание сознания отличается от «технического», как это изменяет представление о самом мышлении и о технике как материализации мышления. Образно говоря, мы представляем себе организацию сознания в терминах физики Ньютона (с понятиями абсолютно «прозрачного» пространства и времени, наличия бесплотного «внешнего наблюдателя», независимости существования предметов в зависимости от наличия знания о них и т. д.).

Сознание, организованное пост-техническим образом, более адекватно может быть представлено в терминах физики Эйнштейна – но также с привлечением элементов из психологии и социологии. Для тех, чей рационализм не ограничен научной формой, также с привлечением опыта религии и искусства. Речь здесь идет не об абстрактно-теоретических рассуждениях, а о самой практике, точнее – об основе нашего обыденного практического мышления: чем оно регулируется, что обуславливает процессы полагания, критерии оценок.

Итак, основными регулятивами технического мышления, имплицитно определяющими его содержание, являются следующие:

1. Представление о самом субъекте наблюдения (о том, кто исследует, изучает мир, сознание или свое собственное «я») и действия. Неявно, но очень жестко этот субъект задан несколькими постулатами:

– Он однозначно отделен от «внешнего мира», от объекта.

– Субъект является «точечным» – не занимает объема в пространстве мышления (как математическая точка). Субъект лишен также собственного «тела», не обладает структурой.

– Сам факт существования субъекта не «возмущает» внешний мир; последний вне (до) субъекта абсолютно такой же, как и при (после) субъекте. Сознание пассивно отражает пред-заданную реальность. Пассивно в том смысле, что факт отражения (знания) на эту реальность не влияет.

– Акт наблюдения и появление знания о мире не изменяет этот мир; наличие знаний об объекте не изменяет этот объект.

– «Я» прозрачно для самого себя; цели и механизмы их достижения полностью рационально контролируются и произвольно формируются самим субъектом.

– Наличие знаний о внешнем мире и о себе самом не изменяет также и самого субъекта. То есть «знающий» субъект остается тем же; знания о внешнем мире и о нем самом не меняют его идентичности, identity. Некоторая определяющая внутренняя сущность всегда остается неизменной. (Поэтому и кажется мистической фраза «умереть для мира и возродится в Боге» - для тех, кто не узнал Его).

– Познание мира, приобретение и усвоение знания есть чисто рациональный процесс, который ограничивается только интеллектуальными операциями мышления; «объективное» («истинное») познание возможно только в абстрактно-понятийной форме.

2. Представление об окружающем мире (объектах) является экстериоризацией представлений о «Я», то есть об организации собственного мышления.

«Внешний мир» однозначно отделен от субъекта. Сам субъект не является частью мира (объекта), который субъект наблюдает.

– Внешний мир предзадан, он существует независимо от субъекта и только разворачивается в сознании субъекта в виде образов, символов или понятий.

– Внешний мир и его образы не меняются под влиянием акта наблюдения и в зависимости от наличия знания о них.

– Внешний мир «прозрачен»: он доступен полному и окончательному постижению где-то в асимптотической дали познания. Принципиально не существует объектов и явлений, не доступных для познания и понимания.–

Внешний мир является «пустым» в том смысле, что рациональное познание может обнаружить в нем любые объекты – и ставить по отношению к нему любые вопросы.

Сознание, реализующее пост-техническую рациональность, определяется другими базовыми установками.

1. Сознание обладает собственным «телом» – иерархической структурой, со сложным типом функционирования. Осознаваемые представления – как о внешнем мире, так и о «я» («содержимое на экране дисплея») являются продуктом работы этого тела. Принципиально неосознаваемыми, следовательно, являются сознательные события двух видов:

а) те, что составляют собственную жизнь «органов» сознания, и продуктом которых являются осознаваемые представления. Мы не можем их осознать также, как и увидеть собственных глаз.

б) те, которые недоступны в силу «конструкции» этих органов, находятся за пределами размерности или диапазона восприятия. Так же, как мы не можем видеть в частотах, находящихся за пределами видимой части спектра.

Собственное строение сознания есть одновременно моделирование внешнего мира.

То, что может быть осознано, явлено – задается конкретным строением «органов» сознания. То есть - внешний мир не является «пустым» в развернутой перед нами дали, а структурирован конструкцией сознания. И явиться, осознаться может только то, что укладывается в эти модели или проработано ими. Устройство сознания пред-задает содержание явлений мира, которые могут нам явиться. Существуют модели явлений и модели фактов, и то, что не укладывается в эти модели, на может быть для нас явлено, не может стать существующим. Недаром говорил Протагор: «Человек – мера всех вещей: существующих, как они существуют и несуществующих, как они не существуют». Значит, что по отношению к той части мира, для явления которой у нас нет моделей, мы даже не можем задать вопрос, мы можем лишь обозначать ее, добавляя специальный знак «нечто еще» к тому, что понимаем как «существующее».

2. Наличие сложно устроенного «тела» сознания означает, что субъект сам является компонентом мира, который он изучает. Точнее – сознание субъекта (не только тело) является частью мира. Следовательно, акт наблюдения является событием, изменяющим не только субъекта, но и изучаемый объект (принцип ненаблюдаемости у элементарных частиц). Знания как изменение сознания также изменяют внешний мир – здесь понимание возможно по аналогии с психологией и социологией (где «объект» обладает собственным сознанием).

Более того, акт наблюдения, познания является одновременно и актом формирования мира. Мир это всегда только то, что мы осознаем как мир. Его объективность говорит только то, что осознание его одинаково у всех остальных человеческих существ и устойчиво при определенных воздействиях. Но изменение органов сознания (как операция на глазе) меняет мир, порождая в нем новые объекты (мы больше видим). Здесь важно понять изменение акцентов: «техническое» понимание предполагает, что мы просто видит то, чего не видели раньше, но что реально существовало в предзаданном мире. Это следствие импликации позиции «внешнего наблюдателя», когда мы «извне» видим мир и себя в мире... но чем? И откуда?

Пост-техническая рациональность предполагает, что акт познания «втягивает» объекты из небытия в бытие, из несуществования – в существование. То есть – волевой и рисковый акт изменения «органов» сознания изменяет мир. Сознание становится порождающей силой. Помним при этом, что твердый пред-заданный мир есть иллюзия, мир всегда есть данность моему сознанию и – в большей или меньшей степени – другим (например, как вращение Солнца вокруг Земли). «Органы» сознания, следовательно, являются конструктивными по отношению к миру, а не только познающими или измеряющими. В традиции М. Мамардашвили будем называть их далее «конструктивными органами сознания» (КОС) [12].

3. Сознание как совокупность органов осознавания и «обеспечивающих» механизмов в то же время является и экраном для осознавания. Первое направление экранирования – все те процессы, которые обеспечивают само функционирование КОС; все то, что внутри сознания, но не как осознаваемое, а как то что обеспечивает осознание. Какая-то часть мира упаковалась и навсегда заперта за этим экраном, и как существа, способные к сознаванию, этой частью сознания мы жертвуем за возможность осознать все остальное. Второе направление экранирования – все содержание, для которого нет моделей осознания, эта часть мира просто не может быть явлена. Иногда такое содержание может «присутствовать» – как, например, электричество для древних людей. Но без соответствующих органов осознания (внешне выраженных в понятии электричества) оно не существовало; а явления из этой области – притяжение к натертому янтарю, разряд молнии – понимался совершенно другим образом.

КОС разрушают рациональную прозрачность мира. Например, ни в каком опыте и никогда мы не сможем узнать, какие электрохимические процессы обеспечивают появление мысли – именно той мысли, которая является их порождением (ненаблюдаемость в широком смысле). Также, наверное, как никогда не сможем узнать, как выглядит электрон до акта его наблюдения: именно тот конкретный электрон, который мы возмущаем событием наблюдения.

Ограничение рациональной прозрачности мира, экранирование сознанием наших познавательных возможностей относится как к познанию внешнего мира (сингулярность, неконтролируемый перенос энергии, ненаблюдаемость), так и к познанию самого «я» («Id» по Фрейду).

Ограничение прозрачности мира и самого сознания есть ограничение «технической рациональности» как метода познания и практики. Основная идея пост-технической рациональности – перенос вектора активности с внешнего мира (то есть с того содержания, которое ухватывается существующими КОС) на работу с самими КОС. Результатом такой работы является развитие органов сознания и через них – возникновение новых миров.

Бог сделал – и стало Истиной. А не наоборот.

Очевидно, что методы работы с КОС принципиально отличаются от научных и технических методов.

4. КОС экранируют субъекта от самого себя. То, что осознается как «я», есть та часть субъекта, которая:

а) есть продукт деятельности КОС,

б) та часть содержания, представлений о «я», которая может быть схвачена существующими КОС, моделями сознания. За границами осознаваемого «я» остаются как порождающие его процессы, так и то содержание, которое не вошло в схему осознания (например, как не входило в сознание «я» понятие личной свободы до христианства). В современном рационализме об ограничении произвольности «я» впервые заговорил Фрейд, и это же является основной мыслью всех мировых религий. Осознаваемое («плотское») «я» есть эпифеномен сознания, «глаз, увидевший себя в зеркале, созданном из собственных проекций». Понимание фиктивности такого «я» – есть источник жизни (как обращение к порождающим источникам, КОС), и именно вечной жизни (поскольку время есть продукт КОС, инфраструктура, в которой происходит осознавание).

Пост-технический рационализм означает понимание осознаваемого «я» как продукта деятельности КОС. Акт пост-технического действия есть изменение КОС. Результатом такого действия может (должно) стать не только появление нового мира, но и нового «я». С потерей identity это означает смерть – не в бытовом понимании, а в так, как это описано, например, в Евангелии: «...кто потеряет душу свою («профанное», сознаваемое «я») ради Меня (источника «я», КОС, порождающих неосознаваемых органов сознания), тот ее (душу – как понимание принципиальной не-ухватываемости сознанием самого себя в своей полноте) обретает“) [13... Потеря identity есть прежде всего масштаб изменений – «я» и мира – соответственно, увеличение потенциала. Религиозное сознание есть рационализация принципа работы с мышлением с целью «выхода» к самим КОС через экран осознаваемого «я». «Тесен дом души моей: расширь его», – писал Аврелий Августин.

Собственно, сама техническая рациональность стала возможной в результате такой деятельности (по развитию КОС). Пост-техническая рациональность означает постоянное и целенаправленное движение в этом направлении.

Представление об экранировании сознанием собственного «я» есть ограничение возможности для человека быть субъектом знаний и намерений. Мы не все можем узнать и не все можем спросить – только то, что по эту сторону экрана. Соответственно, мы можем выдвигать не любые цели, а только те, которые формируются из содержания сознания на «этой» стороне. Например, современный идеал стремления к прибыли в будущем будет казаться таким же странным, как сейчас стремление попасть в рай (напомню, речь идет об обществе с качественно более высокой степенью эффективности).

Целеполагание как одна из базовых операций технической деятельности «запирает» нас в том содержании, которое рождено сегодняшними (вчерашними) КОС. Ограничение возможности субъекта быть источником собственных утверждений «снимается» в пост-технической рациональности. В религиозной литературе это описано в терминах «спонтанности» сознания, в призывах быть как дети, как лилии полевые, умалиться.

5. Техническая рациональность ориентирована прежде всего на интеллектуальное познание. Базовым компонентом здесь является понятие как единица осознаваемого содержания. Существование КОС вводит представление о собственной жизни сознания и тем самым – о том состоянии, в котором возможно познание. Интеллектуальное познание можно представить как работу в плоскости. Эта плоскость определяется содержанием, «схваченным» сегодняшними КОС. Развитие же самих КОС происходит не в этой плоскости и не может быть интеллектуальным. Новые КОС означают новые состояния сознания, а это есть акт целостной жизни, сопровождается напряжением, риском и всегда эмоционально окрашен. Интеллектуальный акт есть редукция этой целостной жизни на плоскость абстрактного мышления, изолированного от реальности. Интеллектуальный акт есть всегда «перформативное» содержание («я сказал, что я поклялся»), в противоположность целостному «конститутивному сознательному акту («я клянусь»). Интеллектуальное утверждение не меняет ни субъекта, ни мир; это не реальное действие, а его символический заместитель.

Пост-техническая рациональность выходит из плоскости, полюсами которой являются теория и практика (конкретное и абстрактное, «слово» и «дело»). Для религиозного человека не может быть теоретического разговора о Боге, любое утверждение о Боге затрагивает его собственную жизнь. Также, как у самого Бога не может быть «теоретических» мыслей – «мысль, посетившая сердце Бога, становится реальностью».

Упоминание Бога «всуе» есть ситуация, когда Бог (выход к порождающим основаниям мысли, КОС) понимается через «сухой остаток» порождающих состояний сознания, как тени на стенах платоновской пещеры. Выход к основаниям есть целостный акт жизни, завершенный в своей полноте. Он требует предельного напряжения и риска, связанного с потерей identity, смертью. А именно попытка понять Бога (источник мысли, «я», КОС, мир) интеллектуальным способом называлась «безрассудно надмеваясь плотским своим умом». Что то же самое – попытку понять смысл буддизма интеллектуальным способом; учителя дзэн обозначали это непосредственно и лаконично – «вонять дзэном».

Акт пост-технической рациональности – изменение КОС и создание тем самым нового (поначалу – только моего) мира. Акт познания – экстраполяция наличного содержания знания в заранее предположенный мир. Гуссерль пытался создать единицу понимания, более полную, чем понятие. Но его «феномен» как результат редукции знания был бы продуктом знаниевой же «возгонки», поскольку сама редукция проходила по нормам технической рациональности.

Единицей пост-технической рациональности мог бы стать «концепт» в духе Петра Абеляра (1079-1142). Одна из главных характеристик концепта в том, что он меняет субъекта, а не просто является новым содержанием знания.

Кстати, информация как наиболее популярное понятие современной техники (и, как все популярные вещи, наименее понятное), в пост-технической рациональности заменится на «транс-формацию». Поскольку информация – это такое новое содержание, которое не меняет субъекта. Для масштабов пост-технического общества этого уже недостаточно.

6. В отношении субъекта акт изменения КОС означает риск потери identity и страх смерти. В отношении внешнего мира – «катастрофический» характер мышления. В том смысле, как это понимали древние греки и как это понимают в философии. То есть не пророчества насчет катастроф, а как предельную жесткость, мужество мышления. Мужество, также как и напряженность есть характеристика целостного акта мышления, связанного с изменением КОС, а не мышление в плоскости символических заместителей, производимых КОС одного уровня. Катастрофичность есть экстериоризация масштабных изменений «я» и означает прежде всего мужество увидеть новое, «готовность допустить». При таком мышлении российская интеллигенция не допустила бы революции 1917 года; мировые политики – начало второй мировой войны, современная общественность – грядущей экологической катастрофы. Техническая рациональность всегда давала возможность уйти от личного нравственного решения в теоретические обсуждения, создала позицию «чистого ученого», «абстрактного мышления». Пост-техническая рациональность принципиально не допускает «теоретических», абстрактных рассуждений, всегда означает экспликацию личной позиции как мыслителя и личную ответственность.

IV. Способы реализации пост-технической рациональности

Пост-техническая рациональность не может быть реализована с помощью какого-нибудь метода: сам тип этой деятельности в той мере, в какой он является целенаправленным использованием рационально контролируемых операций, здесь не применим. Соответственно, неприменимы такие виды деятельности, как планирование и программирование, а о прогнозировании даже говорить не приходиться. Такова плата за эффективность.

1. «Пустой и чудесный». Пустота присутствует здесь в двух аспектах.

Первый – подготовка мысленного пространства для появления нового. Данте выражал это другими словами – «великий круг тени». Классическое мышление неявно вводило посылку пустого пространства мысли, предполагая неограниченные познавательные способности для данного типа рациональности. Но онтология сознания, определяющая пост-техническую рациональность, утверждает не пустое, но структурированное (и заполненное моделями восприятия, моделями явлений и моделями фактов) пространство мышления. Следовательно, нечто новое не может явиться без изменения этих моделей; значит – без изменения КОС. Пост-техника означает направленное и осознанное изменения КОС, результатом которых и становится появление в осознаваемом содержании чего-то нового.

Второй аспект пустоты – полное отсутствие предметных, содержательных компонентов при работе с КОС. Если я хочу рисовать на компьютере, я должен инсталлировать, например, Photoshop. Операция инсталляции совершенно не содержит в себе тех образных элементов, которые я потом с помощью этой программы смогу создавать; т.е. операция по изменению software (КОС компьютера) пуста по отношению к предметному содержанию деятельности.

В этом смысле пост-техника не практична (как непрактична религия и культура), она отделена от практики экраном жизни КОС. Но без изменения этой жизни мы можем двигаться только экстраполятивным путем, и новое – что-то другое, а не улучшенное старое – появляется как случайный отход, «выхлоп» технической деятельности. Что-то вроде мутации в структуре мышления. Изменяя «пустым тактом» жизнь сознания, мы впускаем в наш мир новое. Но оно видно только на следующем такте, на первом – работа бессодержательна.

Обыденный здравый смысл (с опорой на техническое мышление) неприязненно относится к философам и художникам именно из-за того, что не видит в их работе практического смысла. Не всегда осознаваемая, но постоянно присутствующая ненависть к ним есть ощущение страха, связанного с потерей identity, как это было после Дж. Бруно или Ч. Дарвина. Не-практичность пост-техники («спокойствие в центре циклона», «громовое молчание», созерцание как высшая форма практики, «...ничего не делая, Дао ничего не оставляет не сделанным» со временем станет понятной как определяющая основа любой практики. Это будет также очевидно, как сейчас роль самой техники.

2. Ни цели, ни метода, ни рассуждения. И никакой истины. Как предельной метафорой воспользуемся снова представлением о Боге. Понятно, что Бог не может иметь цели – в противном случае это указывало бы на то, что Он чего-то еще не имеет. Соответственно, Бог не может иметь метода как средства достижения цели; рассуждение как последовательная организация мыслительных операций тоже не может иметь к Богу отношения. Взаимоотношения Бога и истины описал Декарт: Бог не может сообразовываться в своих действиях с чем-то внешним по отношению к Нему. Истиной становится все то, что Он сделал. Пост-техническая деятельность в этом смысле тоже всегда истинна, поскольку реализуется всегда во вновь открытой части мира, для которой не подходят критерии из нашей прошлой практики. Видимо, именно это имели ввиду древние греки, когда говорили, что свободный человек не делает ошибок.

3. Цель есть вынесенная в будущее часть прошлого и экстраполяция в будущее нашего сегодняшнего «я». Пост-техника предполагает в акте своего действия изменение как себя самого, так и своего мира, поэтому никакая экстраполяция невозможна в принципе. Цель экранируется самим фактом существования КОС, изменение этого экрана есть одновременно запрет на экстраполятивное движение. От всего целевого содержания в пост-технике остается только то, что может подвести к основаниям мысли, ее порождающим механизмам. А дальше – шаг в полную неизвестность, как выход в над-пространство или переход через сферу Шварцшильда. Другая рациональность, другой риск, другой эффект.

4. Отсутствие рациональной прозрачности в пространстве мышления делает невозможным наличие метода – если определяющим для последнего считать логически связанную последовательность операций.

5. По этой же причине в пост-технической рациональности не существует и рассуждения – поскольку оно также является последовательным, логически когерентным переходом от одного содержательного пункта к другому.

6. Нет также и понимания (прямо как у Воланда в «Мастере и Маргарите» – «...чего ни хватишься, того и нету!»), поскольку понимание является последовательной редукцией некоторого осознаваемого содержания очевидным (самореферентным) положениям. Само наличие таких самореферентных положений – самое известное из них cogito Декарта – есть первая очевидность конкретного КОС, который в античной философской традиции назывался идеей. Создание новых идей в мышлении можно более адекватно описать термином постижение.

7. Теперь можно несколько перевести дух.
Все перечисленные компоненты и формы мышления, столь милые техническому рационализму, конечно, сохраняться. Но только в той области, которая лежит до экрана, до непосредственного контакта с КОС. Роль целевых форм (цель, план, программа) и методических (рассуждение, логика, понимание, рефлексия) сводится только к тому, чтобы организовать «выход» на КОС. То есть подвести к тому состоянию, в котором возможна работа с КОС, а значит, и возможность увидеть что-то новое.

Тип деятельности в пост-технике можно понять – то есть без проделанной индивидуально работы, «инвестиции личности» понять ничего нельзя, но начать работу по пониманию – с изучения религиозных традиций. Задача эта не так проста, как может показаться, поскольку требуется отказаться от технической ( и научной) интерпретации в любом виде.

Смыслом любой религии является выход на КОС. Работа с КОС как безцелевое и неметодическое движение может быть понято как игра. Пост-техническое действие не имеет цели, оно совершается спонтанно, само по себе, также, «как растут цветы в диких горных ущельях, красоту которых никто не видит» [14]. В Дао спонтанность утверждается как главный принцип действия; бесцельность жизни святых в дзэн-буддизме лучше всего выражена в классической живописи, где они часто изображаются в виде безумцев, хохочущих над гонимыми ветром листьями. Может быть, это же имел в виду Ницше, когда называл идиотом Христа. В индуизме само творение мира осуществляется актом божественной игры, «Лила».

Современная рациональность подходит к этому виду деятельности через понятие Homo Ludens, в психологии через понятие свободного действия. Субъективно каждый (надеюсь) пережил опыт такого действия в момент творческого или любовного экстаза. Или в минуту крайней опасности. В эту минуту отключается сознательное регулирование – именно потому и для того, чтобы обеспечить максимальную эффективность действия. Пост-техническим такое действие станет в том случае, когда с помощью технических средств (логики, рефлексии, целеполагания и т.д.) будет сознательно сделан выход на эти состояния. Но при подходе к экрану методические костыли, которые обеспечивали спокойное экстраполирование и гарантированную самотождественность, должны быть оставлены. И выход в полную неизвестность всегда будет личным актом, всегда рисковым и требующим мужества. Но если кто-то попробовал, того уже не оттянуть за уши. Это даже почище, чем жизнь на Frontier'е. К тому же сама жизнь заставляет. Одним словом – добро пожаловать в клуб.

3. Описание пост-технического действия предполагало еще несколько пунктов, но походу написания предыдущих я пришел к заключению, что на этом месте можно остановиться. Изложенного должно хватить для начала движения. В той мере, в какой текст не рассчитан на конкретного адресата и в отсутствии возможности коррекции по реакции читателя все остальное может только отвлекать внимание.

«О чем нельзя говорить, о том следует молчать», – остроумно закончил Витгенштейн «Логико-философский трактат». Возможно, это и был выход на КОС.

Акт мышления не есть оформление или выражение чего-то, существующего вне головы. Точно также, как и акт понимания – статьи, поэмы, романа, картины – не есть отражение того, что видит человек, того, что уже есть. «Художник (актом создания произведения) вступает на им же созданную землю», – писал Марсель Пруст. Это к вопросу «истинности» пост-техники или модальности ее существования. Есть ли она «в действительности» – или только как фантазия автора ? Вопрос аналогичный «существует ли Бог?». Идеалист Карл Маркс считал, что это только фикция нашего ума, которую культивируют капиталисты для эксплуатаци рабочих. А прагматичные американцы пишут зачем-то на долларе „In God we trust“. Другой подобный вопрос – существует ли любовь (или же ее выдумали русские, чтобы денег не платить)?

Эти вопросы подводят к пониманию ограничений самого жанра объективного (технического) мышления, лежащего в основе современного рационализма. Для тех, кто смог осуществить описанную работу – это есть. Для других – нет, как не было электричества для древних людей.

Но перспективы для признания пост-техники достаточно хорошие. Ее придется признать самым отъявленным натуралистам и технократам из-за ее эффективности. Также, как феодальной аристократии пришлась признать демократию; или – как экономический человек признал абстрактную живопись за ее рыночную стоимость.

1. Хайдеггер М Вопрос о технике. В кн.: Время и бы-тие: Статьи и выступления: Пер. с немецкого. – М.: Республика, 1993, с. 221

2. Г.В. Лейбниц. Соч. В 4-х т.Т. 1. М.: «Мысль», 1982, с. 413 – 429. Пер. Е.Н. Боброва

3. «Мышление первобытных людей сопричастно (объекту) не только в репрезентативном, но одновременно в физическом и мистическом смысле слова. Оно не только мыслит его, оно его переживает...» Л. Леви-Брюль в кн. «Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.,1994, с.347 см. http://www.liblife.ru/books/read/l_sverhpervm/

4. Э. Шредингер, "Что такое жизнь с точки зрения физики» М. Гос. изд. иностр. лит. 1947

5. Лао Цзы. ДАО ДЭ ЦЗИН, 37. Пер. Ян Хин Шуна..... http://psylib.org.ua/books/_laotz01.htm.

6. Там же, 56.

7. Л. Леви-Брюль, цит.соч.: «Вопрос «как?» почти никогда не ставится этим мышлением. В то же время непосредственный характер мистической причинности равносилен тому, что мы называем чувственной, разумной или интуитивной очевидностью. Природе предассоциации присуща полная бесспорность. ... Сила коллективных представлений и существующих между ними ассоциаций столь велика, что самая впечатляющая очевидность совершенно бессильна против нее, в то время как взаимозависимость необычайных явлений служит объектом непоколебимой веры.» с.361.

8. Гайденко П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М. «Либроком», 2009 г. с.28 http:-//www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Gaiden/index.php

9. Julius Pokorny: Indogermanisches etymologisches W ц rterbuch, Bern/M ь nchen 1959, S.1058

10. «…Истина, познание которой нам дают математические доказательства, та же самая, какую знает и божественная мудрость» Галилей Г. Избранные труды: В 2 т. – М.: Наука, 1964. – Т. 1. – с. 201

11. Кол. 2, 18-19.

12. http://ru.philosophy.kiev.ua/library/mmk/knir/mam_rat4.html «...Мы можем знать или понимать, не зная собственное состояние ума. Тем самым, эти "сделанные вещи" еще больше похожи на то, что я называл "органами", потому что одним из признаков органа (того, что мы называем органом) является то, что он производит какие-то дей-ствия и продукты, и мы вовсе не обязаны, имея этот орган, понимать его устройство. Он действует сам. Поэтому он и называется органом». М.К. Мамардашвили. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси: Минциереба, 1984.

13. Матф. 16-25.

14. http://www.psylib.ukrweb.net/books/uotts01/txt06.htm «Для даосского умонастроения в жизни бесцельной, пустой – нет ничего угнетающего. Напротив, она созвучна свободе облаков и горных ручьев, бродящих повсюду, цветам в недоступных ущельях, красоту которых никто не видит, и океанскому прибою, вечно омывающему прибрежный песок». Алан Уотс. Путь Дзэн. Пер. Ю. Михайлина (1993).