С термином humanitas неизбежно сталкиваешься при изучении ренессансного мышления – ключевым компонентом для понимания итальянского Возрождения. Историк стран Дальнего Востока академик Конрад в одной из своих статей писал о происхождении термина humanitas: «Как известно, Колюччо Салютати и Леонардо Бруни, оба последователи Петрарки, пустили в ход слово humanitas, которое они нашли в древности у Цицерона: они сочли, что это слово лучше всех определяет, в чем именно отличие их времени от Средних веков. Понимали же они humanitas как то свойство человека, которое определяет его человеческое достоинство и влечет к знанию».
      В отличие от античного космоцентризма и средневекового теоцентризма, humanitas обозначает новое место человека в том, что обычно принято называть миром или обществом. Средневековая доктрина не отделяла идею humanitas от идеи божественного (divinitas). Ренессансное мышление не то, что отделило человеческое (humanitas) от божественного (divinitas), но оно стремилось даже христианскую веру основывать на опыте самоопределяющейся личности. Новые культуры, как правило, начинаются с поэтического слова, с поэтического мышления. Способность к поэтизации дает человеку право как в Книге Бытия называть вещи своими именами, а, следовательно, дает право быть самим собой в залоге риска своего поступка, деятельности. Своей поэзией Данте и Петрарка перешагнули средневековую схоластику с ее мудростью. Именно поэтическое слово, а не церковная доктрина в Ренессансе связала Логос с языком человека. Средневековая университетская scientia уступила место новой studia humanitas, ставшей инструментом «новой науки», из которой по Салютати и Бруни прорастают семена «изначально заложенные в разуме самих людей и отражающих божественные законы».
      Выдающийся немецкий историк Яков Буркгардт утверждал, что термин humanitas значительно чаще использовали в Германии, чем в Италии, обнаруживая при этом, что humanitas определяли еще как греческую рaideia. Термин humanitas применял Цицерон, противопоставляя римлян варварам. Римское доблестное поведение (virtus) со временем преобразовалось в связи с греческой рaideia, в идею humanitas подлинного римлянина, получившего образование, ритора, умеющего защитить себя и тех, кто защищает res publicu. Хорошо известно, что в эпоху Ренессанса гуманисты взяли на себя роль, до них выполняемую церковнослужителями. Гуманисты, в качестве государственных деятелей, писателей стали своего рода служителями культуры (в смысле греческого слова рaideia, то есть того, что непосредственно передается новому поколению).
      Один из самых проникновенных исследователей эпохи Возрождения Л.М. Баткин неоднократно подчеркивал – в XIII-XV веках, заполненных острыми кризисами, шел не столько поиск индивидуальности, сколько поиск новой формы социальности.
      Гуманист как светский человек не был только индивидуалистом-одиночкой. Ему приходилось брать ответственность за общее, как бы готовя современников к будущим ситуациям. Из ренессансного идеала humanitas человек сам для себя определял свое бытие, сам созидал себя, тем самым формируя других. Гуманист готов был жертвовать собой, осуществляя сублимацию мирского в сакральное. Стремление создать новую гражданскую общность основывалось у гуманистов на ренессансной studia humanitatis.
      Изначально studia humanitatis прирастала поэзией, филологией, риторикой, историей, философией, (приближаясь к смыслу древнегреческой рaideia). Это было основой нового образования, противоположного старой «школьной» scientia. Интенция нового образования состояла в узнавании себя в другом, в инобытии. Назначение человека в идее humanitas реализовывалось не только в том, чтобы преследовать свои личные цели, но и в нечто большем. Большее достигалось творением общего, творением того, что в XX и XXI вв. называют (вкладывая, конечно, другое содержание) гражданским обществом.