Протоиерей Игорь Прекуп

Христианская
аксиологическая1
парадигма – анахронизм?

      Для начала о столь стабильно-превратно понимаемом слове «анахронизм». Мы не будем пытаться заменить устоявшееся содержание этого термина, однако, посмеем утверждать, что он не совсем корректен. В словарях и энциклопедиях термин «анахронизм» толкуется как ошибка против летосчисления (хронологии), ошибочное или условное приурочение событий и черт одной эпохи к другой или (в переносном смысле) как пережиток старины, устаревшие, отжившие взгляды, обычаи, суждения, не вяжущиеся с современными воззрениями [2; …]. Такое толкование термина основывается на понимании греческого слова состоящего из слов (переводимого как «обратно») и (время). Однако первое может переводиться и как «над», «наверху», «на всем протяжении». Поэтому под словом «анахронизм» допустимо было бы понимать и явление, сохраняющее свою значимость на протяжении длительного времени, даже будучи концептуально укоренено в другой исторической эпохе.
      Но мы не будем посягать на устойчивость словоупотребления и предложим другой, недвусмысленный термин: «гиперхронизм» (указывает на превышение меры и на движение через или нахождение по ту сторону чего-либо). В аксиологическом контексте это означает сверхвременные ценности, не утрачивающие своей значимости с переменой исторических реалий.
      Мы осмелимся утверждать, что именно здесь проходит водораздел всей аксиологии, все направления которой следует разделить на основании отношения к временному признаку: либо они признают бытие сверхвременных абсолютных ценностей (гиперхроничный тип аксиологии), либо нет (гипохроничный тип – предлог указывает на подчиненное положение).
      Именно тут, в отношении к бытию сверхвременных ценностей, точка аксиологического конфликта всех времен. Это конфликт, проходящий сквозь всю историю человечества и проявляющийся в столкновении не только и не столько сторонников тех или иных аксиологических систем, сколько в борьбе двух взаимоисключающих устремлений человеческой души: 1) возвращения в Небесное Отечество и 2) стремления создать его имитацию (или, выражаясь языком постмодернизма, симулякр) здесь. Впервые этот конфликт обозначился в истории Каина (первого секуляриста) и Авеля.
      Христианство в своей сущности – промыслительная и закономерная вершина развития стремления человека к воссоединению с Богом и восстановлению своего богоподобного достоинства.
      Постмодернизм – столь же исторически закономерное явление процесса стремления человека к обособлению от Бога в противопоставлении своей воли Его Промыслу, своего субъективного видения реальности – Его Откровению… Даже иной раз не столько в противопоставлении, сколько в замещении, подмене абсолютного относительным, возведении последнего в ранг первого.
      Если поискать аналогии в истории человеческой мысли, то обнаружим, что постмодернизм – ни что иное, как новый виток софистики: тот же нигилизм, индивидуализм, конструирование выдуманной реальности, игнорируя какую бы то ни было универсальность, объективность, какой-либо дискурс и первоначальный смысл, идею, над всем, поставляя свое произвольное толкование действительности или фантазию, обретающую плоть через убедительность своего творца.
      Материальная корысть софистов и их учеников не является существенным признаком, опровергающим наш тезис: во-первых, постмодернистское мышление имеет под собой существенную корысть – свободу от «условностей» (исследователь, не связанный обязательством перед объективной истиной, может выдвигать самые безумные теории; деятель искусства может творить «новую реальность», в том числе и произвольно интерпретируя исторические события; лю-бой человек в моральном выборе может руководствоваться удобным ему пониманием добра и зла или же убеждением в несуществовании этих и прочих моральных категорий и т.д.); во-вторых, существенной чертой мировоззрения софистов был их предельный индивидуализм, отрицающий бытие универсальной истины, вообще игнорирующий какую-либо объективность и насаждающий беспредельный произвол творца образов, концепций, идеологем.
      Этот же произвол характерен и для постмодернизма, который также, как и софистика, не является философией, а интеллектуальной тенденцией дезинтегрировать все, что только возможно, разрушить какую бы то ни было традицию и традиционность вообще, насадить культ свободы от любой данности и заданности опять же ради произвола сиюминутной прихоти или спонтанно возникшей идеи.
      Постмодернизм – это апофеоз гипохронизма: ни Бог с Его заповедями, ни природа с ее законами, ни историческая, ни окружающая реальность, ни даже собственные мысли и чувства всего лишь мгновение назад – никто и ничто не указ личности, ничто не связывает в данное мгновение ни разума ее, ни совести…
      Исходя из вышесказанного, постмодернизм не стоит рассматривать как некое самодостаточное зло, но как закономерный этап развития богоборческой тенденции в истории человеческой мысли как ее кризисный этап.
      Кстати, о кризисе.
      Кризис – тоже греческое слово, которое переводится как суд, решение, приговор, осуждение, решительный исход, спор, состязание, а также как толкование. В словарях можно найти, например, такое определение кризиса – это «состояние, при котором существующие средства достижения целей становятся неадекватными, в результате чего возникают непредсказуемые ситуации и проблемы» (Глоссарий. ru: словари по общественным наукам).
      Можно ли сказать, что современное общество переживает аксиологический кризис? Безусловно, да. Во-первых, его не могло не быть, поскольку кризис – неотъемлемая часть любого переходного периода, особенно же, когда идет смена идеологий; во-вторых, мы наблюдаем вокруг себя именно суд современному обществу, именно толкование сущности, единой подоплеки как той идеологии, которая насаждалась в советской системе, так и новой либеральной идеологии, которая насаждается нынче.
      На первый взгляд, может показаться странным, что мы рассматриваем эти антагонистичные идеологии как имеющие единую подоплеку. Но их антагонизм только на уровне метода. На уровне же мировоззренческой сущности – это единое гипохроничное целое. Разумеется, и на уровне метода противоречия могут приводить к непримиримой борьбе и тупиковым ситуациям. В каком-то плане аксиологический кризис включает в себя и этот аспект, но сущность его метафизическая.
      Кризис нашего времени – в противостоянии постмодернистских ценностей гуманистическим, а не христианским непосредственно. Общественный кризис в результате противостояния христианским ценностям возможен только в христианском обществе. И он зародился в нем в эпоху Возрождения, когда антропоцентризм гуманизма стал вытеснять в общественном сознании теоцентризм христианства. Наше общество – постхристианское, что уже говорит о невозможности возникновения кризиса на прежней почве, хотя противостояние христианской и постмодернистской аксиологии – неоспоримый факт. Но кризис может возникнуть в обществе только на почве распространенных и укорененных идей. А христианство настолько не распространено, не укоренено, чтобы породить кризис.
      Другое дело, что дегуманизация аксиологической парадигмы современного общества – закономерное следствие ее гуманизации в Новое время: постепенное вытеснение в христианском сознании теоцентризма антропоцентризмом, и как закономерное следствие – дегуманизация, потому что стержень человеколюбия – это ни что иное, как пренебрегаемое гуманизмом боголюбие.
      Выражаясь словами С.С. Аверинцева, нам предстоит «путь от самообмана к действительности» [4;331]. Однако, что есть действительность?
       И какое отношение имеет действительность к ценностной ориентации? Основополагающее, потому что онтология 2 определяет антропологию, а та, в свою очередь, аксиологию.
      Какое онтологическое свойство определяет достоинство человека? Соответственно христианскому вероучению, существеннейшим свойством человека является образ Божий (онтологически свойственная каждому человеку основа) и подобие (посильное на этой основе уподобление Первообразу в течение всей жизни); образ Божий – данность, а подобие (как вложенная способность к богоуподоблению) – заданность.
       Достоинство того или иного поступка, того или иного образа жизни, мыслей, чувств определяется соответствием этой идее, относительно которой строится вся ценностная иерархия.
      Отсюда вывод: восстановление христианской аксиологической парадигмы – единственный путь противостояния дегуманизации общества. Разумеется, речь не об использовании христианства в качестве идеологии, насаждаемой сверху, но о целенаправленной культуросообразной поддержке ознакомления общества с христианской онтологией, антропологией, аксиологией и этикой в качестве альтернативы тоталитарному релятивизму гипохроничного сознания.
      В заключение приведем слова русского философа Николая Лосского: «Ценность есть бытие в его самопереживаемом или переживаемом другими существами значении для осуществления абсолютной полноты жизни или удаления от нее» [5; 63 64]. Полнота жизни – в Боге, а потому преодоление аксиологического кризиса возможно только через последовательное признание и утверждение в общественном сознании абсолютных ценностей.

      1. "Ценность", "достоинство"; и "слово", "учение". Отсюда аксиология философское учение о природе ценностей, их месте в реальности и о структуре ценностного мира, т.е. о связи различных ценностей между собой, социальными и культурными факторами и структурой личности (БСЭ). Н. Лосский утверждает, что важнейшая задача аксиологии «состоит в установлении существования абсолютных ценностей и преодолении аксиологического релятивизма, т.е. тносительны и субъективны» (Лосский Н.О. Ценность и бытие: Бог и царство Божие как основа ценностей. Харьков: Фолио; Москва: АСТ, 2000. С. 64)

      2. Онтология – учение о сущем, которое рассматривает самые общие определения, свойства и условия действительного бытия; иногда понимается синонимично метафизике.