Павел Тюрин

Да здравствует Победа
и прощай оружие!

       В то время, когда в Эстонии всего пару месяцев назад русскоязычное население предпринимало отчаянные попытки не допустить перемещения памятника Солдату-Освободителю в Таллинне, вопрос, который я предлагаю к обсуждению, вероятно, многими, особенно ветеранами Отечественной войны, будет воспринят болезненно, а предложение реконструкции памятника вряд ли немедленно станет руководством к действию. Но мне совершенно очевидно, что рано или поздно эту тему придется принять к рассмотрению. Лучше раньше лучше – позднее – позднее будет поздно.
       Вспоминается эпизод периода Атмоды, кажется в году 89-ом или 90-ом, когда на каком-то из бесчисленных собраний того времени возникло противостояние мнений – сносить или не сносить памятник Ленину в Риге. Помнится, я подошел к Рубиксу и таким уговаривающим, чуть ли не просящим голосом убеждал его: «Альфред Петрович! Вы же понимаете, что после того, как вся правда о революции и личности его вождя стала известна, памятник ему не может символизировать демократию и тем более находиться в центре Риги. Перенесите «вождя мирового пролетариата» и поставьте рядом со своим зданием ЦК (в начало улицы Кирова) как историческую личность и основателя вашей партии». Рубикс с негодованием отверг – «Что это вы говорите?! Никогда! Этого не будет!». Каждый, рано или поздно, занимает свое место в истории. Но одно дело, когда его пинком вышибают на свалку истории с незаслуженного пьедестала, и другое, когда аккуратно переносят на ее периферию. Ну что ж, неадекватный выбор был сделан и теперь не стало ни Ленина, ни Рубикса, ни коммунистов как интересной политической утопии и оппозиции нынешним радикалам и демократам в овечьей шкуре. Неизвестно, как бы повернулись события и какова была бы судьба компартии Латвии, если бы тогда большевистский символ власти потеснился, уступил и удалился с городской авансцены за кулисы Кронвальдского парка.
       То, что «Памятнику воинам Советской Армии – освободителям Советской Латвии и Риги от немецко-фашистских захватчиков» в парке Победы в Пардаугаве сейчас или в ближайшие 10 лет грозит такая же судьба как скорбящему о погибших солдату в Таллинне неочевидно лишь тем, кто не пытался сопоставить облик Задвинья в скорой перспективе, и особенно после возведения блистающего Замка Света. Но после завершения этого градостроительного проекта военная (милитаристская) составляющая Памятника (именно в силу его монументальности) отслоится от его мемориальной составляющей и будет восприниматься как доминирующая. Тогда архитектурная и пространственная несовместимость угловато-мешковатых солдат, размахивающих автоматами над головой, станет явной всем, но тогда уже можно с очень большой долей вероятности предсказать, что весь Мемориал в целом будет обречен.
       Вечная память и благодарность именно таким воинам – в грубых солдатских шинелях и стоптанных сапогах, принесшим мир и освободивших его от цивилизованных варваров. Но со временем становится все более и более очевидным, что характер их скульптурного воплощения дискредитирует действительную значимость подвига советских солдат и благие намерения его создателей. Эта эстетическая несостоятельность памятника не так бросается в глаза в День Победы, когда общее праздничное настроение и эмоциональная приподнятость перекрывает его художественные дефекты, но во все другие дни на формально-эстетическую рассогласованность этой мемориальной конструкции невольно начинаешь обращать внимание как на досадную неуместность и художественный просчет. Если скульптура С. Гулбиса «Родина-мать» пластически перекликается с классическими символами Победы, начиная от Самофракийской Победы и «Свободы на баррикадах» Э. Делакруа до «Родина-мать зовет» Е. Вучетича на Мамаевом кургане (и уже хотя бы поэтому вписывается в победно-мемориальную символику), то «Воины-освободители» Л. Буковского своей стилистикой напоминают о мрачной тяжеловесности скульптур Саласпилса (автором которых он являлся), но стилистически выпадают из пацифистского по своему основному замыслу мемориала в Пардаугаве. Праздничное ликование и чувство освобождения, порождаемые левой и центральной частями мемориала, дисгармонируют с брутальностью «трех богатырей», настораживают своей воинственностью, а вся территория Задвинья, прилегающая к памятнику, начинает приобретать черты полигона или стрельбища. Не случайно, эта часть парковой зоны, в отличие от другой ее части через дорогу, так немноголюдна, ее как будто обходят стороной и держатся на расстоянии.
       Также как, на мой взгляд, вызывающе неуместен в Старой Риге траурный кристалл, гроб-мемориал под названием «Музей оккупации» (как бы он ни был мил и дорог профессиональным плакальщикам в связи с советским периодом Латвии), который на фоне средневековых Дома Черноголовых и Ратуши можно оценивать не иначе как историко-архитектурный абсурд. Конечно, после «освобождения» памятника от нарушающих его эстетическую целостность элементов, его общее композиционное равновесие нарушится, и чтобы восстановить его, скульптуру «Родина-мать», лишенную солдатского соседства, по-видимому, придется, передвинуть несколько вперед перед салютующей колонной или обратиться к исходному замыслу А. Бугаева.
       Оказывается, первоначально скульптор Л. Буковский (автор скульптур Саласпилсского мемориала) предполагал разместить целых 7 скульптур-бойцов, но приехавшая Комиссия Министерства культуры из Москвы во главе с Михаилом Ульяновым резко раскритиковала эту идею. Л. Буковский вскоре после этого умирает (1984) и дело Буковского завершает Л. Кристовский, который работает уже только над тремя фигурами. Памятник открывается в 1985 г., но, как свидетельствует один из основных авторов Мемориала Александр Бугаев (автор проекта 79-метровой стелы-салюта), уже после приема всего комплекса один из авторитетных членов Комиссии М. Аникушин (создатель памятников А.С. Пушкину в Санкт-Петербурге, А.П. Чехову в Москве и др.) говорил: «А без скульптур было бы лучше, их могло бы и не быть». М. Аникушин считал, что вся тема пафоса Победы уже решена архитектурно и поэтому памятник не следовало перегружать натуралистическими формами. Особенно это касается скульптурной группы солдат, поскольку торжественность архитектурной пластики ансамбля и ее центрального элемента – взмывающего ввысь столпа, символизирующего салют Победы – не нуждается в кубонатуралистической иллюстративности.
       Не обошлось и без курьезов: говорят, поначалу встречающая солдат «Родина-мать» должна была держать на руках ребенка, но при обсуждении кто-то из комиссии пробурчал: «А ребенка-то во время немецкой оккупации от кого она прижила?». Пришлось убрать, оставить ребеночка в покое, чтобы ни у кого не возникало бестактных вопросов.
       Первоначальный образ мемориала Победы Александра Бугаева вовсе не предусматривал идущих цепью согнувшихся «семеро смелых» Л. Буковского, о которых один из членов комиссии сказал, что если бы не оружие в их руках, то можно было бы подумать, что они идут сдаваться. Рядом со звездной колонной на земле и на глади водоема он предполагал разместить под наклоном сияющие звезды, уже достигшие земли. Строгое конструктивистское решение создавало эффект вневременности-вечности праздника Освобождения Риги от захватчиков, вне зависимости от привязки к конкретной дате – 9 мая или 13 октября, подобно тому, как Памятник Свободы также воспринимается как обобщенный символ свободы и любви к родине, а не только как напоминание об образовании самостоятельной латвийской республики, и который достоин почитания лишь 18 ноября.
       То, что национал-радикалы и у нас в Латвии и в Эстонии хотели бы порушить любые признаки присутствия русской или советской культуры, не считаясь с их культурной ценностью (в этом сомневаться может, пожалуй, только отпетый оптимист в разум и порядочность наших современников). Так, они возражали против установки памятников Барклаю де Толли, Петру Великому и т.д. и т.п. Официальные лица избегают об этом говорить прямо, поэтому предпочитают мотивировать свои цели различными формальными причинами – в Эстонии – заботой об «упокоении усопших», близостью троллейбусной остановки и пр. У нас такой же, но еще более весомый формальный повод для сноса всего памятника существует в виде раздражающего неудачного фрагмента в скульптурном ансамбле Победы, которым обязательно воспользуются.
       Казалось бы отвлеченная формула великого русского мыслителя и гуманиста Ф.М. Достоевского о спасительной силе красоты сейчас как нельзя более актуальна. Перед лицом непрекращающегося националистического наступления на гуманистические идеалы мы должны, отбросив страхи о мнимой капитуляции перед реваншистами, четко уяснить, что Красота спасет мир, а уродство погубит его и его обитателей – мы должны принять опережающее правильное решение о демилитаризации Памятника Победы. При таком решении весь ансамбль может стать органической частью парковой территории и архитектурно-художественным центром всего левобережья Даугавы в Риге.
       P.S. М ногих не беспокоит тяжеловесная поступь боевой группы не только потому, что в них видят  символ былой мощи и победительности советской (русской) армии, но, кажется, прежде всего, еще и потому, что эти бравые солдаты как бы охраняют русских в Латвии – виртуальный воинский отряд создает у них психологический эффект присутствия реальной защиты. Утрата этого знакового элемента вызвала бы у немалой части русских ощущение потери привычной почвы под ногами и создала бы чувство окончательной отторгнутости от России. Но ведь именно этот милитаристский аспект памятника может еще больше нервировать, задевать и вызывать тревогу латышей, которые замечают в памятнике в целом не послевоенное умиротворение, а воинственное напряжение.