19 июня 2007 года

Игорь Кошкин –
проф., доктор филологии, ЛУ

        Публикация носит публицистический характер, и вопросы, связанные с хронологией, вопросы терминологического характера не рассматриваются, т.к. это предмет  специальных научных исследований. Содержащийся в интервью материал опубликован автором в виде научных статей.
        Можно рассматривать сегодняшнее положение русского языка в Латвии и оценивать его с разных точек зренияю С социолингвистической точки зрения необходимо учитывать всю историческую традицию существования русского языка на территории Латвии и историю тех слоев населения, которые были носителями русского языка. Сам факт, что русский язык в Латвии имеет глубокие исторические корни и простирается в глубь веков на много столетий, уже доказывает, что в лингвистической парадигме, или на лингвистической карте, Латвии этот язык, как и его носители занимают свое историческое место, причём традиция русского языка и русского населения продолжается, в отличие от другого крупнейшего меньшинства – немецкого, у которого тоже глубочайшие исторические корни, но история которого была прервана событиями первой половины XX века.
        Если мы говорим о русском языке и этническом компоненте, который связан с русским языком, по отношению к раннему средневековью, то здесь можно выделить тот период, когда происходили контакты древнелатышских племен, прежде всего латгальского племени, с восточнославянскими племенами, прежде всего с племенем кривичей. Необходимо подчеркнуть, что, когда в разных работах говорят, что в Латвии с IX века, с X века существует русский язык, что существуют относимые к этому периоду заимствования из русского языка в латышском языке, это не совсем так, потому что до XIV века речь идет о древнерусском языке, т.е. едином языке восточных славян, из которого затем выделились восточнославянские языки, если брать географическое соседство с Латвией, выделились, с одной стороны, русский язык, с другой стороны – белорусские язык. И контакты латышского языка с белорусским языком и его носителями, и контакты латышского языка с русским языком и его носителями одинаково значимы для культуры Латвии и для понимания исторической социолингвистической ситуации.
        Первый период, это период контактов древнерусского языка и его носителей с населением Латвии. Он приобретал разные формы, что объясняется разными мотивационными причинами. Как правило, опять же в книгах, посвященных истории русского населения в Латвии, русскому языку в Латвии иногда все это объединяется в одну общую картину взаимодействия латышского языка с русским языком, а между  тем здесь, если мы говорим о периоде, с одной стороны,  IX-XII века, с другой стороны, дальнейшем периоде, то здесь речь идет о разных формах политической организации на территории Латвии и соответственно о разных путях и формах контактирования древнерусского населения близлежащих земель и населения территории Латвии. Но тем не менее исследования историков и исследования лингвистов показывают, что контакты древнерусского языка и древнелатышских племенных языков были и они отразились в виде целой группы заимствований в латышском языке, которые всем хорошо известны. Это слова bazn ica – церковь, sv ets – святой, karogs – из древнерусского – хоруговь, хоругвь «знамя» и много др. Все эти заимствования приводятся в работах лингвистов, в том числе и в работах такого выдающегося латышского лингвиста, как Янис Эндзелинс. Причем все они отражают различные слои общественно-политической лексики, так называемую бытовую лексику, разные сферы материальной, духовной культуры. Это говорит не только о том, что уже тогда начались контакты восточных славян и латышей, но и об определенном вкладе восточнославянской культуры в развитие культуры местного населения. Известный факт – заимствование многих слов, связанных с православием: sv ets – святой, bazn ica – церковь, gr amata – книга и т.д. Эти заимствования и эти контакты относятся к периоду существования разных небольших государств на территории Латвии, но чаще всего в литературе упоминаются государства, расположенные в то время на территории Латгалии, население которых было православным, оно контактировало с людьми полоцкого князя, и отчасти там могли быть представители русского населения. C социолингвистической точки зрения, как правило, необходимо рассуждать не только о контактах самого языка, но и прежде всего о наличии этнического компонента, т.е. носителей этого языка. Часто это бывает недоказанным, но в данном случае наличие подтверждают многочисленные работы по истории Латвии, истории Латгалии, связанные с существованием этих государств, в частности государства Ерсика. Сведения об этих государствах скорректированы в новейших исследованиях историков, они не носили чисто русский характер. Тем не менее именно связи с восточными славянами доказывают и наличие этнического восточнославянского компонента на этой территории и значит наличие древнерусского языка и соответственно наличие языковых контактов.
        Затем следующий период в истории контактов русского языка  с латышским языком – это период, связанный с Ливонской конфедерацией. С одной стороны, здесь выступают представители Ливонского ордена и немецкие купцы, связанные с купцами Ганзейского союза, а с другой стороны, это были купцы, а также представители населения близлежащих земель, княжеств, которые имели очень тесные экономические, торговые и политические контакты соответственно с Ливонией, а также с Ганзейским союзом. В числе этих государств были те земли, которые относятся к територии распространения древнерусского языка и затем, которые считаются территорией распространения русского и белорусского языков. Это Новгородская земля, Псковская земля, как земли, где распространены диалекты древнерусского языка, впоследствии ставшего диалектами собственно русского языка, и Полоцкая земля, Полоцкое княжество и Витебск, с которыми были особенно тесные контакты, – это земли древнерусского языка, который затем дали белорусский язык. Если мы говорим о контактах русского языка в этот период, связанных с торгово-экономической деятельностью, он тоже свидетельствует о том, что этнически русское население было на территории Латвии, прежде всего в городе Риге, следовательно, происходил контакт русского языка с тем языком, носителем которого были представители Ливонского ордена и Ганзейского союза. Это формы немецкого языка, вначале средненижненемецкий язык, затем верхненемецкий язык. Свидетельством этого являются многочисленные договорные грамоты и другие документы. Они все опубликованы, о них существует обширная историческая литература. Если мы будем говорить только с точки зрения контактов русского языка и русского населения с населением Латвии в этот период, то все эти памятники являются свидетельством интенсивных контактов. В них обсуждаются разные моменты торговли, разные случаи, которые происходят во время торговли между русскими купцами Новгорода, Пскова и местными жителями. Определяются правила поведения соответственно русских купцов на территории Риги и на территории Ливонии и немецких купцов на чужой территории. Здесь возникает вопрос о языке. И мы знаем, что многочисленные договорные грамоты и другие акты писались на двух языках. История нерусских документов тоже достаточно сложная. Сначала документы составлялись на латинском языке, затем он сменяется средненижненемецким языком, затем он сменяется верхненемецким языком. Во многих случаях мы не имеем оригиналов грамот на этих языках, но все же тот материал, которым мы обладаем – Древненовгородская грамота около 1191 года, которая дошла до нас в составе договорной грамоты Новгорода с Ригой и немцами 1262 года ( хранится в Латвийском государственном историческом архиве). Эти грамоты подтверждают существование языковых контактов. Здесь необходимо упомянуть договорную грамоту – торговый договор Смоленска с Ригой и Готским берегом. Это договор смоленского князя с Ригой и с немецкими купцами о правилах торговли. Договор неоднократно подтверждался и имеет несколько редакций, которые датируются разным временем. Эти договоры представляют документы на древнерусском языке, которые испытывают очень сильное влияние со с стороны того языка, которым владели переводчики, контрагенты, т.е. те, кто выступал в составе лиц, ведущих переговоры. Русский (древнеруский) язык имел в Ливонии определенное значение. Социолингвисты и историки языка разрабатывают проблематику института переводчиков: как готовились переводчики, кто был авторами этих грамот. Предположение есть, что это были выходцы из Ливонии, т.е. местные жители.
         Если говорить о последующих этапах, то после прекращения существования Ливонской конфедерации с середины XVI века возникали новые исторические условия контактирования русского языка и местных языков, т.е. латышского языка в виде разных его диалектов региональных форм и немецкого языка. Косвенным свидетельством контактирования является двуязычная лексикография, словари. Словари нет необходимости перечислять, они датируются и XVII веком, и XVIII веком, и XIX веком. Известен труд латышского языковеда Д. Земзаре, посвященный как раз словарям до 1900 г., они в её работах анализируются, и в каждом из этих словарей исследователь отмечает большую группу славизмов, т.е. заимствований в том числе и из русского языка. Многие из них неизвестны сегодняшнему латышскому литературному языку. Многие из них являются регионализмами, диалектизмами. Многие ушли, потому что они характеризовали лишь реалии той жизни, которая была в то время, когда территория Латвии была в составе Российской империи. Но тем не менее наличие большого списка русизмов-славизмов говорит о том, что языковые контакты были интенсивными. Они были связаны с хозяйственной, торговой деятельностью, затем и с политической и культурной жизнью.Заимствованные слова относятся ко всем сферам лексики: к политической, социальной, военной и т.д. Особенно хочется отметить, что история периодов контактирования русского языка с местными языками не заканчивается XIX веком, а продолжается в XX веке.
         В XX веке одним из актуальных является период независимой Латвийской республики (1918-1940 гг.). Этот период в истории русской культуры в Латвии хорошо изучен литературоведами, культурологами, но сравнительно мало изучен с социолингвистической точки зрения.
Как раз проект, начатый Латвийским университетом в 2006 г., называется «Мультилингвализм в городской среде: языки немецкого и русского меньшинств в период независимой Латвийской республики с 1918 по 1940 г.» Проект ставит целью изучение языка двух крепнейших национальных меньшинств. Важная задача проекта – изучение русского языка г. Риги как крупнейшего промышленного и культурного центра Латвии. Немецкие и русские национальные меньшинства имеют глубочайшие исторические корни. И русские и немецкий этнические компоненты были значимыми, как с точки зрения социальной структуры г Риги, так и с точки зрения социальной и культурной парадигмы Латвии. Русский язык существовал в разных формах: и в форме городского просторечия, где выделяются элементы языка низших социальных слоев, диалектные элементы, связанные с так называемыми старожильческими говорами, языком староверов, и в форме стандартного русского языка классического образца, языка интеллигенции. Русский язык Риги того периода имеет много особенностей, которые позволяют говорить о наличии специфического языка русской диаспоры в годы Первой независимой латвийской республики, т.е. о наличии своеобразного социолингвистического варианта. Вот этот вариант собственно и изучается участниками проекта. В ходе исследования получены определенные выводы, говорящие о том, что русский язык имел своеобразные черты, отличавшие его от языка метрополии в этот период. Кроме того, подобные исследования – это благоприятное поле для сравнения, если мы оцениваем сегодняшнюю ситуацию русского языка. Статус русского языка в годы независимой Латвийской республики приблизительно аналогичен статусу русского языка сегодня, когда государственным языком является латышский язык и русский язык считается языком иностранным, языком крупнейшего национального меньшинства. Разница в том, что сегодня отсутствует другое крупнейшее меньшинство – немецкоязычное. Но изучение русского языка как социолингвистического варианта в годы Первой латвийской республики обязательно даст определенную картину и будет полезно для изучения сегодняшних аспектов русского языка в Латвии. Если говорить об особенностях русского языка в годы Первой республики, то нужно отметить, что здесь бросается в глаза, что он носил несколько архаический характер относительно материкового языка, или языка метрополии Советской России. Сравнительным аспектом занимается в рамках названного проекта Латвийского университета доктор филологии Татьяна Стойкова, и ею получены в этом отношении интересные выводы и результаты. При этом особенности языка и речи важны в целом и с культурно-исторической точки зрения. Дело в том, что российская государственная реформа в области языка, проведенная на основе декретов советской власти в 1917 и 1918 гг., упорядочила и упростила правописание. Реформа, упростившая графику, не распространилась на отделившиеся от России территории, в частности на территорию Латвийской республики. Язык диаспоры сохранял архаичную графику, буквы, изъятые из алфавита реформой, вплоть до 1940 г. В частности, была сохранена буква «Ъ» в конце слов после согласных, сохранена графема «i» наряду с известной теперь «и», сохранена графема «ять» и др. Это и многое другое указывает на автономность и независимость диаспорного варианта русского языка. С точки зрения языкового сознания можно отметить ориентацию на обособленное, независимое существование варианта русского языка в оппозиции к языку метрополии. Оппозиция выражалась на формальном, графическом уровне, на том уровне, как выглядит текст, какова его графическая организация. Но у этой позиции есть вполне осознанная мотивация – продолжать традиции русского литературного языка так называемой дореволюционной эпохи. Видимо, традиция осознавалась носителями языка, как осознавалась и связь историей и культурой России до революции 1917 года.
        Изучение особенностей орфографии, других сторон языка как именно специфических особенностей диаспорного варианта языка значимо не только для лингвистов, но значимо и с точки зрения всех вопросов существования гуманитарной культуры на данной территории. Необходимось лингвистического изучения подобных проблем вытекает из идей, высказанных в работах выдающегося лингвиста Евгения Дмитриевича Поливанова, основоположника русской (советской) социолингвистики в 20-е годы. Если посмотреть более широко, то мы не просто видим язык определённой социолингвистической группы, можно выделить языковую ориентацию, связанную с противопоставлением языку материка и, значит, с желанием осознать свой язык как родной язык, с другой стороны, как язык продолжающейся традиции. Доказательством того, что русский язык в годы Первой республики имел своеобразный характер, является не только графика и орфография, но и безусловно лексика и другие так называемые уровни языка. Например, в русском языке Риги употреблялось много слов, которые были устаревшими в материковом языке и стали элементами пассивного словаря. У нас же, в островном варианте, подобные слова были активными, общеупотребительными словами. Это прежде всего терминологическая лексика – «волость, уезд, управа, цех, гильдия, присяжный, старшина, камера, голова» и т.д. Все эти слова активно встречаем в газетах Латвии, города Риги. Они все обозначают местные реалии и не являются устаревшими.
        Дальше наступает период Латвийский ССР (конечно, за скобками остается период немецкой оккупации, ждущий своего исследователя), когда меняются и социально-политические формы существования и общества, и соответственно языка. Этот период, с точки зрения контактов русского и латышского языка, освещён во многих работах латвийских языковедов. Например, Айна Блинкена писала о явлениях русско-латышской интерференции, о влиянии русского языка на латышский язык. Языковед Мария Семенова скрупулезно изучала контакты русского и латышских языков, в том числе и в этот период. Если лингвисты говорят об интерференции, т.е. о влиянии одного языка на другой, то это говорит о языковом контакте, который нельзя рассматривать просто как контакт одного из иностранных языков с языком местного населения. Действительно, многочисленные случаи интерференции на всех уровнях языка показывают, что латышскоязычное и русскоязычное население сосуществуют в рамках всех сфер жизни; это отражается во взаимодействии их языков не только на уровне языка семьи, но и на уровне языка общества, языка культуры.
Если говорить о последнем периоде, т.е. нынешнем, начавшемся с 1991 г., то естественно прекращают иметь место многие факторы, которые имели место в период Латвийской ССР. Безусловно, русский язык уже не является  главным языком, официальным языком, и это влияет на его престиж. Естественно, в 90-е гг. на линии социальной шкалы престижности уровень русского языка понижается прежде всего только потому, что он не является обязательным для употребления в официальных структурах общества. Происходит изменение его позиций и в образовании, и в других сферах жизни. Естественно, такое положение отражается на контактах русского и латышского языков, и эти корнтакты носят другой характер. Еще впереди ждут нас обобщающие исследования, которые должны будут научно рассмотреть роль и особенности русского языка в сегодняшнем социуме Латвии, должны будут обосновать позиции устойчивости русского языка в современной Латвии. С одной стороны, эти особенности отражают существование диаспорного варианта русского языка, как и в период первой независимой республики, обусловленное некоторыми специфическими аспектами мотивации. С другой стороны, безусловно, те десятилетия, когда русским языком владело практически все население, отразились не только в процессах заимствования, но и как определенная традиция в употреблении языка, имеющая место даже в тот период, когда русский язык уже не является официальным языком. С другой стороны, надо отметить, что и сам русский язык с точки зрения интерференции начинает испытывать влияние латышского языка, что можно оценивать по-разному. Во-первых, многие молодые люди становятся билингвами. Соответственно носитель русского языка прекрасно владеет латышским языком, он употребляет его в разных сферах своей жизни, и это создаёт условия для взаимной латышско-русской интерференции. И этот факт, и ситуацию билингвизма можно оценивать пессимистически – русский язык теряет свои особенности, приобретает много интерференционных ошибок. С другой стороны, можно оценивать как проявление специфики социолингвистического варианта русского языка на территории Латвии. Я смотрю на этот процесс не пессимистически, а скорее оптимистически и считаю, что с социолингвистической точки зрения мы имеем дело с вариантом русского языка на территории Латвии, по разным аспектам мотивации аналогичным тому, что было в годы Первой Латвийской республики, но с учётом того, что тогда была другая социальная структура общества, другой уровень взаимодействия, связанный с другим опытом контактирования. Социолингвистический вариант русского языка – это само по себе не плохо, поскольку, кроме метропольного языка в России, очень хорошо, что русский язык имеет разного рода диаспорные формы. Но юридические и образовательные аспекты должны как-то узаконить статус этого языка или сделать его традиции более прочными, но это уже не связано с чисто лингвистической проблематикой.