Марина Костенецкая

"Аглонские свечи на московском асфальте
в августе 1991 года"

(Некоторые моменты истории восстановления независимости Латвии глазами народного депутата СССР)

 

        Мне неважно, что обо мне думают русские Латвии – хотя и в Латвии разные русские мыслят по-разному. Куда больше я дорожу добрым отношением ко мне  демократов  России, ибо наши основанные на взаимном понимании и уважении  отношения проверены испытаниями судьбы и временем.
        Весной этого года на латышском языке вышла книга М. Костенецкой «Дешево продается клоун». Объемистый том на пятьсот страниц, одну половину которого составляет проза, а другую публицистика. Стандартный издательский тираж разошелся  в течение двух месяцев.  Неплохой показатель для живущего в Латвии русского писателя.  Думаю, читательский интерес связан и с тем, что герои моих новелл и рассказов в основном сельские жители Латвии. В советское время я годами жила то в Видземе, то в Курземе, то в Земгале. поэтому характер латышей знаю не только по литературным произведениям В.Лациса и А.Упитиса. Моя  проза связана с жизнью латышских крестьян, с замалчивавшейся десятилетиями историей депортаций, оккупации и прочих прелестей жизни колхозников, о которых народ боялся вслух говорить даже на самых глухих хуторах, а в городах диссиденты шептались об этом по кухням. Впрочем, то же самое все годы советской власти происходило и в России. Но я родилась и выросла в Латвии, с детства свободно владею латышским языком, поэтому и ту часть жизни латышских крестьян, которая десятилетиями была скрыта от глаз приезжих русских, знаю изнутри, а саму Латвию не только по Юрмале, экскурсиям в Сигулду или Рундальский замок.
        А.И.Солженицын в своем монументальном труде «Архипелаг ГУЛАГ» документировал трагические судьбы людей разных национальностей – те латыши, с которыми я была знакома с детства, с полным правом тоже могли бы стать героями этой книги. Что касается меня, то, повторяю, всю свою сознательную жизнь историю Латвии я познавала не столько по школьным учебникам, сколько по конкретным судьбам бывших граждан маленькой европейской страны, которая в начале сороковых годов ХХ века в одночасье утратила независимость и стала частью советской империи с  тоталитарным режимом правления.
        В годы предшествовавшие Атмоде, я писала острые статьи на различные темы – начиная от проблем советских детских домов и кончая колхозами. К сожалению, на 90 % моя публицистика печаталась в переводе на латышском языке. Русская пресса в Латвии публиковать такие тексты не решалась, ибо на русском резонанс мог быть куда шире. На русском языке читал весь Советский Союз, и попади эти тексты на стол партийному функционеру в Москве, неприятностей редактору рижской газеты было бы не обобраться! Поэтому писала я на русском, а печатались мои  статьи на латышском  языке в  основном,  в двух газетах – «Padomju Jaunatne» и «Literatura un Maksla». В советское время это были две наиболее прогрессивные газеты латвийской интеллигенции. Акцентирую:  не только латышской, но  и всей латвийской интеллигенции. Определенная часть русской интеллигенции на рубеже 90-х годов читала и на латышском языке, чтобы разбираться в политических процессах, происходивших в республике. Латвийская либеральная интеллигенция в то время находилась на гребне той самой волны, которую в Москве и по всей России поднимали готовившие пробуждение советского народа демократы и диссиденты. Правда, спустя 15 лет академик Юрий Николаевич Афанасьев с горечью признал, что Прибалтика в конце 80-х, начале 90-х годов таки пробудилась, а Россия только возбудилась, чтобы позже опять вернуться в состояние политической апатии и спячки. Прибалтика на волне пробуждения и официально провозглашенной в СССР перестройки сумела выйти из состава Советского Союза и вернуться в Европу, в России же этот процесс не был доведен до логического конца. Как обретенной независимостью распорядились пришедшие к власти новые политики Латвии, как выглядит сегодня экономика страны  – это уже другой вопрос. В любом случае в нашей республике произошла кардинальная смена политического и экономического режима. О кратковременном же политическом возбуждении России  академик Афанасьев говорит с глубокой болью. В этой большой стране в   90-х годах не произошло главного – покаяния за красный террор коммунистического режима. Без покаяния полноценное возрождение нации невозможно. Замалчивание преступлений Сталина, более того – новое возвеличивание его роли в истории советского народа ведет в тупик. Что бы российские масс-медиа не говорили о латвийских легионерах, но марширующие по улицам Москвы баркашовцы  и прочие разновидности  русских ура-патриотов выглядят куда более устрашающе! Я уж не говорю об убийствах на расовой почве и снисходительных судебных приговорах… Конечно, и Россия сегодня не единое замороженное пространство – внутри нее находится много различных политических течений, полный возврат к эпохе сталинизма невозможен. Но поскольку говорим мы сейчас не о России, а о Латвии, то отмечу только, что феномен русского самосознания заключается в собственном разнообразии: есть русские России и есть русские Латвии (Франции, Америки, Австралии и т.д.). Во время Атмоды русская интеллигенция Латвии была намного ближе русской интеллигенции России, чем в настоящее время.
        Это была та интеллигенция, которая однозначно выступала за перемены, за очищение, за распад империи. К этой интеллигенции я отношу Андрея Сахарова и Галину Старовойтову, Александра Солженицына и Александра Яковлева, Юрия Афанасьева и Анатолия Собчака. По политическим взглядам  себя я причисляю именно к этому крылу российской интеллигенции.
        В марте 1989 года в СССР впервые за всю историю существования государства была предпринята попытка провести свободные выборы на альтернативной основе, а не назначить депутатов в ходе марионеточного голосования, как это происходило обычно в Советском Союзе. Судьбе было угодно, чтобы  в этот переломный момент я тоже активно включилась в политику.
        По Прейльскому национально-территориальному округу Латвии на выборах в Народные депутаты СССР изначально было выдвинуто 10 кандидатов. На финишной прямой с шансами на реальную победу оставались двое – функционер латвийского  Агропрома Рымашевский, от  которого во многом зависело распределение государственных фондов в пользу того или иного района Латвии, и писатель Костенецкая, от которой с меркантильно-практических позиций не зависело ничего. Так вот я эти выборы выиграла. Выиграла, прежде всего, как  русский писатель, которого хорошо знал латышский электорат. Русская же аудитория узнала меня в канун выборов по тем публикациям, которые были подготовлены для русских газет особым отделом КГБ. Это не мои домыслы, а уже доказанный и преданный гласности факт. Откровения бывшего кэгэбиста о том, как готовилась кампания по дискредитации  Марины Костенецкой, можно прочесть в частности, и в документальной книге Дайниса Иванса «Воин поневоле».
        Но главный парадокс – несмотря на пущенную в ход тяжелую артиллерию КГБ,   за меня проголосовали не только латышские колхозники (хотя и колхозникам вроде бы  выгоднее было выбрать Рымашевского – от него ведь зависел завоз комбикорма на фермы!), за меня проголосовал  русскоязычный пролетариат! Дело  в том, что в Прейльском районе было много тех, кого мы сейчас называем мигрантами. В одних только Ливанах было несколько крупных заводов и комбинатов – Стекольный, Биореактивов, Домостроительный… Вакансии укомплектовывались в основном рабочими  с востока – русскими, украинцами, белорусами, молдаванами, и все они, само собой, были официально зарегистрированными избирателями. Кандидатов же в депутаты правление Народного Фронта расставляло по собственному усмотрению – взвешивались все за и против, кому  откуда на выборах стартовать выгоднее. И меня НФЛ выдвинул от Прейльского района как русскую, полагая, что латышский избиратель меня и так знает, а с русским я легче, чем латыши найду общий язык. Именно поэтому была развязана не то чтобы агитация против Костенецкой, а просто ушата грязи вылиты на мою голову! Сейчас этим уже никого не удивишь – война компроматов неотъемлемый атрибут любых выборов, но тогда такие методы для сознания советского человека были внове и сработали прямо противоположно расчетам Интерфронта и КГБ – в первом же туре голосования я победила, набрав свыше 73 % голосов избирателей.
        Итак, с группой избранников, частью поддержанных Народным Фронтом, частью Интерфронтом в мае 1989 года я еду на исторический  Первый Съезд народных депутатов СССР. В то время депутатов-политиков как профессиональной прослойки в Советском Союзе еще не существовало. Были депутаты из рядов партийных и номенклатурных  работников, были рабочие и колхозники, но на этот раз довольно мощную группировку составила и творческая интеллигенция со всех концов огромной страны. Пожалуй, только в республиках Средней Азии выборы прошли традиционно несвободно, так что  в рядах этих делегаций под присмотром партийных боссов по-прежнему покорно сидели зачастую ни слова не понимавшие по-русски знатные хлопкоробы, доярки и т.д. А вот от Прибалтики, России, Украины, Белоруссии, Грузии, Армении народными депутатами СССР было избрано много представителей творческой интеллигенции.
        Латвия на Съезде имела квоту –  51 депутатское место. Из нашей делегации одиннадцать депутатов четко стояли на позициях Интерфронта, а  остальные 40 либо были избраны при поддержке Народного Фронта и, соответственно, полностью разделяли его идеологию, либо получили мандат не напрямую от избирателей, а от общественных организаций (например, от КПСС, от ЦК Профсоюзов, от Красного Креста и т.д.). Скажу честно, и среди нас хватало  таких, кто держал нос по ветру. Но в большинстве случаев  вся фракция голосовала все-таки с позиций Народного Фронта.
        Итак, в процессе восстановления независимости Латвии активно принимали участие депутаты двух уровней – СССР и Латвийской Республики. Первые были избраны в марте 1989 года, вторые – спустя год, в марте 1990.  К сожалению, сегодня официальная Новейшая история Латвии начинается с    4 мая 1990 года, когда вновь избранные депутаты Верховного Совета Латвийской Республики проголосовали за принятие «Декларации о независимости».  С этого дня у нас и ведется отсчет политической  борьбы за независимость Латвии на уровне парламента. Баррикады, выяснение отношений с рижским ОМОНом, уничтожение таможенных постов – все эти и многие другие знаковые события  бесспорно приходятся уже на время правления нового Верховного Совета Латвии. Но почему-то при этом упорно замалчивается тот факт, что само голосование 4 мая 1990 года в Риге не могло состояться, если бы 25 декабря 1989 года народные депутаты СССР в Москве не проголосовали за признание наличия тайных протоколов к пакту  Риббентропа-Молотова и не объявили их не имеющими юридической силы с момента принятия.
        Да, действительно 4 мая Латвия (кстати, последняя из трех Балтийских республик) принимает свою Декларацию о независимости и объявляет об этом на весь мир. Однако мир почему-то не спешит признать вновь возникшее на карте Европы государство, а президент СССР  Горбачев и вовсе издает Указ об игнорировании  Декларации – для руководства СССР этот акт со стороны парламента Латвии просто не существует! И все же проголосовавшие за независимость депутаты не были ни арестованы, ни изгнаны из своего парламента – можно ли вообразить, чтобы такое действо осталось  безнаказанным для народных избранников  во времена правления Брежнева или, тем более, Сталина?! Так что же все-таки произошло в СССР к 1990 году? Почему, скажем, в 1980 никому в Латвии не пришло в голову собраться тем  же Верховным Советом ЛССР и сказать: «А давайте-ка мы проголосуем за выход из Советского Союза!». А тут вот вдруг проснулись, оглянулись –  «Что это мы так заспались?! Поднимите руки, кто за признание Декларации о независимости!» И подняли.  Благо красную дорожку к этой дате уже  постелили  народные депутаты СССР, избранные в  1989 году. И  стелили ее отнюдь не только прибалты. Без мощной поддержки со стороны всех демократических сил Съезда народных депутатов СССР (в первую очередь легендарной Межрегиональной депутатской группы) вряд ли наши герои –  господин Добелис  и иже с ним – рискнули бы пойти на такую конфронтацию с центральной властью.
        Конечно, первый и второй Съезды Народных депутатов СССР (а решение по пакту Риббентропа-Молотова было принято на втором Съезде)  тоже не на пустом месте возникли. Их появлению на исторической сцене предшествовали и «Хельсинки-86», и «Архипелаг ГУЛАГ» А.Солженицына, и ссылка академика А.Сахарова, и психушки для инакомыслящих, и высылка из страны диссидентов… Много еще чего было до голосования в Кремле! Однако Съезд 1989 года – это уже политический уровень. Одно дело подпольная революционная  деятельность и совсем другое официальный путь, когда в парламенте поднимают руку, чтобы открыто признать историческое преступление государства против народов насильственно присоединенных независимых стран. Роль Съезда народных депутатов заключалась именно  в том, что он впервые за 70 лет решился голосовать по собственной совести, а не по сценарию махины государственной пропаганды. Все это успешно забыто  в Латвии, для которой точка отсчета Новейшей истории начинается с 4 мая – сто тридцать  восемь храбрецов латвийского парламента вдруг подняли руку и сказали: «Все! Выходим из Советского Союза!».
        И кто же сегодня помнит народного депутата СССР от Латвии,  врача Вилена Толпежникова, который в первые минуты работы первого Съезда вне всякого регламента прорвался на кремлевскую трибуну и на весь мир, благо шла прямая трансляция  ТВ, сказал (цитирую по официальной  стенограмме): «Товарищи! Прежде, чем мы начнем свое заседание, я прошу почтить память погибших в Тбилиси. (Все встают. Минута молчания.). Благодарю вас. Вношу депутатский запрос: по поручению моих избирателей требую сообщить во всеуслышание и сейчас, на Съезде народных депутатов СССР, кто отдал приказ об избиении мирных демонстрантов в городе Тбилиси 9 апреля 1989 года и применении против них отравляющих веществ, а также сообщить название этих отравляющих веществ. (Аплодисменты)».
Позднее газета «Известия» назвала это событие эпизодом, поднявшимся до ранга символа. Эпизод этот давал понять, что отныне видимо либо невидимо в ходе работы Съезда все время будут сталкиваться два различных подхода в обсуждении дел государства – старое и новое мышление, как стремление к заорганизованности с одной стороны и жажда демократии с другой.  Еще раз напомню, что произошел этот эпизод 25 мая 1989 года, то есть почти за год до того дня, с которого начинается Новейшая история в школьных учебниках современной Латвии.
        Ну,  коль скоро мы перешли, так сказать, на личности, давайте назовем всех депутатов СССР, которые в 2001 году объединились в Клуб народных депутатов «Неаткариба». О том, как появилась сама идея создания клуба, я поясню чуть позже, а сначала пройдемся по списку из 40 человек (еще 11 членов латвийской делегации, как уже было сказано, однозначно стояли на позициях Интерфронта). 

        Итак, в нашу фракцию на Съезде входили: Виктор Авотиньш (в 1989 году ответственный секретарь журнала «Даугава»), Илмар Бишерс (юрист, профессор Латвийского университета), Гунтис Блумс (директор совхоза «Стари» Гулбенского района), Юрис Боярс (юрист, доцент Латвийского университета), Вилнис Эдвин Бресис (Председатель Совета Министров ЛССР), Айварс Брус (главный агроном колхоза «Тервете» Добельского района), Андрис Цирулис (в 1989 году главный редактор газеты «Падомью Яунатне», но до этого долгие годы функционер ЦК КП ЛССР), Алфред Чепанис (заместитель Председателя Совета Министров ЛССР), Андрис Эйзанс (заместитель главного врача Вентспилской центральной районной больницы), Янис Гейба (первый секретарь Даугавпилсского райкома компартии Латвии), Анатолий Горбунов (Председатель Президиума Верховного Совета ЛССР), Эрвид Гриновский (профессор Латвийской сельскохозяйственной академии), Эдвинс Инкенс (тележурналист), Дайнис Иванс (Председатель Народного Фронта Латвии), Юрис Янекс (первый заместитель Председателя исполкома Лиепайского районного Совета), Арнис Калныньш (директор Латвийского научно-исследовательского института экономики агропромышленного комплекса), Валентина Клибик (в прошлом номенклатурный функционер, избрана депутатом СССР от Женских Советов, объединяемых Комитетом советских женщин), Марина Костенецкая (писатель), Рита Кукайн (директор Института микробиологии АН ЛССР), Улдис Лауцис (Председатель Центрального комитета Общества Красного Креста ЛССР), Адольф Лочмелис (председатель колхоза «Бривиба» Краславского района), Янис Луцанс (председатель колхоза-агрокомбината «Ладэзерс» Лимбажского района), Николай Нейланд (заместитель Министра иностранных дел ЛССР), Леопольд Озолиньш (старший научный сотрудник Латвийского научно-исследовательского института травматологии и ортопедии), Раймондс Паулс (композитор,  Председатель  Государственного комитета ЛССР по культуре), Янис Петерс (писатель, председатель правления Союза писателей ЛССР), Андрис Плотниекс (юрист, профессор Латвийского государственного университета), Виктор Скудра (Министр юстиции ЛССР), Джемма Скулме (живописец, председатель правления Союза художников ЛССР, секретарь правления Союза художников СССР), Иварс Страутиньш (председатель правления Латвийского потребсоюза), Волдемарс Шлякота (директор совхоза «Вецуми» Балвского района), Вилен Толпежников (заведующий кабинетом 1-ой Рижской городской клинической больницы), Янис Вагрис (Первый секретарь ЦК Компартии Латвии), Янис Ванагс (Первый секретарь Мадонского райкома Компартии Латвии), Андрис Вилцанс (младший научный сотрудник Института микробиологии АН ЛССР, депутатом избран от Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи), Маврик Вульфсон (старший преподаватель  Академии художеств Латвии), Юрис Закис (ректор Латвийского государственного университета), Андрей Дандзберг (главный инженер рыболовецкого колхоза «Падомью Звейниекс» Тукумского района), Индулис Зариньш (художник, ректор Государственной Академии художеств ЛССР) и Ивар Кезберс (секретарь ЦК Компартии Латвии).

        О некоторых из названных депутатов мне хочется сказать здесь подробнее. Ну, например, о Первом секретаре ЦК Компартии Латвии Янисе Вагрисе. Он был избран депутатом СССР от 708-го Пролетарского территориального округа в Риге прямым народным голосованием, при этом победил троих конкурентов выдвигавшихся в том же округе как от Народного Фронта, так и от Интерфронта.  Необходимо отметить  существенную деталь: будучи партийным  босом, Я.Вагрис мог автоматически стать Народным депутатом СССР от КПСС. По так называемой квоте для общественной организаций. Но он заявил, что без мандата доверия полученного непосредственно от избирателей, не сможет полноценно защищать интересы Латвии в Москве. В результате депутатом от КПСС из Латвии стал слесарь-инструментальщик производственного объединения «Рижский электромашиностроительный завод» Константин Нюкша, послушно представлявший в Кремле позицию Интерфронта, а Вагрис честно прошел горнило предвыборной борьбы. Как, впрочем, и другой секретарь ЦК Компартии Латвии – Ивар Кезберс. Правда, вскоре после выборов 1989 года политические процессы стремительно стали набирать обороты: Я.Вагриса на посту первого секретаря ЦК КП Латвии сменил А.Рубикс, а И.Кезбер возглавил реорганизацию (раскол на два крыла) компартии Латвии.
        После восстановления независимости И.Кезберс, находясь в заграничной командировке, скоропостижно скончался  в гостинице при странных обстоятельствах. Я располагаю магнитофонной записью воспоминаний и размышлений И.Кезберса, которые он наговорил на диктофон незадолго до смерти. Но это уже отдельная тема для отдельного  разговора.  Что же касается Я.Вагриса, то более преданного идее независимости Латвии партийного функционера в конце 80-х  в республике просто не было! Символично само его имя –  Янис. Он действительно  был Янисом, сыном латышского народа в Кремле. Фактически он был нашим Щтирлицем в дни августовского путча 1991 года. Его действия в экстремальных условиях переворота до сих пор не оценены по достоинству, нигде толком не описаны. Правда,  в нескольких интервью латышской прессе я об этом пыталась рассказать, но, несомненно, Я.Вагрис достоин большего внимания со стороны историков и летописцев. Современные СМИ  в лучшем случае изредка поминают его мимоходом только как партийного функционера времен Атмоды. Но почему-то бывший партийный функционер А.Рубикс не сходит с газетных полос – пусть  то в отрицательном, то в положительном образе, но не сходит! Так вот Вагрис для восстановления независимости Латвии сделал не меньше, чем Рубикс против. Однако, судя по всему, ярые противники независимости сегодня милее сердцу журналистов, нежели так называемые партийные функционеры, рисковавшие в 1991 году за свободу Латвии собственной жизнью в буквальном смысле этого слова. Впрочем, касается это не только журналистов.
        Когда политики, объединившиеся в элитарный «Клуб депутатов, голосовавших за Декларацию о независимости 4 мая 1990 года» праздновали десятилетний юбилей этого события, они сделали все для того, чтобы увековечить в истории себя и начисто вычеркнуть из народной памяти депутатов СССР. Для начала все 138 народных избранников украсили свои шеи Орденом Трех Звезд третьей степени (то, что среди них, как выяснилось позднее, было немало агентов КГБ никого не смущало!) Потом четверомаечники позаботились о специальных пенсиях для себя  за особые заслуги перед государством, а также  о пожизненных пропусках в Сейм. Наконец на фоне здания Сейма сфотографировались для учебников истории и издали книгу о собственном революционном пути, ни словом не помянув в ней своих соратников и предшественников – народных депутатов СССР. Но на кульминацию торжеств – праздничный ужин в Доме Черноголовых – некоторых бывших депутатов СССР почему-то все же решили пригласить. Поскольку я попала в число этих избранных, то имела наглость поинтересоваться, пригласили ли на ужин Яниса Вагриса. Выяснилось, что нет, поскольку Вагрис, по определению доморощенных историков, на фоне революционных событий распада СССР проходит как партийный функционер. Тогда я написала открытое письмо Председателю Сейма Я.Страуме (оно было напечатано в газете «Diena») и выступила в популярной в то время телепрограмме Байбы Страутмане «Musu cilveks» с протестом.  Я сказала, что прекрасно понимаю – меня пригласили как лояльную русскую для украшения стола, но я считаю ниже своего достоинства идти на банкет, если туда не приглашены те, кто для восстановления независимости Латвии сделал гораздо больше меня. С аналогичными заявлениями в прессе выступили еще два бывших депутата СССР – Вилен Толпежников и Андрей Эйзанс. Действующие политики сделали вид, что ничего не случилось, а мы вдвоем с Эйзансом (ныне, к сожалению, уже покойным) подняли списки депутатов СССР 1989 года созыва, отделили тех, кто явно стоял на позициях Интерфронта, а остальных  сорок человек разыскали по всей республике. Через девять лет после возвращения из Москвы назначили им место и время встречи в Риге и  в том же 2000 году создали свой альтернативный Клуб народных депутатов «Neatkariba». На учредительном собрании встал вопрос о том, кто возглавит новый Клуб. Эйзанс сразу взял самоотвод, поскольку он жил в Вентспилсе и не мог  часто приезжать в Ригу. Тогда я предложила занять пост кому-нибудь из наших легендарных юристов (Бишерс, Боярс, Плотниекс, Скудра, Нейланд…), но все дружно отказались  и сказали: «Ты, Марина, все это заварила, тебе и быть нашим председателем!». Получилось, что командовать латышскими лачплесисами стала я, sieviete un krieviete (русская женщина).
        Через шесть лет мы ликвидировали Клуб (девять  наших товарищей к этому времени перешли уже  в мир иной), но за время существования собственной общественной организации сделать успели достаточно много.
        Во-первых, в  2001 году к десятилетнему юбилею восстановления независимости Латвии  Клуб издал книгу «Tas bija tautas laiks» («То было время народа») на 768 страниц. Весь увесистый том состоит исключительно из газетных публикаций времен Атмоды, юридических документов и фотографий. Никаких лирических воспоминаний – свой автопортрет народные депутаты СССР оставляют для истории без ретуши и прикрас. То есть если сегодня какое-то событие происходило, то уже завтра оно было отображено в прессе, а спустя 10 лет   все это опубликовано в нашей книге с указанием конкретного печатного издания и даты.
        Во-вторых, наш Клуб представил к награждению Орденом Трех Звезд двоих выдающихся российских демократов: Александра Яковлева и Юрия Афанасьева. Оба академика лично приехали в Ригу и 17 ноября 2001 года получили награду из рук Президента Латвии Вайры Вики-Фрейберги  в Доме Черноголовых. Напомню, что это были первые ордена, врученные россиянам за поддержку Латвии в борьбе за независимость. Ельцин свой ранее присужденный орден принял только в 2006 году.
И, наконец, в-третьих, после долгих и нелицеприятных выяснений отношений с Сеймом, мы добились того, что стоявшие в Кремле на позициях Народного Фронта депутаты СССР были приравнены по статусу к депутатам Верховного Совета ЛР 1990 года созыва. Орденов нам всем скопом, как четверомаечникам,  так и не дали, хотя, справедливости ради, следует сказать, что  некоторые из нас в индивидуальном порядке были  удостоены высшей награды государства уже раньше.  Лично мне Орден Трех Звезд был вручен на первой же церемонии после восстановления этой награды в Латвии, а именно –   на сцене Национального театра 18 ноября 1994 года, порядковый номер  ордена четыре. И все же я считала тогда и считаю сейчас, что если расценивать эту награду только как признание за политическую деятельность в роли народного депутата СССР, то многие из наших депутатов заслужили орден гораздо больше меня. Увы, некоторых из них уже нет в живых, и поскольку посмертно Орден не присуждается, то можно считать, что государство так и осталось перед этими людьми в долгу. Что же касается живых, то пусть на два года позже, чем четверомаечникам, то есть только в 2002 году, но в конце концов нам тоже было присвоено право претендовать на специальную государственную пенсию за заслуги перед Латвией в борьбе за независимость. Правда, и тут к нам подошли более строго, чем к бывшим депутатам Латвийского Парламента. Если там автоматически право на пенсию было присуждено сразу всем 138 голосовавшим 4 мая депутатом, то списки представленные Клубом народных депутатов «Neatkariba» тщательно анализировала созданная по решению Сейма Правительственная Комиссия. В результате двоим членам Клуба – Янису Гейбе и Валентине Клибик – в праве на пенсию было отказано.
        Но вернемся к событиям разворачивавшимся в 1989 году в Москве. Впервые в стране прошли относительно свободные выборы, и вот 25 мая в Кремлевском Дворце Съездов открывается Первый Съезд народных депутатов СССР. К этому времени весь мир выучил два русских слова – перестройка и гласность. Официально страной руководит  Генеральный Секретарь ЦК КПСС М.Горбачев. Неофициально весь мир знает, что фактическим архитектором перестройки является Секретарь ЦК по идеологии А.Яковлев, которого Горбачев, придя к власти, вернул из почетной ссылки в Канаду. Напомню, во времена правления Брежнева Яковлев был сослан послом СССР в Канаду за опубликованную в «Литературной газете» острую полемическую статью. Разные историки относятся сегодня к Горбачеву по-разному. Но одного нельзя отрицать: вначале своего правления новый Генеральный Секретарь ЦК КПСС вернул стране троих академиков, которым суждено было сыграть решающую роль в уничтожении тоталитарного режима на большей части территории  Советского Союза и, уже как следствие этого, распада всей советской империи. Итак, один академик – это Александр Николаевич Яковлев. Кстати, по образованию историк. Второго академика Горбачев вернул из внутрисоюзной ссылки – из режимного города Горький в Москву было разрешено вернуться физику с мировым именем Андрею Дмитриевичу Сахарову. Наконец, третий – Александр Исаевич Солженицын. Правда, сам писатель в Россию вернулся уже во времена Ельцина, но в 1989 году на волне гласности, провозглашенной Горбачевым, впервые в Советском Союзе массовым тиражом был издан «Архипелаг ГУЛАГ», перевернувший сознание миллионов советских людей, а чуть позже и ставшая программным документом всех демократов СССР брошюра Солженицына «Жить не по лжи»…
        Так вот А.Яковлев и А.Сахаров, ко всему прочему, в 1989 году стали еще и народными депутатами СССР. И никакой самый патриотический состав Верховного Совета ЛР не смог бы проголосовать за независимость Латвии, не появись за год до нашего 4 мая на кремлевской трибуне Первого Съезда картавящий, косноязычный академик Сахаров, каждому слову которого, затаив дыхание, внимали у телевизоров не только возбудившиеся советские люди, но и весь цивилизованный мир! Что же касается А.Яковлева, то он сыграл решающую роль в признании Советским Союзом наличия в истории  тайных протоколов к Пакту Риббентропа-Молотова. Когда на Первом Съезде депутаты от Прибалтики выступили с предложением создать комиссию по оценке Пакта, нас ведь сначала освистали! Помните первое в истории СССР голосование ногами? Это мы под присмотром людей в одинаково пошитых серых гражданских костюмах и улюлюканье агрессивно-послушного  большинства депутатов (ставшее фольклором определение академика Ю.Афанасьева) покинули  зал заседания в знак протеста. Потом, когда комиссия все же была создана, встал вопрос о том, кто ее возглавит. И опять-таки сами прибалты боролись за то, чтобы на это согласился А.Яковлев. Потому что мы ему доверяли. Сегодня среди нас нет  уже ни  А.Сахарова, ни А.Яковлева. Но в книге мемуаров А.Яковлева «Сумерки» подробно описаны и те перипетии Съезда, и работа возглавленной в 1989 году Секретарем ЦК по идеологии (!) Комиссии, признавшей в своем заключении тайные протоколы преступными и не имеющими силы с момента их принятия.
        Однако, подготовленное Комиссией заключение само по себе еще не имело юридической силы. Необходимо было, чтобы по этому вопросу Постановление принял Съезд народных депутатов. Вот тут-то и начинается самое интересное.
        Дело в том, что большая политика делается не только (и не столько) на больших трибунах. Не знаю, как в Англии или во Франции, но  в СССР в конце 80-х, начале 90-х годов решения по судьбоносным для целых народов голосованиям принимались зачастую… в мужских туалетах. Ну, не в самих туалетах, конечно, а в так называемых курилках – комнатах, расположенных перед оными. Поскольку большинство депутатов были мужчинами, притом курящими, в перерывах между заседаниями именно в курилках проходили самые жаркие политические дебаты. Здесь не надо было ждать очереди у микрофонов, слово без проблем мог взять каждый. Собирались все: и курящие, и некурящие, и мужчины, и женщины. Будучи некурящей, я обреченно дышала табачным дымом и  принимала в дебатах самое активное участие. Помню, что в курилке часто бывала и Галина Старовойтова… Так вот, когда на повестке дня Съезда встал вопрос о голосовании по исторической оценке Пакта Риббентропа-Молотова, агитация депутатов-прибалтов переместилась из зала заседаний именно  в курилку. И несомненно личные контакты, установленные в неформальной обстановке, тоже сыграли свою роль в решающий момент голосования. Но это было еще не все! Поскольку практически все депутаты, за исключением москвичей, жили в гостиницах «Москва» и «Россия», по вечерам устраивались посиделки либо в конференц-залах гостиниц, либо в каком-нибудь просторном номере «люкс» наиболее высокопоставленных народных избранников. Тут на столе обычно появлялось украинское сало, молдавский коньяк, грузинское вино, рижский бальзам и т.д., и опять-таки проводилась разъяснительная работа – почему надо (или не надо) голосовать за тот или другой документ на Съезде.
        Вы не поверите, что сделали эстонские депутаты, когда нужно было объяснить Съезду, в чем заключается суть тайных протоколов Пакта Риббентропа-Молотова! Мы этот документ обсуждали на Втором Съезде, который проходил в декабре 1989 года. Так вот летом, во время парламентских каникул, эстонцы у себя в Таллинне отпечатали на русском языке текст Пакта и прилагавшихся к нему протоколов. Еще они напечатали  географические карты, выпущенные в обращение в Советском Союзе в 1939 году, на которых четко обозначено, что Прибалтика входит в состав СССР. Хотя официально Эстония, Латвия, Литва еще не присоединены, не оккупированы, называйте это как хотите – суть ведь не меняется! И вот эти документы мы приносим в секретариат Съезда, чтобы официально распространить их среди депутатов. По регламенту на такой маневр мы имеем полное право. Но не тут-то было! Когда депутат Алкснис приносит газету латвийского Интерфронта «Единство» со статьей компрометирующей  депутата Костенецкую, материал и принимается, и размножается на ксероксе. На другой день при регистрации каждый депутат получает папку с рабочими документами, среди которых находит и пресловутую статью. Газета «Единство» недвусмысленно сообщает, что Костенецкая дочь фашиста, ну, и так далее, и в таком же духе – словом, если этот депутат вдруг объявится у микрофона, начинайте свистеть сразу, не дав ей и рта раскрыть! А вот что касается географической карты СССР образца 1939 года, то это документ «неправильный», народным депутатам абсолютно ненужный, такую макулатуру в рабочие папки секретариат вкладывать отказывается. Ну, отказывается, так отказывается. Обойдемся… И вот ночью, в лучших традициях комсомольцев-подпольщиков, народофронтовцы Эстонии, Латвии и Литвы ходят в домашних тапочках по длинным гостиничным коридорам и под дверь каждого номера подбрасывают текст Пакта и карту. Благо во время Съезда в гостиницах «Москва» и «Россия» простые смертные не проживают – одни депутаты. И что вы думаете? Сработало! Вздумай  мы раздавать документы в зале,  многие отказались бы у нас их брать просто из чувства самосохранения (бунтующих прибалтов Съезд уже знал  в лицо). А вот когда утром в своем гостиничном номере человек идет в ванную и находит на полу печатное издание – это ведь совсем другое дело! Никто не видел, как депутат поднял документ, как прочитал его за утренним кофе. Никто не знает, что он о прочитанном подумал, но в сознании что-то в любом случае отложилось.  И когда уже во время заседания Съезда к микрофону подлетает разъяренный оппонент – «Смотрите, что эти фашисты подбросили мне ночью под дверь!», мы сидим смирно и в душе сами себе  аплодируем. Молодцы мы и молодец наш  оппонент!  Еще раз напоминает всем депутатам, что они тоже такие бумаги утром получили, так что если кто-нибудь еще  не прочел…
        Вот так мы работали. Это, конечно, не означает, что на уровне комсомольцев-подпольщиков начиналась и заканчивалась  вся борьба. Отнюдь. Многие из нас бывали приглашены на официальные встречи в посольства. Напомню, что в Латвии посольств иностранных государств тогда не существовало, так что наши контакты в Москве трудно переоценить. Более узкий круг –   Янис Петерс,  Маврик Вульфсон, тот же Янис Вагрис, еще некоторые – имели возможность и вне Съезда встречаться с Горбачевым и другими лидерами государства. Очень часто депутатов от Прибалтики интервьюировали иностранные журналисты. Немало крамольных идей удавалось проталкивать и через созданные Съездом Комиссии и Комитеты. И, наконец, главное: мы  поддерживали тесные связи с российскими демократами, а те, в свою очередь, не только на словах, но и на деле способствовали восстановлению независимости трех балтийских государств.           Прежде, чем привести этому конкретные доказательства, позволю себе небольшой экскурс в историю Четвертого Съезда, который проходил тоже в декабре, но уже 1990 года, то есть после принятия в Латвии Декларации о независимости, практически накануне трагических событий в Литве и возведения баррикад в Риге.
        Руководство СССР планировало реализовать на этом Съезде подписание республиками нового Союзного Договора. Якобы на новых условиях, предоставляющих большую экономическую и политическую независимость этим самым республикам. Само собой, Прибалтику такая перспектива не устраивала – и Латвия, и Литва, и Эстония уже провозгласили себя независимыми странами и от принятых республиканскими парламентами Деклараций отступать не собирались. В связи с этим народные депутаты СССР от Литвы решили бойкотировать Четвертый Съезд  как таковой. На первом же заседании 17 декабря 1990 года тот сектор зала, в котором должна была размещаться делегация Литовской ССР, красноречиво зиял пустыми креслами. Тут необходимо заметить, что в отличие от латвийской и эстонской делегаций, литовцы были монолитны –  у них практически не было Интерфронта.  И если в Вильнюсе принималось решение бойкотировать Съезд, то в Москве соответственно изначально  не появлялось ни одного депутата СССР! Как всегда, в Риге подобные решения принимались вдогонку, чтобы, не дай Бог, не оказаться менее радикальными, чем литовцы, но при этом совершенно не учитывался реальный расклад политических сил в каждой из делегаций.  И в результате складывается вот какая  ситуация: 17 декабря латвийская делегация в полном составе начинает работать в Москве, а 19 декабря Верховный Совет в Риге принимает Постановление об отзыве со Съезда избранных от Латвии народных депутатов СССР. Соответственно 20 декабря в Кремль прибывают эмиссары из Риги, предъявляют нам официальный документ и объявляют, что все, кто немедленно не покинут зал заседаний Съезда, автоматически будут причислены к предателям независимости Латвии. Кто предатель, а кто нет, страна узнает буквально сегодня, благо заседания Съезда непрерывно транслируются по телевидению, а сектор зала, в котором сидят прибалты, операторы показывают особенно часто и крупным планом…
        И тут уж каждый из нас принимает решение самостоятельно. Кто-то с облегчением складывает чемодан и отправляется в аэропорт – Рождество на носу, впору думать о елке, о подарках близким, так что Постановление из Риги подоспело очень вовремя! Кого-то терзают сомнения: вот я уеду, а тут вдруг рванет что-нибудь такое, что предателем окажешься именно потому, что уехал… Впрочем, сомневающиеся очень быстро находят в Кремле подходящую для себя нишу. В буквальном смысле слова. Из зала они перемещаются на предназначенный для гостей Съезда балкон. Оттуда все слышно и видно, а телекамеры происходящее на балконе  не улавливают. В случае же необходимости вернуться в зал можно будет мгновенно.
        Однако, некоторые депутаты решаются на открытый конфликт с приехавшими за нами эмиссарами.  В их числе и Марина Костенецкая. И говорю я коллегам примерно так: ребята, у Литвы нет ни одного интерфронтовца. Вот литовцы сказали, что они игнорируют Съезд, и в зале образовался пустой сектор. Если  мы уедем, в нашем секторе все равно останутся сидеть Рубикс, Алкснис, Клауцен, Кузьмин – все одиннадцать интерфронтовцев да еще кое-кто из колеблющихся. И если будет проходить голосование по подписанию нового Союзного Договора, все они проголосуют за.  В итоге будет считаться, что делегация Латвии на Съезде все же присутствовала и волеизъявление народа продемонстрировала! Мне говорят – в статусе наблюдателя от Народного Фронта в зале разрешено остаться Я.Петерсу, остальные должны вернуться в Латвию. А я говорю, ну, нет! Не вы меня выбирали, не вам меня и отзывать. Вот когда меня избиратели Прейльского района отзовут, я с радостью первым же рейсом улечу из Москвы, потому что сидеть в зале, где меня так ненавидят,  врагу своему не пожелаю! Но избирателям я обещала бороться за независимость Латвии до конца, а конца пока что не видно…
        Словом,  сидим мы на виду всех телекамер в зале: Эйзанс, Нейланд, Петерс (единственный, кому разрешили), еще несколько человек из наших. И вдруг на трибуну поднимается Министр Иностранных Дел  СССР Эдуард Шеварнадзе. И произносит эмоциональную речь, смысл которой сводится к тому, что в стране готовится переворот, реакция наступает,  и в знак протеста против происходящего он, Э.Шеварнадзе, подает в отставку с поста Министра Иностранных Дел. На всю жизнь запомнились мне главные слова из этой речи: «Ситуация чрезвычайно опасная! Всем демократам следует немедленно вернуться в зал!». И тут же храбрые, но осмотрительные депутаты как воробьи слетели с балкона и бодро расселись по своим местам. Прямо напротив телекамер.
        Ну, а теперь самое интересное. Я уже упомянула, что за Постановление о Пакте Риббентропа-Молотова Второй Съезд голосовал аккурат на Рождество – 25 декабря 1989 года. И вот тютелька в тютельку через год, опять 25 декабря, но уже во время Четвертого Съезда  в Кремле проходят очередные  Рождественские бои за Прибалтику. Правда, на сей раз большинство балтийских депутатов в зале отсутствуют.
        Здесь я обращаюсь к официальным историческим документам, и цитирую стенограмму Четвертого Съезда. Итак, 25 декабря 1990 года на трибуну Кремлевского Дворца Съездов поднимается депутат Козин Э.Г., доцент Сумского филиала Харьковского политехнического института имени В.И.Ленина (Сумской территориальный избирательный округ, Сумская область) и произносит следующий текст: «…От имени межрегиональной депутатской группы (а это примерно 300 человек) прошу внести в Постановление предложение, которое мы вносили: «Четвертый Съезд народных депутатов СССР, исходя из права на самоопределение, конституционно закрепленное за каждой из 15 республик, входящих в Союз, признает декларации о суверенитете и независимости, принятые парламентами союзных республик как результат свободного волеизъявления». Прошу это предложение межрегиональной депутатской группы поставить на поименное голосование. А когда мы будем голосовать проект в целом, тоже прошу поставить его на поименное голосование». (Четвертый Съезд Народных депутатов СССР, 17 – 27 декабря 1990 года, стенографический отчет, том 2, стр.381. Издание Верховного Совета СССР)
        Далее опускаю из стенограммы  бурные дебаты зала, протестующего против предложения депутата, и цитирую резюме председательствующего: «Проводим поименное голосование. Зачитываю текст: «Исходя из права на самоопределение, конституционно закрепленного в каждой из 15 республик, входящих  в Союз, Съезд признает декларации о суверенитете, независимости, принятые парламентами союзных республик как результат свободного волеизъявления. Съезд приветствует суверенные республики, обретшие новое политическое качество, и призывает их к конструктивному сотрудничеству» (Шум в зале) …Прошу поименно высказать свое отношение к предложению депутата Козина. Не принято».
        Результаты голосования:
        Кворум для принятия решения………..1120
        Проголосовали «за»……………………..419
        Проголосовали «против»……………….933
        Воздержалось……………………………266
        Всего проголосовало…………………...1618
        Не голосовало……………………………213

        (Тот же Стенографический отчет стр. 385-387)

        Из 51 депутата латвийской делегации проголосовали  «за» 11, «против» 8, воздержался 1, не голосовали 4, отсутствовали 28. Списки поименного голосования тоже опубликованы в стенографическом отчете, так что кто как из наших депутатов провел тот  Рождественский день,  любознательные историки  могут определить по именам и фамилиям.
Спустя два дня  после этого голосования Съезд заканчивает работу, а еще  через семнадцать дней, в ночь с 13-го на 14-ое января 1991 года, происходят кровавые события в Вильнюсе. Со всех концов Латвии народ стекается в Ригу на баррикады, а по многим городам Советского Союза, и в первую очередь по Москве, начиная уже с 15 января, прокатывается волна митингов в поддержку независимости Прибалтики. Сейчас в Латвии все это благополучно забыто. Но в архивах информационных агентств СССР хранятся фотодокументы того времени, зафиксировавшие и лица, и плакаты, и милицейские оцепления. Самый большой митинг прошел в Москве на Манежной площади 20 января 1990 года. Организатором митинга выступило движение «Демократическая Россия», и, случайно или нет, но именно в тот самый  вечер в Риге произошло нападение ОМОНа на МВД, когда погибли пять человек. Позже выяснилось, что в Москве ОМОН тоже был приведен в боевую готовность.  А.Яковлев в своей книге «Сумерки» вспоминает, что возглавлявший тогда КГБ СССР В.Крючков предупредил организаторов митинга: для разгона демонстрантов будут использованы силовые структуры. И все же митинг под лозунгом «Руки прочь от Прибалтики!» состоялся. Поскольку сама я во время баррикад была в Риге, то о событиях 20 января в Москве знаю со слов А.Эйзанса. Во время митинга на всех радиальных улицах, подходящих к Манежной площади, стояли одинаковые автобусы с наглухо зашторенными окнами – сидевшие в автобусах омоновцы ждали  команды к действию. Но обещанный Крючковым приказ, на сей раз, так и не прозвучал. Потому что по всему периметру Манежной площади живой цепью стояли депутаты СССР и Российской Федерации с открытыми мандатами в руках. В Москве в то время Конституция еще действовала, и она гарантировала депутатскую неприкосновенность. Нападать на законно избранных представителей государственной власти ОМОН все же не решился. И опять-таки, по случайному ли совпадению или року судьбы, но рядом в этой цепочке, взявшись за руки, стояли латвийский депутат А.Эйзанс и один из лидеров «Демократической России» Галина Старовойтова, через несколько лет убитая в подъезде собственного дома в Санкт-Петербурге.
        Не в коей мере не хочу сейчас приуменьшить роль народа Латвии, защищавшего свою независимость на баррикадах! Я знаю, что в те январские дни сельчане, отправлявшиеся на тяжелой колхозной технике в Ригу, прощались с семьями навсегда. Они ведь ехали на баррикады уже после того, как мир облетели кинокадры группы режиссера Ю.Подниекса, и прекрасно понимали, что увиденное на экране телевизора – гибель людей под танками на улицах Вильнюса – может повториться  в Риге. Но хотя история и не признает сослагательного наклонения (что было бы, если бы…), все же  смею предположить, что Рига избежала трагедии Вильнюса именно потому, что на защиту Прибалтики тогда встали демократы всей России и других союзных республик.
        Ну, а потом был август 1991 года.  Об этих событиях в Новейшей истории Латвии принято выражаться и вовсе лаконично: утром 21 августа становится ясным, что реакционный путч в Москве провалился, в 13.10 по латвийскому времени Верховный Совет ЛР принимает Конституционный Закон о полной независимости, и с этого момента начинается международное признание нашей страны. Все правильно. Остается только добавить то, о чем стыдливо умалчивают латвийские историки: в дни августовского путча судьба Латвии опять решалась на баррикадах. Но на сей раз баррикады возводились не в Риге, а в Москве. И также как в Риге на этих баррикадах были жертвы – в ночь с 20-го на 21-ое августа, защищая от танков подступы к Белому дому,  в центре Москвы погибли трое молодых людей: Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов.
        Утром 24-го августа из дома Представительства Латвии в СССР (в Посольство Латвии в России это  здание будет переименовано позже) в гостиницу «Москва» мне позвонил заместитель Я.Петерса, народный депутат СССР А.Эйзанс. Жил он тогда в Представительстве, поскольку был первым заместителем Я.Петерса. Сам Я.Петерс в тот момент тоже еще не имел титула Чрезвычайного и Полномочного Посла Латвии в Российской Федерации, но в Представительство в Москве уже какое-то время назад был назначен главным официальным лицом Латвийской Республики. Так вот звонит мне коллега по депутатскому корпусу Андрей Эйзанс и сообщает, что мы с ним вдвоем назначены представлять  Латвию на похоронах погибших защитников баррикад. Еще Андрей говорит, что все более высокопоставленные коллеги на похоронах присутствовать не могут, поскольку должны готовиться к приему у президента России Бориса Ельцина, который именно сегодня собирается подписать исторический Указ о признании независимости Латвийской Республики. Ну, не могут, так не могут. Я и без указаний сверху, сама собиралась идти на  траурный митинг на Манежной площади. Уже и цветы купила, и свечи аглонские в сумочку положила.  Да, но тут необходимо рассказать, как эти свечи вдруг оказались  при мне в Москве.
Дело в том, что депутатом я была избрана от Прейльского района, на территории которого находится знаменитая Аглонская церковь. После победы на выборах, прежде чем ехать в Москву на Первый Съезд, я отправилась к своим избирателям, чтобы поблагодарить их за оказанное доверие. В районе меня встретил тогдашний настоятель (декан) Аглонской Базелики  г-н Онцкулис и предложил зайти в храм. Было это в будний день, церковь была абсолютно пуста. И вот без лишних свидетелей ксендз благословляет меня  перед  величайшей святыней храма –  Иконой Вознесения Богоматери Марии –  и дарит три освященные свечи. При этом говорит: «Зажжете  эти свечи в Москве в  критический для Латвии момент, если такой случится».
Полтора года свечи пролежали в ящике письменного стола  моего депутатского номера в гостинице «Москва», а утром 24 августа 1991 года, собираясь идти на  похороны российских  защитников баррикад, я  вспомнила о подарке аглонского священника.
        В назначенный час встречаюсь у входа в гостиницу с А.Эйзансом, и с удивлением вижу, что у него в руках тоже всего лишь букет цветов. Я спрашиваю, где же официальный венок с лентой от Латвийской Республики? Узнаю, что венок вроде бы был заказан, но получилась какая-то неувязка с доставкой. Словом, на похороны мы откомандированы сами по себе, а венок существует где-то сам по себе.  Ладно. Идем на траурный митинг. На Манежной площади установлены три гроба, и по пропускам ближе к трибуне проходят официальные  делегации. Мы с Эйзансом тоже  проходим как делегация и,  к величайшему своему стыду, видим: депутаты от Литвы пришли и с огромным венком, и с траурным флагом своей республики; депутаты Эстонии – с венком и флагом, Грузия – с венком и флагом… Так же достойно представлены посольства множества иностранных государств! Поняв, что мы здесь единственные белые вороны, стараемся стушеваться, смешаться с толпой. Вскоре выясняется, что митингов будет два: на Манежной площади с героями баррикад прощается вызволенный из Форосского плена Президент СССР М.Горбачев, а Президент РСФСР Б.Ельцин будет выступать отдельно – возле Белого Дома. Когда все речи на Манежной площади сказаны, траурная процессия направляется к Белому дому. Вслед за официальными делегациями идет вся Москва. Мы с Эйзансом скромно пристраиваемся к рядовым москвичам. Мы говорим между собой по-латышски, и русские участники траурной процессии, заслышав язык, подходят и спрашивают: «Вы из Литвы?». Отвечаем, что нет, мы из Латвии. И тут вдруг лица людей расцветают широчайшими  улыбками: «Вы из Латвии?! Передайте Латвии СПАСИБО за то, что научила нас строить баррикады! Если бы не ваш январский опыт, путчисты могли и победить…»
        Вот так. Большая Россия 24 августа 1991 года сумела сказать маленькой Латвии спасибо.
        Не знаю, может быть, официальный  венок со словами благодарности на траурной  ленте   в конце концов нашелся. Во всяком случае, те, кто был в тот день у Ельцина на приеме, уверяли, что венок позже доставили прямо на кладбище. Может быть. Но по улицам Москвы мы с Эйзансом шли за гробами героев, отдавших жизнь за свободу  как России, так и Латвии, всего лишь с цветами. Когда процессия подошла к тому месту, где собственно и произошла трагедия, мы увидели на месте гибели ребят море свечей. Разных – и церковных, и декоративных, и обычных хозяйственных. И тут я вдруг подумала, что настоятель Аглонской церкви дал мне почему-то именно три свечи. Не больше и не меньше. По числу погибших на баррикадах Москвы. И мы с Андреем присоединили освященные в Аглонской Базелике свечи к тем, что зажгли россияне,   как символ высшей благодарности  России от народа Латвии.