Александр Малнач

Мудрец и самозванец

 

      Во встрече с А.Б.Зубовым удивительнее всего была реакция публики. Точнее ее отсутствие. Корректные вопросы, вежливые аплодисменты. Год назад схожая (если не идентичная) по составу аудитория едва не растерзала Александра Евгеньевича Левинтова. Хотя тема выступления была, казалось бы, та же: «Зло империи».

                                   Мудрец

       Перечисляя это зло, Александр Евгеньевич упомянул братоубийственную гражданскую войну, приведшую к миллионным человеческим жертвам и гигантской (прежде всего по качеству) волне эмиграции добровольной и вынужденной; коллективизацию, сталинские репрессии и украинский голодомор, приведшие к гибели миллионов людей; катастрофические потери Красной Армии убитыми, ранеными и пленными начала Великой Отечественной войны и несоразмерно высокую, исчисляемую миллионами человеческих жизней, цену победы.
       Дальше Левинтову просто не дали говорить. Как не увещевали разъяренную (другого слова я подобрать не могу) аудиторию организаторы семинара, его выступление было практически сорвано. Правда, Левинтову удалось выразить (не донести, а только выразить) главную мысль: «зло империи» – дело рук наших предков и, чтобы хоть как-то нивелировать его влияние на день сегодняшний, мы должны признать преступления прошлого и покаяться в содеянном. Без покаяния не может быть прощения, хоть всю жизнь на нарах сиди. Пока русский народ (народ России) не возьмет на себя ответственность за свою историческую судьбу, ничего принципиально в жизни страны не изменится.
       Не было сказано ничего существенно нового. Ни в плане названных фактов (математически точное число жертв ведь не имеет значения), ни в плане полагания стоящего перед каждым индивидом и, может быть, народом в целом нравственного выбора. Ту же нравственную дилемму заставил решать своего Раскольникова Достоевский.
       Но то, что мы с благоговением принимаем из рук Достоевского, из уст Левинтова прозвучало кощунством. Было воспринято аудиторией как кощунство. Левинтова обвинили в искажении фактов и измене родине – он де не любит Россию. Мирослав Митрофанов не нашел ничего лучшего, чем спросить у докладчика, какое у того гражданство. Как будто вопрос о гражданстве что-то решает! Мирославу еще национальностью Александра Евгеньевича нужно было поинтересоваться, и предложить тому выехать на историческую родину.

                            Проповедник

       Андрея Борисовича Зубова никто не обвинял в измене родине. Никто не задавал ему вопросов ниже пояса. А между тем, он не просто повторил некоторые тезисы Левинтова, но пошел гораздо дальше.
       Справедливо полагая, что причины Русской революции 1917 года отстоят от нее на 200-300 лет («катастрофы такого масштаба не готовятся в одночасье»), докладчик принялся потрошить прошлое в поиске тех злокачественных образований, которые и привели к катастрофе 4-й степени. Докладчик кромсал историю России вдоль и поперек, «врачевал» ее «правдой о самой себе» так и эдак, и к концу операции в мусорной корзине валялись уже целые куски отечественной истории, окровавленные и дурно пахнущие. Эпоха Ивана Грозного, эпоха Петра Первого, эпоха Екатерины Великой не оставляют России шанса на оправдание историей и историческое выживание.
       Аудитория терпеливо и благодарно внимала, даже не заметив, как от темы «Зло империи» оратор перешел к теме «Империя зла», чего, кстати сказать, ни разу не позволил себе Александр Евгеньевич Левинтов.
       «Чем плоха Россия? – вопрошает докладчик. – Тем, что была среди тех стран, в которых было крепостное право». «Зачем нужна империя? – ставит еще один убийственный вопрос г-н прокурор. – Можно ли строить империю на крови и слезах?»
       И мало, кто заметил, что под видом признания негативных моментов русской истории от присяжных (от нас с вами) добивались вынесения обвинительного приговора России как историческому явлению.
       «Нравственные оценки – это главное, – витийствовал А.Б.Зубов. – Ни одно гнусное деяние не проходит безнаказанно. Зло всегда приводит к деградации и гибели любой системы. Ссылки на другого бесполезны. Исторические явления уникальны».
       Но исторические явления не подлежат суду нравственности. Во всяком случае историк, если он претендует на звание профессионала, никогда не опустится до оценочных суждений такого рода. Утверждать уникальность исторических явлений – значит отрицать существование исторической закономерности (уникальность не более, чем волны на поверхности океана), что выводит докладчика за рамки исторической науки.
       Вне этих рамок он может проповедовать сколько ему угодно. Я готов отдать ему должное. Зубов мастерски справился с задачей проповедника: наговорил аудитории массу нелицеприятных вещей и не поссорился с нею. Только борец за правду лгал, поскольку выдавал себя за ученого, ученым не являясь. Он обращался к людям не от своего имени, как это делал Левинтов, а от имени исторической науки.

                            Самозванец

       В самом начале лекции докладчик заявил, что будет говорить о методологии написания истории, и обрушился с критикой на «первого исторического сказочника» России Карамзина. Тот де написал не «Историю государства Российского», а «миф о народной душе».
       Споря с Карамзиным и Костомаровым, Зубов ссылается на русские летописи, хотя любой историк знает: в деле мифотворчества зачинателями были именно русские летописцы и те, кто их редактировал. Ссылаться на русские летописи походя, как это сделал докладчик, может только дилетант. И только дилетант может привести анекдот из воспоминаний князя Щербатова с тем, чтобы объяснить мотивацию Петра III, отменившего обязательную службу дворян.
       Противопоставляя друг другу исторические эпохи (как, например, эпоху Петра Великого эпохе первых Романовых), докладчик превращает историю в набор не связанных между собой отрезков времени, каждый из которых может рассматриваться сам по себе вне их неразрывной связи друг с другом. Это приводит его к чудовищному для историка выводу об установлении крепостного права при Петре Первом. И к ложному пафосу осуждения крепостничества как явления, вне его исторической обусловленности.
       Что позволено проповеднику и моралисту не достойно историка-профессионала. Моралист неизбежно скатывается к сугубому субъективизму, поскольку мораль явление крайне относительное, зависимое от точки зрения конкретного человека, группы, к которой тот принадлежит и исторической обстановки. В свою очередь, субъективизм противоположен историзму, без которого нет исторической науки. Обилие несуразиц в лекции профессора, подчеркивает слабость и ограниченность метода, приверженность которому простителен для Карамзина, но не для Зубова.
       «История зависит от личных человеческих выборов, – утверждает последний. – История глубоко персоналистична. Если бы народы делали правильный выбор, то история шла бы иным путем».
       Но история инвариантна. И задача историка состоит в поиске причины сделанного народом выбора. Желающим жонглировать альтернативами место на политической арене, а не за академической кафедрой.
       История инвариантна, но ее замысел не может быть постигнут исходя из нашего сегодняшнего знания. Вот почему историк не имеет права выносить приговор истории. Слишком высока вероятность «судебной» ошибки.
       «История не завершена, – писал Карл Ясперс, – она таит в себе бесконечные возможности; любая концепция познанного исторического целого разрушается, новые факты открывают в прошлом не замеченную раньше истину. То, что прежде отпадало как несущественное, обретает первостепенную значимость». (Смысл и назначение истории. – М., 1991., 276-277 с.)
       Путь к покаянию и прощению лежит не через посыпание своей страны пеплом, а через понимание ее истории. Потому, что только поняв можно простить и принять.