Леонид Чернов

К дискуссии о русском мире – патриотизм

      На наш взгляд, часто возникает сложность при теоретическом определении понятия «патриотизм» и при выявлении его черт в реальной жизни. Поэтому предложенный здесь подход нацелен именно на то, чтобы создать представление о структуре и динамике этого феномена.
      Причиной возникающих сложностей в определении патриотизма является неоднозначность природы этого феномена. Он находится на пересечении двух сфер – психологической и идейной. Под психологической сферой имеется в виду то, что Л.Н. Толстой называл «скрытым» (latent) патриотизмом, «который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т.п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты». Иными словами, корнем патриотизма является чувство сопричастности к общим условиям жизни, общей деятельности, которое часто не рефлексируется людьми и заставляет неосознанно совершать похожие действия. Границы психологической сферы патриотизма весьма нечетки, что отражено в следующих строках стихотворения М.Ю. Лермонтова «Родина»:
            Люблю отчизну я, но странною любовью!
            Не победит ее рассудок мой.
            Ни слава, купленная кровью
            Ни полный гордого забвения покой,
            Ни темной старины заветные преданья
            Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
            Но я люблю – за что, не знаю сам –
            Ее степей холодное молчанье,
            Ее лесов безбрежных колыханье,
            Разливы рек ее, подобные морям…
      Это позволяет сделать вывод, что человек от природы обладает лишь ограниченной способностью любить и чувствовать ответственность. Способность эта распространяется лишь на ближайшее окружение, то к чему человек привык с детства, на того, кого он считает родным. Видимо, с этим и связана этимология слов «родина», «отчизна», а также распространенные в литературе метафоры «Родина-мать», «Дон-батюшка» и т.д. Именно представления о семье, о роде, о доме и природе вокруг него изначально создавали у человека ощущение сопричастности, а не неохватные временные пространства истории.
      Однако с древнейших времен психологическая сфера патриотизма находилась под влиянием сферы идейной, создаваемой вождями, царями, государством в целом. Задача этой сферы – конкретизировать представления о том, что включает в себя понятие «отчизна» и какие конкретные действия должен совершить тот, кто действительно ее «любит». При этом осознанно или неосознанно использовался ряд приемов, оторый мы можем встретить в одном отрывке из известного всем стихотворения «Бородино»:
            И молвил он, сверкнув очами:
            «Ребята, не Москва ль за нами?
            Умремте ж под Москвой,
            Как наши братья умирали!»
            И умереть мы обещали,
            И клятву верности сдержали
            Мы в бородинский бой.
      Остается только определить эти приемы в более общем виде.
      1) Аллегория. Зачастую в призывах, на плакатах, в произведениях искусства мы видим, что город, страна представлены в образе человека, причем небезразличного для каждого. В отрывке создается образ Москвы не как древнего деревянного города, а как женщины, которую нужно спрятать за спиной. Более наглядным примером аллегории является плакат Тоидзе военных лет «Родина-мать зовет».
      2) Указание на общего предка или покровителя. С помощью этого приёма создается расширенное представление о семье. Даже не состоящие в генетическом родстве люди с древнейших времен чувствовали единство благодаря мифам о тотемных предках, героях-основателях (наподобие Энея), общих божественных покровителях.
      3) Освящение общего дела. На наш взгляд, особую роль этот прием стал играть после утверждения монотеизма, когда весь мирской порядок стал пониматься как подчиненный единому трансцендентному началу. Именно тогда место проживания стало наделяться не столько родовым, сколько сакральным смыслом («Святая Русь»).
      4) Напоминание о миссии, клятве, долге. В какой-то мере этот прием является продолжением предыдущих двух. Дело, начатое еще предками, представлялось современникам освященным временем смыслом их общего существования.
      В последнем приеме особого внимания заслуживает частный случай – имперская миссия. Исторические примеры известны всем: имперскую миссию сформулировал еще Рим, затем ее подхватила Византия, Франкская империя, Священная Римская империя германской нации и т.д. Каждое из этих государств включало множество народов и культур. Попытка их объединить состояла в создании образа чего-то, превосходящего отдельный народ по размерам и масштабам задач. Это “что-то” и есть Империя. Но чувство сопричастности империи основано не на образе родства, а на образе службы, включения, подчинения. Иными словами, идея начала преобладать над органически присущим человеку ощущением. Недаром именно в рамках империй формируются целые армии наемников, проливающих кровь, борясь иногда против своих соотечественников за деньги, а прочие жители, в том числе и признанные гражданами, теряют чувство родины и ощущение ответственности за нее. В связи с этим, если вспомнить историю, то можно обратить внимание на следующую закономерность: за периодами существования сильных государств, претендующих на гегемонию, следовали периоды космополитизма, который считается антиподом патриотизма (Эллинистический период в истории Греции, Великое переселение народов, Тридцатилетняя война и т.д.). Можно предположить, что окончательно идейный компонент патриотизма возобладал над психологическим в конце XVIII начале XIX века. Символично, что Великая французская революция начиналась с призыва «Интернационала»: «Вперед, дети отчизны…», а закончилась походами «двунадесятиязычной» армии Наполеона, которой двигало тщеславие и жажда наживы. Произошла деперсонификация и утилитаризация понятия «патриотизм», чему способствовали следующие события:
      1) Утверждение либеральных политических режимов. Патриотизм как психологическое ощущение, на наш взгляд, весьма трудно совместить с процедурой парламентских дебатов, поиска компромиссов, механизма сдержек и противовесов. Неизбежно происходит подмена толкования этого понятия в сторону количественного выражения издержек и прибылей, поиска заинтересованных сторон, заботы о собственном «рейтинге» и влиянии в органах власти.
      2) Унификация культуры. Уже в XIX веке во многих странах Европы утвердились общие культурные стандарты, а в наше время – в век глобализации – это явление становится еще более очевидным. Поэтому возникли новые образы, очерчивающие общность и сопричастность людей. Одним из таких образов стала «нация» – понятие, включающее общую зафиксированную историю, официально признанную культуру, определенное «жизненное пространство».
      3) Усиление экономических взаимосвязей. Именно в рамках ряда экономических учений получил одобрение прин-цип индивидуализма и эгоизма, прозвучал призыв к открытию границ и снятию запрета во имя собственного интереса.
      Можно сделать вывод, что с XIX века патриотизм в Европе, а затем и в Америке приобрел более материальный, политический, идейный характер, утратив характер психологический. Люди чувствуют себя связанными не общими интересами и происхождением, а общим гражданством, соблюдением одних и тех же законов. Патриотом может считать себя тот, кто исправно платит налоги, имеет автомобиль отечественной марки и болеет за национальную сборную по футболу, в то же время не зная ни одного писателя своей страны и допуская ошибки в родном языке. Таким образом, исторический анализ помогает выявить общемировую проблему, связанную с патриотизмом, а именно – утрату ощущения единства и ответственности людьми на уровне нравственности и морали.
      Особенность развития патриотизма в России, вероятно, обусловлена тем, что с XVIII века у нас фактически существовало две различные культуры: культура высших слоев, более европеизированная, в которой преобладал идейный патриотизм, и культура народная, которая вплоть до XX века слабо захватывалась европейским образованием, не участвовала в политических событиях и была слабо вовлечена в экономические отношения. Потому патриотизм психологический сохранился и проявился в годы Великой Отечественной войны. Однако дальнейший ход истории привел к тому, что сегодня можно говорить об отсутствии как психологической, так и идейной основы патриотизма. Это можно объяснить как общими для всего мира причинами (глобализация, включение в международные экономические отношения), так и специфическими, характерными только для нашей страны. Например, патриотизм, продемонстрированный защитниками отечества в 1941 – 1945 годах, во многом перестал служить примером, так как, начиная с 60-х годов, многие литературные произведения (а сегодня еще и художественные фильмы и сериалы – «Штрафбат», «Сволочи» и т.д.) представляют «изнанку» войны дезертиров, самострелов, роты смертников, беспризорников, занижая цену подвига героев (как будто ставится вопрос: за что, мол, боролись?). К причинам можно отнести и отношение к нашей истории. Реакцию российского правительства и националистских партий на недавние события в Эстонии вокруг «Бронзового солдата» ряд российских газет отказываются признать проявлением патриотизма или даже национальной гордости, поскольку на фоне громких политических обвинений, призывов отказаться от эстонских товаров в самой России происходили подобные события, а именно: в Санкт-Петербурге правительство разрешило перенос захоронений и демонтаж сооружений памятников Красная Горка и Марсово поле для застройки освободившихся площадей автостоянками и кафе. А идея: «Берите свободы, сколько хотите», – положила начало конфликтам и в самой России, и с соседними республиками. В итоге – современные жители России не имеют чувства общности и не знают, что является их отечеством и как и за что его нужно любить. Об этом говорят и письма президенту, посланные в начале июля 2006 года. Более тысячи из них касались темы патриотизма. Из отобранных случайно 34 – семь связывало упадок патриотизма с социально-экономи-ческими проблемами (низкие пенсии, пособия по безработице и т.п.). Восемь писем было посвящено упадку культуры, распространению телепрограмм, разлагающих молодежь (кстати, авторам половины из этих писем было 16-19 лет). 9 писем – жаловались на запрет вывешивать флаги в непраздничные дни и на косые взгляды прохожих на людей, одетых в футболки с государственными символами (средний возраст авторов этой группы писем был наименьшим – 20 лет). Наконец 10 писем призывали к ужесточению национальной и миграционной политики, то есть касались «гастарбайтеров», Чечни, унижения русских в бывших союзных республиках (авторам этих писем было 20-40 лет). Это подтверждает сделанный вывод: жители России не имеют ни духа, ни идеи патриотизма. Они ищут повода любить свою страну и просят повысить социальные расходы, разрешить носить майки с триколором на груди, создать особый телеканал и т.п.       Однако не это достаточно сомнительное представление о патриотизме вызывает тревогу, а растущее возмущение по поводу всех «чужих», нерусских. Это говорит об опасности плюрализма мнений и необходимости создания общей идеи. Однако начинать создание этой идеи нужно не с популяризации символики и не с обострения отношений с бывшими союзными республиками, а с пересмотра политики в сфере образования, которую хочет внедрить правительство. Сокращение часов литературы и русского языка в начальной школе за счет введения информатики, экономики, правоведения вряд ли будет способствовать воспитанию будущих патриотов. Поэтому тема патриотизма в будущей России, на наш взгляд, еще долго будет оставаться проблемной.