Гуманитарный семинар SEMINARIUM HORTUS HUMANITATIS: философия, история, образование

       Публикуемая в настоящем номере альманаха очередная часть документов из личного архивного фонда архиепископа Иоанна (Поммера), хранящегося в Латвийском государственном историческом архиве (далее ЛГИА), связана с жизнью и деятельностью Вячеслава Васильевича Богдановича.
       Имя В.Богдановича пользовалось достаточной известностью в межвоенной Польше. Он был видным общественным деятелем, публицистом, был также сенатором Польской Республики.
       Его биография в кратком виде может быть представлена следующим образом. Родился В.Богданович в 1878 г. в г. Дисна Виленской губернии в семье православного священника. Окончил Витебскую духовную семинарию, затем Киевскую духовную академию со степенью кандидата богословия. С 1903 по 1907 г. служил преподавателем Витебской духовной семинарии. В мае 1907 г. был назначен инспектором духовной семинарии в Вильно. С 1915 по 1919 г. вместе с семинарией находился в эвакуации в Рязани. Был делегатом Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917-1918 гг. от мирян Виленско-Литовской епархии, в котором принимал активное участие: в частности, по его предложению была выработана процедура избрания Патриарха. В 1919 г. В.Богданович вернулся в Вильно. С 1920 по 1922 год исполнял обязанности ректора Виленской духовной семинарии; с 1921 по 1922 был редактором «Литовских епархиальных ведомостей», преподавал Закон Божий в белорусской гимназии. В 1922 г. русским и белорусским населением Виленского края был избран в Сенат Польской Республики. Его деятельность в Сенате в значительной мере была связана с отстаиванием прав русского, белорусского и украинского национальных меньшинств, а также с защитой Православной Церкви в Польше.
       После восстановления независимости Польского государства на его территориальном пространстве в соответствии с установленными в 1921 году границами оказалась наиболее значительная часть Российской Православной Церкви за пределами России. В состав Польши полностью вошли три существовавших до первой мировой войны епархии — Варшавская, Холмская и Гродненская, а также части Виленской, Волынской и Минской епархий. Положение, в котором оказалась Православная Церковь в Польше в сравнении с другими лимитрофными государствами, было наименее благоприятным. Кроме того, что власти видели в православных храмах наследие имперского прошлого, в отличие от протестантских Латвии, Эстонии и Финляндии, православие в Польше подвергалось довольно существенному давлению и со стороны поддерживаемой государством католической церкви. Многие из отбиравшихся у православных храмов передавались униатам или же обращались в костелы. Помимо этого, под давлением правительства с начала 1920-х годов в одностороннем от Московской Патриархии порядке готовилось провозглашение автокефалии Польской Православной Церкви. В Польше, в отличие от Эстонии и Финляндии, эта подготовка, а затем и провозглашение автокефалии приняли особенно драматические формы. Епископы оказавшиеся в оппозиции увольнялись с кафедр, подвергались арестам и отправлялись в ссылку. Митрополит же Георгий (Ярошевский), бывший архиепископ Минский, вошедший в контакт с польским правительством и вставший на путь автокефалии, был застрелен 8 февраля 1923 года в собственной резиденции ректором Волынской семинарии архимандритом Смарагдом (Латышенко) 1.
       В.Богданович находился в оппозиции к автокефалистским стремлениям. В 1921 г. он сопровождал в ссылку Виленского архиепископа Елевферия и тайно проследил скрывавшееся властями место его заключения. Продолжал он поддерживать связь с архиепископом Елевферием и после переезда последнего в Каунас, считая лишь его каноническим правящим архиереем Виленской епархии. В 1925 г. В.Богданович основал в Вильно приход во имя великомученицы Екатерины, состоявший в каноническом ведении архиепископа Елевферия, а следовательно и Московской Патриархии, поскольку архиепископ Елевферий последовательно сохранял подчинение Москве. За это приемник митрополита Георгия митрополит Варшавский Дионисий (Валединский) отлучил В.Богдановича от Церкви.
       С 1927 по 1928 г. В.Богданович был издателем и основным автором журнала «Праваслаўная Беларусь». Сотрудничал он также и с русскими зарубежными периодическими изданиями, занимался иконописью и музыкой. Кроме публицистических статей, писал о русской литературе, и на философские темы. В 1939 г. В.Богданович был арестован польскими властями и помещен в лагерь, откуда, по одним сведениям, спустя три недели бежал, по другим — был освобожден вошедшими в Польшу советскими войсками. 17 октября 1939 г. он был арестован органами НКВД и, очевидно, вскоре расстрелян. 2
       Личное знакомство В.Богдановича с тогда еще будущим Рижским архиепископом Иоанном (Поммером) произошло еще в дореволюционное время. В.Богданович поступил инспектором в Виленскую духовную академию в том же году, когда ее ректором был назначен архиепископ Иоанн. Но, возможно, они могли быть знакомы и ранее. Согласно биографическим данным, соответственно датам, они фактически одновременно учились в Киевской духовной академии — В.Богданович должен был быть курсом старше архиепископа Иоанна.
       В архиве сохранилось 15 писем В.Богдановича, адресованных архиепископу Иоанну. Кроме того, его письмо Патриарху Тихону, им же составленный доклад о положении Православной Церкви в Польше, а также рукопись речи В.Богдановича произнесенной им в Польском Сенате 23 июля 1924 года. Все эти материалы и составляют содержание настоящей публикации.

ПРИМЕЧАНИЯ:

       1. Подробнее о положении Православной Церкви в Польше в то время см: Цыпин В., прот. История Русской Церкви: 1917-1997 // История Русской Церкви. Т. I Х. М., 1997. С. 222-238; Свитич А.К. Православная Церковь в Польше и ее автокефалия //Православная Церковь на Украине и в Польше в ХХ столетии: 1917-1950 гг. М., 1997 С. 87-293.
       2. О жизни и деятельности В.Богдановича см. также: Лабынцев Ю. Белорусско-русская идея во II Речи Посполитой: Церковная, плитическая и литературная деятельность сенатора В.Богдановича // Поляки и русские в глазах друг друга. М., 2000. С. 252-263; Лабынцев Ю.А. Литературное наследие В.В.Богдановича — Белорусского сенатора II Речи Посполитой // Славяноведение. 1997. № 3. С. 39-49; Щавинская Л. Лабынцев Ю. Литературные труды ректора Литовской Духовной Семинарии Вячеслава Богдановича. // Vilniaus kult u rinis gyvenimas : Dvasinink u vaidmuo 1900-1945. Vilnius, 2006. С. 115-133.
       Письма В.В.Богдановича к архиепископу Иоанну

       1-14/ V 1922
       Ваше Преосвященство,
       Глубокочтимый Владыко!
       Не оч<ень> давно узнал я о том, что Вы переведены в Ригу. Хотел тотчас же написать Вам, но, как водится, сразу не собрался. Да и то сказать: работы у меня столько, что и пообедать иной раз некогда, не то что писать. Поэтому и пишу только деловые письма. И это письмо до известной степени деловое. Хочу воспользоваться Вашим посредничеством, чтобы отправить некоторые сведения Святейшему Патриарху в Москву (конечно, с ведома и благословения высокопр<еосвященного> Елевферия) 1, так как посылаемые нами обычным путем письма далеко не всегда доходят 2. А между тем дела наши церковные таковы, что нам необходимо постоянно быть в письменном общении со Святейшим и хоть сколько-нибудь конкурировать с тем, кто имеет (очень некстати!) постоянный, легкий и быстрый способ сообщения с Москвой при помощи польских правительственных курьеров. Если Вам хоть немного известны наши дела, то, вероятно, вы догадываетесь, что дело здесь идет о митрополите Варшавском Георгии 3.
       Положение Православной Церкви в Польше и Литве после изгнания немцев (да еще и во время их оккупации) было оч<ень> тяжело: отнимали храмы, земли, дома, не давали православным службы и проч<ее>. Здесь еще, в Литве, мы кое-как боролись с официальными и неофициальными насильниками и угнетателями, а в Гродне и особенно в Холмщине дело совершенно походило на XVI — XVII вв. Однако так сяк, опираясь на польские же законы, на польский суд, особенно на изданную конституцию Польской Республики, где всем вероисповеданиям предоставляется полная свобода и права, удалось мало по малу одно за другим отвоевывать настоящее положение Церкви и возвращать кое-что захваченное. И вот в этот момент (есть пословица: «сохрани нас Боже от друзей, а с врагами мы и сами справимся») прибыл в Польшу архиепископ Георгий. До этого он был где-то в Италии, скитаясь без дела. В Польшу его пустили не сразу, а после некоторого соглашения и некоторых с его стороны обещаний, которые в точности остались нам неизвестными, но о которых мы можем лишь догадываться, потому что аналогичные предложения делались представителями правительства поочередно всем епископам в пределах Польши. Прибыв в Польшу, он совместно с Дионисием Кременецким 4, управляющим частию Виленской епархии, вошедшей в состав Польши, и привлекши туда же ( sancta simplicitas! 5) преосвящ<енного> Пантелеймона Новогрудского 6, представил Св<ятейшему> Патриарху проект автокефалии Правосл<авной> Церкви в Польше, уверив в своем представлении, приложенном при проекте, что Православная Церковь совершенно падает в Церкви 7 и что «единственно лишь Польское правительство стремится поддержать ее (!!). Автокефалия не была дана; получена была только автономия. Тогда был задуман новый прием: подчинить всю Прав<ославную> Церковь польскому правительству. Выработан был в этом смысле «Конкордат». Созваны были в Варшаву преосвященные и предложено было им подписать его (в<ысоко>преос<вященный> Елевферий был тоже вызван польским правительством, но митр<ополит> Георгий постарался отстранить его от обсуждения, зная его взгляды). На этот раз преосв<ященный> Пантелеймон, понявший наконец дело, отказался подписать «Конкордат» (хороший конкордат!), и за это был правительством, с согласия Георгия, отстранен от кафедры и сослан в монастырь. Подписал только Дионисий Кременецкий. Владимир Гродненский 8 тоже отказался, но пока еще уцелел. Тогда по соглашению с Георгием правительство выпустило этот «Конкордат» в виде «Временных правил» для Православной Церкви. Правила эти не только попирают церковные каноны, но и самую польскую конституцию (напр<имер>: священник, уходя с прихода, сдает все имущество и ключи от церкви польскому старосте, от него же получает все это новый священник, всюду в церковном делопроизводстве вводится польский язык, кандидата во священники одобряет тот же староста и т<ак> д<алее>). В это время присланы были из Москвы Св<ятейшим> Патриархом «Положения» об управлении Правосл<авной> Церковью в Польше. Но В<ысоко>пр<еосвященный> Георгий выбросил из этих «Положений» все, что касается собора и высшего органа ц<ерковного> управления в Польше и оставил лишь те параграфы, которые указывают на преимущества митрополита Варшавского. В таком виде это «Положение» рассылается теперь для проведения в жизнь. Преосв<ященный> Сергий, викарий Бельский Холмской еп<архии> 9, которого оч<ень> любили там, недавно арестован и увезен неизвестно куда. Все это дело митр<ополита> Георгия. Мы стоим твердо, но скоро он доберется и до нас. Надо спасать положение и бороться за Церковь сколько в силах. Народ настроен хорошо. Епархиальные собрания проходят всюду отлично. Прошлым летом хотели сделать в Варшаве общий съезд приходов всех епархий, но Георгий сделал так, что его не разрешили, несмотря на Конституцию...
       Живем помаленьку. Семинария до прошлого года существовала в составе двух старших классов. Теперь открыли ее полностью вместе с духовным училищем, т<о> е<сть> в составе 10-ти классов. Из старых преподавателей существую только я, Недельский 10. Вас. Предтечевск<ий> (Ник. Ал. умер). В Рязани сидят Хвалынский, Молчанов, Рожанович, в Вязьме — Кулагин, в Касимове — Билецкий. Альберт умер, о<тец> Серапион — тоже. Я живу в прежней квартире. Ректора нет и я исполняю сии обязанности. Земли у Троицк<ого> монаст<ыря> отобраны — документов нет. В здании семинарии, кроме нее, — белорусская гимназия, приют и монашки Вилен<ского> жен<ского> мон<астыря> и Березвечского, выселенные оттуда. Теснимся, но живем. Жена Вам шлет привет. Прошу молитв и благословения. Искр<енно> преданный
       Вячеслав Богданович

       Warszawa , dnia 14/ III 1924 r .
       Ваше Высокопреосвященство,
       Глубокочтимый Владыко!
       Благодарю Вас, что откликнулись на мое письмо. Как-то особенно приятно было после стольких лет увидеть и пробегать глазами строки так хорошо знакомого Вашего почерка.
       Узнав обстоятельства того дела, с которым к Вам обращался, я принужден еще раз извиниться, потому что, будь это мне известно, я в таком случае и не осмелился бы беспокоить Вас своею просьбою. Я был уверен, что оба кандидата граждане Латвии и что они, так сказать, оба у Вас под рукою и в Вашем распоряжении. Впрочем, должен отметить, что они и не в Польше, как Вы, Владыко, изволите писать, а тем более не польские граждане. Здесь так трудно получить гражданство, даже местным уроженцам, что батюшки-граждане все наперечет, а о приезжих и говорить нечего. Поэтому предполагаю, что Вы ошибочно написали слово «Польши» вместо «России». Иначе, думаю, я знал бы их местопребывание в Польше, особенно Василия Смирн<ова ?>, моего товарища и дв<оюродного> брата жены. Впрочем, это теперь невозможно.
       Ваша оценка наших дел совершенно правильна. Впрочем, винить тут нужно не поляков или не столько поляков и польское правительство, сколько самих себя. Никогда бы мы не попали в такое унизительное и зависимое положение, если бы не предательство со своей стороны. При широкой конституции можно было бороться на легальной почве. Но... как мне пришлось писать недавно: «чужие создают только драму, а трагедию — свои». Слыхал кое-что и о Ваших церковных делах... Мне кажется, было бы еще точнее обозначить общую картину — «от иезуитов». У нас по крайней мере их организованная и явная и подпольная работа чувствуется ежеминутно. Организация делающая чудеса, но о этих чудотворцах именно и сказано в Евангелии Мф. 7, 22-23. 1
       Будьте здоровы, Владыко. От души желаю Вам всего доброго, а у Вас прошу молитв и благословения.
       Ваш пок<орный> слуга
       В.Богданович
       P.S. Приведет ли Бог когда встретиться?
       Если Вам, Владыко, где-либо удастся встретиться с Викт<тором> Ив<ановичем> Эглитом 2, — передайте ему поклон. Это мой товарищ по семинарии, человек настолько способный, особенно к рисованию и литературе, что, думаю, он не мог бы затеряться в Латвии.

       Ваше Высокопреосвященство, Дорогой Владыко!
       Христос Воскресе!
       Пишу Вам по совершенно необычному поводу. Не осмелился бы и беспокоить Вас, но дело касается судьбы одного известного Вам человека, хоть и грешного, но все же решившегося на грех из неразумной ревности по Боге и Его Церкви после тяжелых религиозных переживаний, ударов и разочарований. Разумею «героя» нашей церковной драмы, искупающего ныне свою вину в тяжелом тюремном заключении 1. Литовское правительство согласилось включить его как уроженца местности, признаваемой ими своею, в число узников для обмена с четырехбуквенным государством. Переговоры о сем будут у Вас, кажется, с 15 мая. Я знаю, что Вы, Владыко, не станете мешаться ни в какие политические дрязги, что и правильно. Но здесь дело идет о простой милости к узнику, уже 2? года искупающему свою вину и дошедшему до последней стадии нервного напряжения.
       У Вас могут там найтись какие-либо знакомые политики, которые могут повлиять на этот вопрос. Имея это в виду, я и пишу Вам о сем. Если же нет, и все это для Вас являлось бы затруднительным, то тогда оставьте и ничего не предпринимайте — пусть будет воля Божия о нем. Я с своей стороны делаю это лишь потому, что, думаю, он в данном случае, если и виноват, то так же, как тот апостол, который бросился на раба архиереева в саду Гефс<иманском> — раба, который прикоснулся, чтобы взять в узы его Господа. Тут, правда, не только раб, но и сам архиерей и не только ухо, но и весь человек, но по существу было то же, и мож<ет> быть он, убийца, на вопрос Господа «любиши ли мя» с большим правом мог бы сказать «люблю», чем его жертва. Но это ведомо одному Богу...
       По газетам слежу за Вами, думаю о Вас, а Ваш портрет, проездивший со мною пол-России, стоит на моем письм<енном> столе...
       ...Смерть дедушки, а еще более его «завещание» страшно всех волнует нас (в подлинность я не верю) 2. Автокефалия у нас процвела при полном «покорении под нозе», но мы устраиваемся особо — в Патриархате. Что представляет собою П<етр> Крутицкий (П.Ф.Полянский) 3. Я слышал о нем не оч<ень> хорошо.
       Да хранит Вас Бог, Владыко
       Ваш слуга и раб Божий Вячеслав
       12/ V 25.

       Ваше Высокопреосвященство,
       глубокоуважаемый и дорогой Владыко!
       Сегодня случайно в газете «Слово» прочел о Вашем юбилее...
       От всей души приветствую Вас и молитвенно желаю Вам долгих лет и крепости душевных и телесных сил, так необходимых теперь для Вашего многотрудного служения на пользу православной Церкви, переживающей теперь по всему миру беды и «от разбойник» и «от сродник». Насколько могу издали стараюсь по газетам наблюдать за Вашею деятельностью, радуясь Вашим достижениям и печалясь Вашими скорбями.
       Положение церковного дела у нас мало изменилось к лучшему. Наша небольшая община в Вильне пока остается единственной «Патриаршей».
       Д<ионисий> Валединский опустился окончательно, потерял моральный кредит всюду и теперь опирается лишь на политиканов из украинцев. Окружен он темными дельцами, цель которых его именем обирать митрополию, а потом обирать его самого.
       Нас (Патриаршую) еще не зарегистрировали официально, но молиться нам и управляться самостоятельно никто не мешает.
       Новоявленный вид униатов (р<имо>-католичество восточного обряда) во главе с б<ывшим> архим<андритом> Филиппом Морозовым 1 — «белорусом из Вологодских украинцев» старается действовать во всю, но успех больше имеет среди католиков, которым нравится православное богослужение, чем среди православных.
       Еще более новая разновидность «Православие западного обряда», во главе с кс<ендзом> <Гушно ?> едва ли будет иметь большой успех, ибо в основе своей это движение политическое. Видимый переход его последователей в Православие — лишь юридический маневр — обойти вопрос о регистрации, в чем правительство им под давлением р<имо>-кат<олических> клерикальных кругов отказывало. Теперь к этому движению пристает много р<имо>-католиков с целью получить развод, р<имо>-католичеством не допускаемый.
       Раскол заграничный 2 у нас оч<ень> многих соблазняет и всех удручает. Оч<ень> трудно разобраться, кто там больше прав, кто виноват, но все же я верил в искреннее и серьезное отношение к делу и к взятой на себя ответственности обоих иерархов, пока не прочел к изумлению своему в одной из газет письмо м<итрополита> Антония 3 к главе европейского объединения Христианской молодежи. В этом письме он называет весь раскол «глупой заварухой, не стоящей выеденного яйца». Что это значит? Зачем же тогда было и огород городить?..
       Будьте здоровы, Владыко. Да хранит Бог Ваши силы. Жена Вам также шлет привет и просит, как и я, молитв и благословения Вашего себе и детям (их у меня трое — Глеб 13 л<ет>, Людмила 11 л<ет> и Олег 8<лет>, — все уже учатся в гимназиях).
       Искренно преданный Ваш слуга и раб Божий
       Вячеслав
       Вильна. Остробрамская 9.
       P.S. В газете в статье о Соборе прочел несколько знакомых имен: о<тец> Кир<илл> Зайц, от<ец> Давидсон, о<тец> А.Мазур. Если Вам, Владыко, случится их скоро увидеть, прошу передать мой привет.
       В.Б.

       1927 19/ IV .
       Ваше Высокопреосвященство,
       глубокочтимый и дорогой Владыко!
       Вы несказанно тронули меня своим письмом (ответ по делу Жд<анова>). Я боялся Вас беспокоить, а потому и написал о<тцу> Кириллу, а Вы были так любезны, что ответили мне сами и притом так обстоятельно, — обо всем...
       Жданова едва ли Вы знаете. Он в Ваше время был, кажется, священником в старой Вилейке и во всяком случае при Вас в Вильне не был, тем более в Романовской церкви: ведь там, как мне помнится, был первым священником о<тец> Котовин (молодой, родственник Рожановича), диаконом, как помнится, там был Ливай, а псаломщиком И.Имшенин.
       Относительно Власова Вы, Владыко, совершенно правы. Его якшание с методистами не имеет решительно в основе никаких религиозных убеждений, а все целиком зиждется на денежных субсидиях. Методисты материально поддерживают открытую им в Радошковичах белорусск<ую> гимназию, они содержат там общежитие, за что ученики должны ходить на методистскую ежедневную молитву и посещать их собрания. Летом прошлого года он открыл на таких же условиях белор<усские> учительские курсы. Сам Власов не только методистских, но и вообще никаких рел<игиозных> убеждений не имеет и рел<игиозно>-церк<овными> делами интересуется разве лишь с политической точки зрения. В деревнях там его методизм никакого почти успеха не имеет. Гораздо более имела успеха там же недавно появившаяся мистическая секта вроде хлыстовства. Но и она, кажется, уже исчезает. Очень горячо там борется со всем этим старик-протоиерей Железовский. Но среди белорусов-гимназистов и учителей методизм дал кое-какие всходы. В Вильне где-то завелась уже их молельня с проповедью на белор<усском> языке. Я ругаюсь с Власовым, но что же поделаешь с этим упрямым увальнем.
       Филипп Морозов на время затих и притаился. Живет в Духове. Недавно он разрешен в служении. Интересно, какие же «зигзаги» он вытворял еще в Вологде в пору Вашего инспекторства и как он уцелел тогда, несмотря на эти зигзаги.
       Вы пишете Владыко, что прот<оиерей> о<тец> В.Знаменский 1 — женатый архиеп<ископ> Таврич<еской> епархии. Но ведь его Вера Ивановна, как я слышал, умерла уже довольно давно. Неужто он во второй раз женился пред епископством. А Чудновцев? Ведь это какой-то чудачок и «не все дома». Впрочем, он оч<ень> способный.
       Я тоже стараюсь быть абсолютно в стороне от Карловацкой распри и не высказывался по поводу нее публично ни устно, ни письменно. Но более правыми я без колебаний считаю Евл<логия> 2 и Ко. М<итрополит> Антоний в последнее время усиленно заигрывает с нашим м<итрополитом> Дионисием. Пишет ему письма, думается, обещает признать его каноничность, хотя еще там недавно называли его «учителем бесчиния» и постановляли о прекращении с ним общения. В свою очередь Д<ионисий> поместил в своем «Воскресном чтении» статью, в которой доказывается, что Антоний собственно и есть законный патриарх всея Руси, ибо он получил большинство голосов на Соборе, а жребий — это вещь канонами не предусмотренная, поэтому «незачем было искушать Господа». Итак нужно, говорит он, немедленно признать и объявить Антония патриархом всероссийским, а он сумеет примирить тогда и покрыть своею любовию всех: и живоцерковников, и обновленцев, и липковцев и... «и прочие безумные головы». Теперь Дионисий уехал на Восток в Константинополь, а оттуда в Карловцы, где, вероятно, и состоится совещание его и сговор с м<итрополитом> Антонием. Удивительная у м<итрополита> Антония непростительная для его сана и возраста «легкость в мыслях». У меня есть его письма, где он прямо, не стесняясь, говорит о покойном митр<ополите> Георгии как заведомом атеисте (и еще — о чем не решаюсь писать), где выражается, что К<онстантинополь>ский Патриарх продал за деньги П<ольскую>скую Церковь, что Дионисий (тут тоже не решаюсь переписывать «паскудные», по выражению Вл<адыки> Пантелеимона, слова)... А теперь он старается о дружбе с тем же Д<иони>сием. Давно ли на Карл<овацком> соборе он делал постановления о том, что YMCA есть антихристианское общество, что таковыми же являются христианские содружества молодежи, давно ли он запрещал православным входить в близкое общение с этими содружествами как масонскими, а потом вдруг пишет проф<ессору> Зеньковскому, председателю Европейского объединения р<усской> молодежи, что он рад с ним войти в близкое общение и что «наша церковная заваруха не стоит выеденного яйца» (Карловацкий раскол). А теперь из-за это<го> «не стоящего выеденного яйца спора» вносит такую разруху в заграничную Церковь! — а в YMC ’е press ’е издает свои сочинения.
       Всех перечисленных Вами товарищей и однокашников помню. В отплату сообщаю, что знаю о прежних Ваших сослуживцах. Кулагин, как слышно, где-то служит в Вязьме, где у него свой дом. Билецкий А.М. еще жив и даже бодр и тоже служит в своем родном Касимове ряз<анской> губ<ернии>, о Миловидове не знаю, Хвалынский в отставке и на пенсии (9 р<ублей> 50 к<опеек> в мес<яц>) в Рязани, Молчанов учительствует в Пронске, Рожанович — где-то около Рязани. Об Омельченко не знаю ничего. Недельский переезжает из Чехии в Ковну к Вл<адыке> Елевферию. Д<окто>р Тур умер в 1919 г<оду> в Тамбове, о<тец> Серапион — тоже. Вас. А. и Ник. Ал. Предтечевские умерли. О живоцерковничестве Титлинова 3 Вам, конечно, известно. В Вильне в университетской клинике лежит уже 3-й мес<яц> разбитый нервным параличом бедный ген<ерал> А.В.Жиркевич. Оч<ень> страдает.
       Это письмо Вы, вероятно, Владыко, получите пред Пасхой. В этот день вспомните обо мне и мысленно примите от меня приветствие: Христос Воскресе!
       Будьте здоровы! Искренно преданный Вам Ваш слуга и раб Божий
Вячеслав.
Жена шлет поклон.
       P.S. Серебреников (Варшавский) Ник. Сем. ни в какой степени мне не родственник.
       P.P.S. Получили ли посланную Вам мою последнюю речь в Сенате.

       Ваше Высокопреосвященство,
       глубокочтимый Владыко Иоанн.
       Еще раз позвольте мне из Вильны поблагодарить Вас за Ваше радушие и гостеприимство. Позвольте еще раз поэтому и воспользоваться Вашей добротой — просить Вас переслать Вл<адыке> Елевферию прилагаемое письмо и недавно присланные мною на Ваше имя три номера виленского «Утра» с моею статьею (Для сей цели прилагаю все оставшиеся у меня латвийские марки) 1. Идея ее, как видите, совершенно совпала с помещенной приблизительно в те же дни передовицей «Слова». Ваши статьи читаю.
       Кстати «Слово», вопреки обещанию, не высылается мне. Послать им что ли статейку? Номер с интервью мне прислали, но фотграфич<еского> снимка там не было. Или был в другом номере, или вовсе не поместили?
       «Обращение» Сергия 2 произвело у нас, особенно на эмигрантов, громадное впечатление, принятое многими как удар. Этим объясняется успокоительный тон моей статьи.
       В этом месяце думаю совместно с прот<оиереем> Голодом 3 издавать маленький журнальчик. Благословите нас заочно, Владыко, а при случае, может быть, черкните и статейку. 1-й номер пришлем.
       Жена и вся наша семья шлет искренний привет.
       Будьте здоровы, Владыко.
       Искр<енно> пред<анный> Ваш слуга и раб Божий
       Вячеслав
       1927. IX. 9.

       Ваше Высокопреосвященство,
       Глубокочтимый и дорогой Владыко!
       Вчера получил я из Парижа от Владим<ира> Климент<ьевича> Недельского (он теперь состоит там в звании профессора евлогиевского Богословского Института. 93 rue de Crime e) письмо с просьбою, которую изложу лучше его же словами, буквально выписал их из его письма:
«... о моем приятеле Вениамине Алексеевиче Кузнецове, знакомство с которым, как я, кажется, писал Вам в свое время, весьма скрасило последние месяцы моего убожейшего ладомировского существования. Вен<иамин> Ал<ексеевич> — питомец Казанской Дух<овной> Академии, ушедший с третьего академического курса по военным обстоятельствам еще ранее правительственного распоряжения, так как в нем заговорила кровь гребенского казака. Еще до революции он стал офицером. Потом был в числе первых вступивших в ряды Добров<ольческой> Армии, понес всю тяжесть гражданской войны и «выкувыривания» (Когда-то мои маленькие дети так своеобразно, но выразительно переделали слово эвакуироваться в «выкувыриваться». В.Б.) 1 из пределов России; в период эмигрантской жизни кончил наш пражский юридический факультет, из притяжений к духовному миру заглянул даже в Карпатскую Русь в надежде обосноваться у о<тца>. Виталия, но это, к сожалению, оказалось ему не по силам, и вот уже более полугода он пытается как-нибудь устроиться в Париже, на что, однако, крайне мало надежды. Человек разумный, работоспособный и в большой степени церковный с большим запасом в памяти таких трогательных церковных мелодий на «Днесь Владыка твари», «Свыше пророцы» и им подобных. По душе ему священство; до поездки в Ладомирово представлялось удоприемлемым даже монашество. Теперь самоопределение в сторону монашества уже исключено, но тяготение к священству, слава Богу, не поколеблено. Я был бы чрезвычайно рад рекомендовать Вен<иамина> Алексеевича вниманию Парижского Святителя, но через месяц выходят в жизнь студенты III курса института, судьба которых особенно близка сердцу Владыки митрополита, священнических же вакансий в настоящую пору нет ни одной. Ясно, что толкаться в эту дверь безнадежно. А между тем чувствую повелительнейшую потребность хотя как-нибудь попытаться помочь безусловно достойному всякого внимания и поддержки доброму человеку, чтобы большая ценная сила не разменялась на мелочи, а еще хуже — совсем не пропала даром. И вот в поисках какой-нибудь точки опоры я вспомнил о Ваших прекрасных отношениях с Рижским архиепископом и дерзаю настоящим всеусерднейше просить Вас о таком участии Вашем в этом деле, как бы оно наиближайшим образом касалось меня самого...»
       К этой выписке с своей стороны могу добавить только то, что я сам лично совершенно не знаю В.А.Кузнецова и никогда его не видал. Впрочем обратное едва ли бы что-либо прибавило к рекомендации Вл<адимира> Кл<иментьевича> Недельского. Долгая совместная жизнь моя с ним, сослуживчество, соработничество, совместные скитания и бедствия и, наконец, близкие оч<ень> тесные дружеские отношения убедили меня в одной его исключительной особенности — в каком-то инстинкте распознавания людей. Это его качество не раз поражало и изумляло меня. Не раз даже ссорило меня с ним, когда я замечал с его стороны какое-то совершенно безосновательное враждебное отношение к еще недостаточно знакомому человеку. Всегда он оказывался более правым, чем я. Это обстоятельство дает мне полную уверенность в том, что рекомендуемое им лицо действительно заслуживает наилучшей рекомендации. Однако я понимаю, что дело тут не только в достоинствах кандидата, а и в том, из-за чего, напр<имер>, тот же кандидат не может найти применения своих сил на территории епархии м<итрополита> Евлогия. Поэтому я не решаюсь докучать Вам, Владыко, какими-либо особенно настойчивыми просьбами в этом деле, но с другой стороны, что конечно Вы поймете, не могу и отказать в передаче Вам просьбы Вл<адимра> Клим<ентьевича> Недельского как одного из самых близких мне по теснейшим дружеским отношениям человека, терпящего все тяжести изгнания и удаления из родных мест за ту же идею, за которую по мере сил борюсь и я. В конце письма Вл<адимир> Кл<имантьевич> прибавляет, что с этой просьбой он хотел обратиться непосредственно к Вам, но решил, что через меня лучше, так как я ближе знаком с Вами и Вы меня лучше знаете. Писал он о том же и к Вл<адыке> Елевферию, но там в его теперешней крохотной епархии свободных вакансий не имеется. Итак, Владыко, если нужен Вам в указанном роде кандидат, примите его во внимание, а нет — на нет и суда нет.
       Как Вы Владыко живете и подвизаетесь? По мере возможности стараюсь следить по газетам, преимущественно по «Сегодня» за церковной жизнью в Латвии, но, конечно, не всегда оч<ень> тщательно, да и газеты далеко не все передают. Трудно понять, что сейчас делается в церк<овной> жизни СССР. Меня, конечно, больше всего интересует вопрос: «признание» Сергием власти «б<ольшевиков>» является ли тем минимумом лояльности и аполитичности церковной власти, который вполне допустим и даже обязателен для Церкви, или есть тут элемент соглашательства? Я пока думаю, что вернее первое, но не могу ручаться и за отсутствие второго. М<итрополит> Сергий человек духа Антониевского, а такие способны на крайние шаги и вправо и влево. Лучшим барометром здесь конечно — церковный народ, но сведения из Три-эсерии так теперь скудны, что картина этой стороны жизни слишком мутна и неразборчива. Не ясны для меня и отношения между Сергием и Петром. Если что-либо знаете, буду глубоко благодарен за сообщение.
       Простите, Владыко, за беспокойство, благословите и молитесь. Будьте здоровы.
       Жена шлет привет и поклон.
       Искр<енне> преданный Вам Ваш слуга и раб Божий
       Вячеслав
       18 V 1928 Wilno / Ostrobramska 9.

       Ваше Высокопреосвященство!
       Глубокочтимый Владыко Иоанн!
       Ваше письмо получил и благодарю Вас за все ответы. К сожалению, ничего Вы не написали о церкви в СССР, а впрочем, мож<ет> б<ыть> и Вам не известно ничего более того, что есть в газетах.
       В церковной жизни Польши оживление. Будто бы (не верю) осенью будет собор. Под влиянием этого волнуется и наша иерархия, стремится даже начать переговоры со мною, признавая акт отлучения за грубую ошибку.
       Об этом я и пишу Вл<адыке> Елевферию прилагаемое письмо, которое с газетной вырезкой усерднейше прошу переслать по назначению.
       Прочесть, если интересуетесь, конечно, можно.
       Будьте здоровы, Владыко.
       Прошу благословения и молитв.
       Искр<енно> пред<анный> Ваш слуга и раб Божий
       Вячеслав
       1928, 24/ VII
       Мой новый адрес:
       Wilno, S l oneczna, 10 (Вильна, Солнечная 10). Это в районе Антоколя. Прошлую квартиру (с 1907 года!) пришлось оставить. В.Б.

       Ваше Высокопреосвященство
       глубокочтимый Владыко Иоанн!
       Во-первых. от всей души поздравляю Вас с новым избранием в члены Сейма. Дай Бог Вам сил и на этот раз с особою энергией и умением отстаивать в Латвии интересы правосл<авной> Церкви. Вашу защиту рижского православного собора читал, конечно, с удовольствием. И что это за эпидемия во всех лимитрофах на собороненависничество! В Польше разбирают уже, кажется, по счету пятый собор (в Полоцке), не считая, конечно, церквей и часовен! 1 Это все, конечно, интриги иезуитов, которые пакостят всюду.
       У нас в Польше теперь много кричат о соборе в другом смысле, т<о> е<сть> о собрании. Однако я уверен, что никакого собора не будет. Настоящего канонического собора быть не может, раз неканоническое духовенство, а собор подпольный, подготовленный не вытанцовывается (извините за это выражение, к лжесобору его применить можно) при том общем напряжении в церковных кругах, которое у нас замечается. Да такой собор и не имел бы никакого авторитета.
       Недавно я и Гр<игорий> Дм<итриевич> 2, как и в прошлом году виделись с Вл<адыкой> Елевферием. На этот раз в Гданске. Провел я с ним целых четверо суток, ус<пел> наговориться досыта о вопросах богословских и церковных. Польские газеты теперь трубят об этом как о литовско-большевицкой ( sic !) интриге. Послушали бы они проповедь Владыки в Гданской церкви или речи, которые говорились там на обеде, данном в его честь. Если интересуетесь, прочтите, Владыко, приложенные к письму к Вл<адыке> Елевф<ерию> газетные вырезки.
       Читали ли Вы, Владыко, газетные сообщения о моем летнем посещении архиеп<ископа> Гродненского Алексия 3. По поручению митрополита, приказавшему ему во что бы то ни стало переговорить со мной, он усиленно просил меня придти к нему на свидание, а потом во время разговора все говорил о непростительной ошибке с моим «отлучением» и все выгораживал себя. Просил меня принять участие на предстоящем соборе. Я сказал, что я могу там принять участие лишь как представитель архиеп<ископа> Елевферия, и при том с его согласия. Как бы то ни было, этой беседой наши иерархи во всеуслышание оповестили о своей несостоятельности.
       Варв<ара> Георгиевна шлет Вам глубокий поклон.
       Будьте здоровы и да поможет Вам Христос.
       Благословите! Искр<енно> преданный Вам покорн<ый> слуга и раб Божий
       Вячеслав
       Wilno, S l oneczna ul . № 10 ( na Antokolu ). 1928. 28. 10.
       P.S. Я живу уже на новой квартире — на Антоколе (Солнечная 10).

       Ваше Высокопреосвященство,
       глубокопочитаемый и дорогой Владыко!
       Признаюсь вторая половина Вашего письма меня оч<ень> озадачила и даже встревожила, так как мне совершенно неизвестно, а потому и непонятно все то, о чем Вы мне пишете в прикровенной форме. Сопоставив, однако, все то, о чем в последнее время начали писать польские газеты, с намеками Вашего письма, я мог себе сделать несколько предположений и гипотез, которые вызвали у меня тревогу: не спровоцировали бы Владыку Елевферия в своих политич<еских> целях либо Литва, либо СССР, — сознательно он, конечно, насколько я его знаю, а знаю довольно близко, ни на какую служебную политическую роль не пойдет и церковного дела не употребит на службу политике. Это заставило меня, однако, перечесть последние письма не только ко мне, но вместе с Гр<игорием> Дм<итриевичем> Богоявленским — письма к последнему. К нему он пишет гораздо чаще. Чтение это совершенно меня успокоило. Ни на какую особенную роль, если бы таковую ему навязывала Москва, Владыка не пойдет и тем паче никаких «наград» или чего-то «обещанного» он от них не ждет, да и никаких обещаний не требует, кроме разве одного, — мощей Вил<енских> мучеников. Это последнее и является главною целию его поездки. Мощи большевики отдавали и Вильне, но когда по этому вопросу офиц<иальная> иерархия обратилась к Польск<ому> правительству, то последнее дало понять, что не в его интересах религиозный подъем среди православных, и митрополит хлопоты прекратил. Конечно, Польша этим снова допустила непростительную ошибку, как и тогда, когда выслала владыку Елевферия. Этим она перенесла канонический центр из Виленской Литвы в Литву Ковенскую, а теперь перенесет и центр религиозный. Но ведь в этих ошибках и вообще в неразумии польского правит<ельства> Владыка не виновен. Но если в этом смысле еще поездка Владыки имеет некот<орое> отношение к Польше, то ни коим образом она не касается прочих лимитрофов. Вспоминая наш разговор при свидании, в кот<ором> Вы упоминали о некоторых полномочиях по загранично-церковным вопросам, которые Вам давал покойный Патриарх, по аналогии я понял, что нечто подобное Вы предполагаете и здесь. Но из подробных и обстоятельных писем Вл<адыки> Ел<евферия> я убедился, что на такую роль Вл<адыку> Елевферия Москва не готовит, а главное, если бы и готовила, он ее не примет. Разговоры о них с м<итрополитом> Сергием, конечно, будут и мнения свои Вл<адыка> Ел<евферий> как и всякий архиерей, мож<ет>, будет высказывать (это ведь право всякого), но официального и реального значения все это конечно иметь не может. Я по поводу Вашего письма однако написал Вл<адыке> Ел<евферию>, прося его быть возможно более осторожным. Хотел советовать Вам списаться с ним непосредственно, но вчера получено Гр<игорием> Дм<итриевичем> письмо от Вл<адыки> Ел<евферия>, в котором он сообщает, что получил от Вас послание с выражением тех же тревог. Это оч<ень> хорошо, что Вы списались непосредственно. Вл<адыка> Ел<евферий> чело<век> оч<ень> прямой и искренний. Он не будет утаивать ни своих мыслей, ни шагов, и я думаю, он откровенно выскажется пред Вами.
       В этом же письме он сообщает, что после долгих хлопот большевики все же согласились пропустить его в Москву и гарантировали его безопасность там, и он, хоть и не без колебаний, решился туда ехать. Выезжает 20-го, чтобы быть 23-го на заседании Синода. Боится больше всего, чтобы они не взяли назад слова о мощах. Они не довольны, что это дело получило газетную огласку.
       Будьте здоровы.
       Прошу молитв и благословения Вашего
       Ваш слуга и раб Божий
       Вячеслав
       18 XI 28 Wilno. S l oneczna № 10.
       P.S. Если можно, прошу приложенное express ’ом послать Владыке. Мож<ет> б<ыть>, еще застанет его в Ковне.

       Ваше Высокопреосвященство,
       Глубокочтимый Владыко!
       От всей души приветствую Вас с наступившими днями праздников Рождества и Богоявления Господня. Пошли Вам Господь всего доброго, начиная со здоровья. Последнего в особенности Вам теперь желаю, ибо в только что полученном письме от Влад<ыки> Елевферия прочел приписку: «Ар<хиепископ> Иоанн болен гриппом. Дай, Господи, ему здравия». Грипп, конечно, по существу болезнь не страшная, а все же иной раз вызывает разные осложнения, тяжело переносимые...
       Как видите, Владыко, Ваши опасения отн<осительно> Вл<алыки> Ел<евферия> были напрасны. Вл<адыка> Ел<евферий> съездил туда и обратно совершенно благополучно. Пробыл там он неделю, «все видел, высмотрел», все и сам рассказал, что нужно, многое разузнал и выяснил для себя. Теперь мы здесь с нетерпением ожидаем каждого нового его письма, где он шаг за шагом описывает свое путешествие, а также и свои дознания и впечатления. Доставленные им «оттуда» сведения оч<ень> ценны. На многих они произвели сильное впечатление, так как под влиянием эмигрантской ultra -правой литературы многие воображали, что м<итрополит> Сергий — это небольшая кучка большевицких прихлебателей, вся же русская церковь идет за Агафангелом 1 и др<угими>. Оказалось, что и Вл<адыка> Агафангел давно уже примирился (вместе с другими) с м<итрополитом> Сергием, а как видно из его письма к м<итрополиту> Сергию, никогда и <не> отказывался признавать его законным заместителем Петра. Остаются лишь Вл<адыка> Иосиф и трое малоизвестных соловецких из целого сонма тамошних мучеников 2. Не сделал, как видите, Вл<адыка> Елевферий ложного шага и в отношении к своим фактич<еским> противникам из «всея Прав<ославныя> Ц<еркви> в Польше». По его настояниям не будет применено к ним никаких мер прещения, кроме воздействия морального. И правильно, ибо без достаточного подкрепления актов прещения авторитетом собора всякие прещения остались бы висеть в воздухе вроде того отлучения, которое провозгласил мне м<итрополит> Дионисий или прещений Карловацких отцов, направленных против м<итрополита> Евлогия и иереев, покоряющихся ему. Жаль только очень, что у нас в Польше нет русской газеты, которая бы поместила все привезенные м<мтрополитом> Елевферием сведения. Наша «За свободу» поставила себя так ярко враждебно в отношении к Сергию, что теперь она не перепечатывает ничего из газет заграничных, что бы могло быть благоприятным для м<итрополита> Сергия. Но ведь все равно «нет тайны, иже не будет явленна».
       Еще раз желаю Вам, Владыко, доброго здоровья. Варв<ара> Георг<иевна> шлет Вам те же поздравления и пожелания.
       Искр<енно> пред<анный> Вам Ваш слуга и раб Божий Вяч<еслав>
       Богданович
       Вильна. Солнечная 10
       Wilno . S l oneczna 10
       1928. 27/XII (1929. 9/I).

       Христос Воскресе!
       Ваше Высокопреосвященство,
       глубокопочитаемый и дорогой Владыко!
       От всей души приветствую Вас со светлым Христовым праздником. Молитвенно желаю да пошлет Вам Господь в этот радостный день и в последующие дни и годы здоровья и душевных сил нужных в Вашем архипастырском служении. Варвара Георгиевна с своей стороны шлет поздравление с теми же пожеланиями.
       Как Вы живете, Владыко, и как себя чувствуете?
       Я живу по-прежнему: настоящим своим удовлетворен, а будущее темнее и неопределеннее, чем когда-либо. Сейм и сенат у нас теперь, как Вы вероятно знаете из газет, собирается редко. Посему в области прямых своих обязанностей работаю мало. По мере сил, умения и возможности стараюсь этот недостаток в работе восполнять всякого рода иной работой общественного или церковного характера. Между прочим состою гласным Виленской Думы ( Rady miesniej ). Вот и сегодня после службы Страстей придется прямо бежать на заседание, которое вряд ли окончится ранее 3 час<ов> ночи. Боюсь, кабы следующее не назначили в Вел<икую> Субботу, — запротестую.
       Характер моей работы в Сенате можете, Владыко, представить по последней моей речи, сокращенный и несколько смягченный перевод которой, помещенный в № 69 и 70 газ<еты> «За свободу», я послал Вам недели 4 тому назад. Все эти речи, конечно, не имеют большого влияния на положение Церкви. Вернее, имеют влияние на мелочи. Сущность же дела (полное порабощение иерархии светской власти) остается то же. Да и не может быть иначе: не чувствую под собой канонических корней в самом теле Церкви, сама иерархия, конечно, ищет опоры вне Церкви — у власти светской. А эта опора получается не даром.
       Наша маленькая община — единственный приход в Польше, живущий вполне свободной внутренней жизнью. Правда, мы не имеем прав, ибо официально не зарегистрированы, но зато никто нам не мешает и мы совершенно независимы от властей во внутренней своей жизни.
       Будьте здоровы, Владыко! Прошу Ваших св<ятых> молитв и благословения.
       Искр<енно> преданный Ваш слуга и раб Божий
       Вячеслав Богданович
       1929 V /5 (22/ IV ) Wilno . Antokol, ul. Sloneczna № 10.

       Ваше Высокопреосвященство,
       глубокопочитаемый Владыко Иоанн!
       Снова надоедаю Вам просьбою переслать прилагаемое письмо Владыке Елевферию. Как ни стараюсь не надоедать Вам, посылая письма при помощи других добрых людей, но все же иногда приходится беспокоить и Вас, особенно когда дело экстренное, а через Вас, мне думается, письмо дойдет скорее. На этот раз заставляет меня беспокоить Вас и то соображение, что это письмо не застанет уже Григория Дм<митриевича> в Ковне, а как раз мож<ет> быть на обратном пути оттуда, причем он, вероятно, не преминет заехать к Вам.
       Как Вы живете, Владыко? Я подвизаюсь помаленьку и по-прежнему. Так как наши законодательные палаты находятся в бездействии с марта месяца, то, конечно, времени свободного много. Не скажу, чтобы все оно и всегда использовалось продуктивно; все же стараюсь по мере возможности недостаток парламентской работы заменять общественной, а остальное чтением и даже любимым своим занятием — живописью. Живу на той же квартире (S l oneczna, 10). Но осенью, мож<ет> б<ыть> переедем на другую с большими удобствами, недостаток которых (воды, электричества) особенно чувствуется зимою.
       Новостей каких-либо кроме общеизвестных нет, да и письмо спешу закончить, чтобы не пропустить почту.
       Варвара Георгиевна шлет Вам, Владыко, свой глубокий поклон.
       Будьте здоровы. Благословите.
       Искренно преданный Вам Ваш слуга Вяч<еслав> Богданович
       929. VIII . 1 Wilno . S l oneczna , 10.

       Ваше Высокопреосвященство,
       глубокоуважаемый и дорогой Владыко.
       Прежде всего поздравляю Вас с Новым годом и текущими Рождественскими праздниками, которые у Вас, кажется, для некоторых, празднующих по новому стилю, уже и закончились.
       Письмо Ваше получил и глубоко благодарен Вам за Ваши советы и сочувствие, а также и за готовность содействовать моему такому или иному материальному устроению. Буду отвечать Вам на Ваше письмо по порядку.
       О пенсии я, конечно, и сам думаю и уже подал о ней прошение. Но этот вопрос у нас решается не легко. Пенсионерами переобременена польская казна, и потому быстро получают пенсию лишь те, кто состоит на польской службе, кого само правительство хочет по политическим соображениям перевести на пенсию и у кого вообще все пенсионные дела и документы в порядке. Да и то даже в последнем случае часто дело тянется год, полтора, а то и более. У меня же не все обстоит так благополучно. Неизвестно, захочет ли правительство признать годы моего инспекторства, протекшие при нем (1919-1922), ибо тогда еще семинария не была «упаньствовена» — признана государственной, а следов<ательно> вообще — свяжут ли мою службу русскую с польской, а следов<ательно> и с сенаторством. М<ежду> пр<очим>, хотя закон и зачисляет посольство в Сейме и Сенате чиновникам за пенсию, но для этого нужно иметь отпуск, а я ведь и семинарию-то принужден был покинуть при особых обстоятельствах. Сверх этого же всего я имею лишь 14 л<ет> (1903-1917) русской службы на пенсию, по которой (для подачи прошений) я уже пропустил сроки. Наконец, я еще не дошел до пенсионного возраста. Для всех этих препятствий есть, конечно, и обходы, однако осложняющие и замедляющие дело, так что даже при благоприятнейшем исходе я должен считаться по крайней мере с годовым сроком, а при неблагоприятном в 2-3-4 и с n +1. Вот что меня, Владыко, и да заставило, как говориться, «обратить взоры» на Латвию тем более, что Гр<игорий> Дм<итриевич> как раз в это время написал мне, что в Риге открылась вакансия учите<ля> рус<ского> яз<ыка> в одной белор<усской> школе с окладом, котор<ый> бы при нынешних обстоятельствах меня б<олее> или м<енее> обеспечил бы. Я писал Пигулевскому. Он, однако, об этой школе в своем ответе — ни слова, а о других проектах обещал поговорить при личном свидании 24-25 дек<абря>, когда он собирался поехать в Вильну. В Вильну, однако, он (кажется, по пути в Чехию?) не заехал. Не знаю, заедет ли на обратном пути. Или уже снова проехал мимо?
       Я, кажется, сам писал Вам, Владыко, в своем письме, что, конечно, прежде всего желал бы устроиться в Вильне, с которой связывают меня обстоятельства и идейного и житейского характера (здесь я все же, как говорится, обжился; здесь воспитываются дети). Поэтому, когда отсутствие определенных перспектив, а также (а это главное) ресурсов на день насущный заставили меня «обратить взоры» на Латвию, то я и здесь прежде всего думал о возможности устроиться временно без семьи. Без семьи пришлось бы мне все равно жить и некоторое время там, если бы я решился перейти и на постоянное жительство. Старший сын мой Глеб в нынешнем году должен уже окончить гимназию (если его не не допустят до ватуры по малолетству и если он ее выдержит), дочь (Людмила) тоже уже хочет перейти в 8-й кл<асс>. Да и самое положение в Латвии (5 л<ет> на правах иностранца) заставило бы меня не бросать окончательно и той «заручки», которая оставалась бы в Польше, т<о> е<сть> хлопотать о пенсии. В случае это дело удалось бы в Польше, а не удалось бы почему-либо в Латвии, можно было бы и вернуться. Вот почему меня бы устраивала школа, о которой я писал выше.
       Вы в своем письме, Владыко, упоминаете о священном сане. Сознавая свои недостоинства, я все же никогда принципиально не был против этого. Единственным принципиальным препятствием здесь могло бы служить разве лишь несогласие Вл<адыки> Елевферия, без благословения которого я бы, считая его своим каноническим архипастырем и связанный с ним единством идейной церковной работы, не предпринял бы этого шага. Но я до сего времени не спрашивал е<го> об этом и только теперь пишу чрез Григ<ория> Дм<итриеви>ча.
       Вчера от Гр<игория> Д<митриевича> я получил письмо со вложением газетной вырезки, извещающей о внезапной кончине о<тца> Евг. Свинцова. Он спрашивает меня, не захотел ли бы я выставить на эту открывшуюся вакансию свою кандидатуру. Совершенно не зная ни условий, ни обстоятельств с какими связано получение этой должности и служение на ней, а главное не зная Ваших видов на замещение этой вакансии, я, конечно, не решаюсь выставить свою кандидатуру не списавшись предварительно с Вами, Владыко. А посему пишу Вам это письмо в надежде, что Вы по доброте своей и расположению ко мне не откажете известить меня или непосредственно письмом, или чрез Гр<игория> Дм<итриевича>, если он найдет время для аудиенции у Вас, относительно Вашего о сем мнения. Прошу Вас при этом, Владыко, не стесняться и быть вполне откровенным, ибо я, как Вы знаете, смотрю на все с деловой, а не с личной точки зрения.
       Будьте здоровы, Владыко. Желаю, чтобы Ваши болезни остались все в 1930 г., а в новом — не хворать.
       Варвара Г<еоргиев>на шлет от себя низкий поклон. Оба вместе просим молитв и благословения Вашего.
       Искр<енно> преданный Вам Ваш слуга и раб Божий
       Вячеслав Б<огданович>
       Kolonja Wilenska
       d . Banjowicza 1931. <10 ?>/1

       Христос Воскресе!
       Приветствую Вас, глубокоуважаемый и дорогой Владыко, с светлым праздником Христова воскресения. Да осветит воскресший Господь светозарным сиянием своего воскресения архипастырский путь Вашего служения Св<ятой> Церкви.
       Григорий Димитриевич как-то сообщил уже мне, что мое дело с кладбищенским приходом у Вас не выгорело и что будто бы этому способствовали мои Виленские доброжелатели. Дело возможное, ибо и моему неуспеху в деле получения места учителя русск<ого> яз<ыка> в белорусской школе тоже способствовали Виленские доброжелатели. Пигулевский шел будто бы ко мне обедать, но по дороге позавтракать зашел к одному из таких доброжелателей и уже до меня не дошел. По поводу своей неудачи я на судьбу ничуть не сетую. Принятие св<ященного> сана — дело серьезное. Я молился Богу, чтобы Он устроил так, как это нужно для пользы Церкви. Если это дело не склеилось, то значит так Богу угодно. Да и по человеческому суждению, пожалуй, оно же выходит. Если, как говорят, основанием для агитации послужили известия о моем «отлучении», то каково бы было мне post factum после своего посвящения доказывать суетность этого отлучения моим прихожанам, плохо разбирающимся в церковно-канонических делах. Позвольте все же, дорогой Владыко, еще раз поблагодарить Вас за Ваше лично ко мне доброе отношение и просить Вас простить меня, если моя просьба к Вам доставила Вам какие-либо заботы, хлопоты или неприятности.
       Согласно Вашему совету я подал прошение о пенсии. Шансов на то, чтобы оно выгорело, мало. Пока министерство просто еще молчит, не отвечает, хотя прошло уже больше 3-х мес<яцев> со дня подачи. Живу пока уроками и газетной работой. Оплата интеллигентного труда теперь грошовая, а потому все это не «обеспечивает»; но и за это слава Богу.
       Варвара Георгиевна шлет Вам и просит принять ее поклон и пасхальное приветствие.
       Прошу молитв и благословения Вашего.
       Искренно преданный Ваш слуга и раб Божий
       Вячеслав
       Kolonja Wilenska
       d. Banjowicza 8/IV 1931.

Приложения

<ПИСЬМО В.БОГДАНОВИЧА СВЯТЕЙЩЕМУ ПАТРИАРХУ ТИХОНУ>

       Ваше Святейшество
       Глубокочтимый Владыко!
       Совестно уж и надоедать Вам нашими письмами: у Вас так много дела, так много хлопот, забот, тревог и неприятностей! Может быть, создавая автономию Польской Церкви, Вы отчасти надеялись, что хоть эта часть церковных дел будет в известной мере снята с Ваших плеч, а между тем все это создало для Вас новые тревоги и заботы. Но что же делать! Не свое личное горе заставляет нас обращаться к Вам, а церковное.
       Я не буду, Владыко Святый, излагать Вам все, что произошло до сих последних дней, чтобы не утомлять Вас повторением того, что, полагаю, Вам известно. Начну с момента присылки Вами В<ысоко>преосвященному Георгию проекта «Положения об управлении Православной Церковью в Польском государстве». Это «Положение» Высокопреосвященный Георгий сократил до минимума, выбросив из него все, что касается Собора и высшего органа церковного управления в крае, и в таком виде разослал его по епархиям в виде «Извлечений», ссылаясь на то, что эти сокращения сделаны польским правительством, и с приказом вводить в жизнь эти «Извлечения». То, что это «Положение» урезано таким образом не правительством, а самим В<ыско>пр<еосвященным> Георгием, ясно видно из того, что редакция присланных им в разные епархии «копий» «Извлечений» не совершенно сходны. Так в «Извлечениях», присланных в Гродну как-то сохранился один параграф (7-й), касающийся высшего органа церк<овного> управления в крае, а в «копии» «Извлечений», присланных в Вильну и писанной рукою самого В<ысоко>пр<еосвященного> Георгия, этого параграфа не имеется. Ясно, что эти «Извлечения» делались им лично, по своему усмотрению, а если, может быть, на них соглашалось правительство, то только лишь по его подсказке. Во всяком случае эти «Извлечения» совершенно изменяют и дух, и характер, и вообще самую природу церковного управления. Вопреки постановлениям Всеросс<ийского> Ц<ерковного> Собора, вопре<ки> Вашим распоряжениям и желанию всей местной Церкви, вопреки даже конституции Польской Республики, он хочет превратить всю Польскую Православную Церковь в отделение департамента мин<истерства> внутр<енних> дел и править ею чрез светские административные власти. Уже разосланы по церквам «Временные правила» об отношениях правительства к Православной Церкви, являющиеся повторением пресловутого «Конкордата», из-за неподписания которого Преосв<ященный> Пантелеймон сидит в ссылке. Эти временные правила ничего не имеют общего ни с «Положением», ни с польской конституцией и ставят Церковь в полное порабощение государству и в полную зависимость от польской полиции. Достаточно сказать, что священник, получающий место, ключи от церкви и церковные дела принимает от местного уездного старосты и ему же сдает их при уходе с прихода, что священник, поставленный на приход, утверждается только после удовлетворительного отзыва того же старосты, что преподавателями семинарии могут быть лишь лица, одобренные правительством, и проч<ее>! И эти правила не только принимает, но и принудительно вводит в жизнь В<ысоко>пр<еосвященный> Георгий! А между тем, опираясь на конституцию, как хорошо можно было бы в конце концов поставить положение здесь Православной Церкви. В нашей Литовской епархии, которая находилась еще пока не под влиянием митр<ополита> Георгия оно в десять раз лучше, чем в Гродненской, и в сто раз — чем в Холмщине. Недавно В<ысоко>пр<еосвященный> Георгий, т<о> е<сть> вернее правительство по его влиянию арестовало и увезло куда-то Преосв<ященного> Сергия, по-видимому, за то, что холмский съезд выразил ему сочувствие.
       По поводу требования митр<ополита> Георгия, предъявленного Высокопр<еосвященному> Елевферию, Литовский еп<архиальный> Совет сделал постановление, копию которого переслал митр<ополи>ту Георгию для представления Вашему Святейшеству. Не надеясь на то, что он перешлет ее Вам при сем препровождаю копию журнала. Это делаю с ведома и разрешения Владыки Елевферия. Это письмо пересылаю Вашему Святейшеству чрез Ригу.
       Прошу молитв и благословения Вашего Святейшества нашей Семинарии и себе.
       Да благословит Господь Ваши труды и заботы
       Вашего Святейшества покорный слуга
       пока еще исп<олняющий> об<язанности> ректора инсп<ектор> Семинарии
       Вячесл<ав> Богданович
       1-14/ V 1922

<ДОКЛАД СВЯТЕЙШЕМУ ПАТРИАРХУ ТИХОНУ>

       Ваше Святейшество!
       Глубокочтимый Владыко и отец наш!
       До Вас может быть уже дошли каким-либо образом слухи о том, что произошло в последнее время в Литовской епархии. Постановлением Варшавского Синода удален с кафедры и по просьбе митрополита Георгия увезен из Вильны и заточен в католический монастырь близ Кракова Высокопреосвященный Елевферий. Управление Литовской епархией временно принял митр<ополит> Георгий на себя и прислал для этой цели уполномоченного архим<андрита> Антония (Марценко) 1. Прежний еп<архиальный> Совет упразднен и создана «Виленская духовная консистория», в которую назначены сам архимандрит, два протоиерея и два мирянина (без всяких выборов).
       Не зная точно, что из всего этого известно и что неизвестно Вашему Святейшеству, мы нижеподписавшиеся как члены Московского Всероссийского собора считаем своим долгом доложить обо всем Вашему Святейшеству, кратко изложив всю историю с самого начала.
       После назначения архиеп<ископа> Георгия экзархом он тотчас начал действовать в Правосл<авной> Церкви в Польше в духе тех обязательств, которые им даны были правительству еще тогда, когда ему предложили ехать из Италии в Польшу. В целях аннулирования всех тех свобод, которые обещаны правительством в «Польской Конституции» для всех исповеданий, в том числе и для православного, был изобретен «Конкордат», ставивший в полную зависимость церковь и даже ее внутреннюю жизнь от государства. Этот «Конкордат» не подписали еп<ископы> Пантелеймон и Владимир, за что первый как особенно горячо защищавший свободу церкви был по просьбе Георгия лишен кафедры и заточен в монастырь. Так как «Конкордат» таким образом провести не удалось, то изданы были так называемые «Временные правила», которые представляют собою извлечения из того же «Конкордата». Во исполнение этих временных правил начали уничтожать многие приходы, закрывать, особенно в Гродне и Холмщине, церкви, и все это с ведома и согласия митр<ополита> Георгия. Вскоре вслед за этим последовала и высылка за границу еп<ископа> Сергия, так как горячая деятельность его и популярность среди народа не нравились тому же митрополиту. Таким образом исполнялись митр<ополитом> Георгием его обязательства, не скажу даже — пред польским правительством, а точнее — пред теми правительственными кругами, которые всецело находятся в руках у о<тцов> иезуитов. Но оставалось еще одно, главное обязательство — «автокефалия», провести которую не удалось митр<ополиту> Георгию путем подачи Вашему Святейшеству об этом ходатайства. И вот митр<ополит> Георгий телеграфно и экстренно, едва только пришли вести о Вашем заточении, сзывает всех епископов, кроме заточенного Пантелеймона на собор в Почаев и там предлагает им подписать акт об автокефалии Правосл<авной> Ц<еркви> в Польше, ссылаясь на то, что в виду заточения Вашего Святейшества все равно фактически Православная Церковь в Польше автокефальна.
       Голоса разделились. Согласились подписаться под этим актом митрополит и Дионисий еп<ископ> Кременецкий, а отказались Владыки Елевферий и Владимир. Таким образом в этот раз провести автокефалию не удалось: не было большинства голосов. Тогда митр<ополит> Георгий начал подготовлять это большинство. Вопреки протесту Владык Елевферия и Владимира (заточенного Пантелеймона, конечно, и не спрашивали) был поставлен в епископа Седлецкого (Люблинского) 2 и назначен управляющим Пинско-Новогрудской епархией Александр 3, близкий приятель и друг митрополита. В Пинско-Новогрудской епархии тотчас последовали реформы: еп<архиальный> совет заменен консисторией. После этого митр<ополит> Георгий вновь созывает всех епископов телеграфно, не предупредив о цели вызова на собор в Варшаве (кроме еп<ископа> Пантелеймона) и там в присутствии правительственной власти торжественно прочитывается и предлагается епископам к подписанию акт о согласии их на автокефалию Прав<ославной> Церкви в Польше. Архиеп<ископы> Елевферий и Владимир протестуют против такого способа решения этого вопроса, потом требуют отсрочки до вечера хотя бы для составления мотивированного протеста, но и в этом им отказывают. Тогда они покидают зал заседаний. На следующее заседание они уже не пошли, мотивируя между прочим (устно) свое отсутствие и тем, что на собрании присутствует неканонически поставленный епископ Александр. Согласие на автокефалию было подписано тремя епископами: митрополитом, Дионисием (кот<орый> вслед затем возведен был митрополитом в архиепископы) и Александром.
       Это незакономерное провозглашение автокефалии вызвало горячие протесты на гродненском еп<архиальном> собрании и еще ранее того на литовском.
       Между тем митрополитом Георгием были получены от Вашего Святейшества указ о назначении его митрополитом Варшавским с временным управлением Холмской епархией (но уже без указания на управление всей Польшей) и проект «положения об управлении Прав<ославной> Ц<ерковью> в Польше» ему «к сведению», а польскому правительству «на одобрение». Этот проект, конечно, не понравился митрополиту, и вот он выбросив из «Положения» все параграфы, которые говорят о соборе, о повиновении власти Патриарха и вообще все, где содержится какое-либо ограничение власти митрополита, в таком виде разослал это «положение» по епархиям «для исполнения», ссылаясь на то, что прочих параграфов будто бы не приняло правительство (как потом выяснилось, это была неправда — правительство в официальном акте даже и не высказалось об этом положении; м<итрополит> Георгий частным образом только советовался с нач<альником> отдела исповеданий). Владыка Елевферий сдал этот указ м<итрополита> Георгия в еп<архиальный> совет «для соответствующих распоряжений». Еп<архиальный> совет не нашел возможным делать какие-либо распоряжения по «Положению», которое прислано не в полном, а в сокращенном виде и притом которое прислано еще лишь как проект к сведению митрополита и на одобрение польского правительства, т<о> е<сть>, очевидно, самое назначение митрополита областным ставилось в зависимость от признания правительством «Положения» (протокол постановления еп<архиального> сов<ета> № 12, напечатанный в № 7 Еп<архиальных> Вед<омостей>). В то же время митрополит Георгий самоличным распоряжением создал в Варшаве из себя, арх<иепископа> Дионисия и еп<ископа> Александра Синод. Этот Синод сделал выговор арх<иепископу> Елевферию за непринятие «Извлечений» из «Положения». Владыка же Елевферий письмом к митрополиту Георгию протестовал против такого способа создания Синода и против присутствия в нем неканонического еп<ископа> Александра. В то же время митр<ополит> Георгий ополчился и против меня лично, видя, очевидно, во мне одного из близких к арх<иепископу> Елевферию сотрудников его и потребовал моего удаления из семинарии как светского лица на ректорском месте. Вл<адыка> Елевферий ответил, что я не ректор, а инспектор, лишь исполняющий обязанности ректора доколе нам ничего не известно о судьбе ректора архим<андрита> Анатолия 4, оставшегося в России. Так длилось до августа месяца. В августе митр<ополит> Георгий открыл сессию Св<ященного> Синода в Почаеве и тремя телеграммами подряд в течении двух дней вызывал в Синод Владыку Елевферия на объяснение. Владыка был в это время в отъезде, объезжал с ревизией епархию, и канцелярия его об этом сообщила в Почаев. Несмотря на это, почаевский Синод сделал постановление об удалении В<ысоко>преосв<ященного> Елевферия с кафедры. Это постановление однако долгое время держалось в тайне: очевидно, правительство не сразу решилось оказать м<итрополиту> Георгию свое содействие. Между тем от вновь сорганизованного Синода начали поступать один за другим указы совершенно не выполнимые по своему содержанию (так например в одном из них отменялось «в виду высших соображений» правило 6-го Вс<еленского> Соб<ора> о духовном родстве). Ввиду этого Вл<адыка> Елевферий на заседании еп<архиального> Совета под его председательством решили формальным актом заявить митрополиту, что Литовская епархия не может признавать его Синода как неканонически сорганизованного с неканоническим епископом в своей среде и неканоническими выступлениями. Этот акт был составлен. В нем упоминалось кроме того о необходимости для восстановления каноничности устройства управления церковного созыва Собора Всепольского и что до этого времени Литовская епархия не может признать м<итрополита> Георгия и его Синод, а принуждена управляться самостоятельно на основании, указанном в воззвании, разосланном Вашим заместителем митрополитом Агафангелом. Это постановление было послано с делегацией из прот<оиерея> Сосновского, Вл<адимира> Кл<иментьевича> Недельского и меня к митрополиту в Варшаву, а копию решено было к сведению вручить правительству. Митрополит принял нас сурово, разбранил на чем свет стоит, сказал, что Собора не созовет, назвал заграничных епископов, составивших собор 12 5 и вынесших порицание деятельности м<итрополита> Георгия в особом «Меморандуме», — «бродягами». С тем мы и уехали. В Вильну мы вернулись накануне Покрова и в этот же день вечером после всенощной к Владыке явились чиновник министерства внутренних дел и агенты полиции и объявили ему, что он должен с ними ехать в Варшаву якобы на какое-то экстренное заседание, разрешив ему взять с собою и сопровождающее лицо. В это время, узнав обо всем пришли к Владыке Недельский, Предтечевский, я и другие. Я согласился ехать с Владыкой. Мы знали, что везут нас не на заседание, но предполагали, что в Варшаве будет допрос. Однако допроса не было, а там просто перецепили наш вагон к краковскому поезду, явился чиновник и устно объявил Владыке, что он во исполнение постановления Синода и просьбы Георгия заточается в один из католических монастырей близ Кракова. Мне разрешили сопровождать Владыку только до Кракова. Там после ночевки в гостинице Владыку увезли, не сказав даже куда. Но я проследил и узнал его местопребывание. Это монастырь о<тцов> камедулов 6 в 7 килом<етрах> от города. К нему никого не пускают. Письма проходят оч<ень> плохо далеко не все и с строгой цензурой. Не пустили даже с ним на свидание сына его Григ<ория> Дм<итриевича> Богоявленского. Вот как здесь расправляются с православными архиереями; недалеко ушли от сов<етской> России... 7 Пока меня везли с Владыкой и пока я потом хлопотал целые сутки в Варшаве о возможных облегчениях для Владыки и «отчитывал» министерских чиновников за беззаконие, в Вильне произошел переворот. Сюда прислан был архим<андрит> Антоний (Марценко), который захватил в свои руки Совет, пользуясь общим замешательством, а в семинарии тем же революционным порядком захватил в свои руки семинарию архим<андрит> Филипп (Морозов). Совет преобразован в Виленскую дух<овную> консисторию, а семинария в Виленскую семинарию 8. Печати с крестами уничтожены, а заменены печатями с польскими гербами (этого вовсе не нужно было делать: наш еп<архиальный> Совет на основании правил Московского Собора был признан официальным актом польским правительством как полноправный правопреемник быв<шей> консистории и печати его и семинарии утверждены). Одним словом здесь создалась такая же «живая церковь», подделывающаяся под правительство (еп<ископ> Александр уже носит рясу, напоминающую сутану, и туфли), как и в сов<етской> России, разнящаяся постольку, поскольку разнится польское правительство от советского. Духовенство виленское оказалось не на высоте призвания и иное из страха, иное из карьеризма все почти перешло на сторону м<итрополита> Георгия. Прот<оиереи> Плисс и Сосновский (последний душевно, по-видимому, мучится) занимаются в консистории. Свящ<енник> <Димковский ?> согласился быть инспектором семинарии, за что получил камилавку (меня, вероятно, за то что я так много хлопотал и добился открытия семинарии в составе 10 классов, что я так долго работал в ней бесплатно или почти бесплатно «уволили от духовно-уч<ебной> службы» — впрочем, я и раньше того заявил, что я вторжение м<итрополита> Георгия в Лит<овскую> епархию считаю незаконным и служить под его началом не буду). Почти все преподаватели семинарии (16 из 20) ушли, и семинария временно должна была закрыться. Теперь уже действует, причем почти все новые преподователи без высш<его> образования. Православные миряне оказались стойче. В Вильне волнуются, ходят ходатайствуют, просят, протестуют. Но из священников верными Вл<адыке> Елевферию остался лишь один о<тец> Иоанн Левицкий. Его лишили прихода. Приход хлопочет о создании особой (формально) религиозной единицы. Из епархии целыми благочиниями присылают заявления о непризнании новой власти. Готовится целый раскол. М<итрополит> Георгий разослал по церквам воззвание, в котором содержатся гнуснейшие клеветы на Вл<адыку> Елевферия. Народ возмущен. Пишут ответы. Идет газетная полемика. Так как я открыто заступался за правду и отвергал обвинения против Ел<евфе>рия, то я и сам был на волоске от ареста и высылки. Но население отнеслось ко мне сочувственно и ответило на это избранием меня в Польский Сенат, куда я иду в надежде защитить и вернуть Вл<адыку> Елевферия. Но польские власти, которым я не угоден, пытаются «разъяснить» меня как не имеющего прав на польское гражданство, как быв<шего> «русского чиновника» (инсп<ектора> семинарии). Это еще вопрос. Но в Сенат я сегодня еду. Отказались признать м<итрополита> Георгия благочиния: глубокское (св<ященник> Игнатов), вилейское (прот<оиерей> Миронов), Молодеченское (св<ященник> Вощенко), Бреславское (св<ященник> А.Василевский), Воложинское (А.Маевский).
       Вот что происходит и у нас, Владыко Святый.
       Мы знаем, Владыко, что у Вас и своей много докуки, что и у Вас на душе много и муки и забот, но все же к кому, как не к Вам, нам обратиться со своими скорбями. Мы знаем, что и Вы поневоле «не у дел», но, кажется, есть некоторый выход. 21 ноября 9 по старому стилю в Карловцах в Сербии собирается новый Собор заграничных епископов во главе с митр<ополитом> Антонием. Так как юрисдикция их не простирается на Польшу, то они могут судить м<итрополита> Георгия только морально, а не юридически. Не нашли ли бы, Ваше Святейшество, возможным и нужным поручить этому Собору, хотя бы телеграфно через консульство, разобрать этому Собору дело Вл<адыки> Елевферия. В то же время не нашли бы Вы, Святый Владыко, и личным посланием поддержать дух верных Ваших сынов и пастырей и определенно отозваться на все эти события. Душевная тоска страшная и без этого выхода нет. Мы так надеялись хоть в Польше создать независимую ни от какой политики Церковь, Церковь «соборную», а не «департамент исповеданий», но и тут не удалось. Повсюду она, наша Церковь, в гонении. Господи, когда все это кончится?
       Ваше Святейшество! Помогите нам. Помогите морально, ибо мы знаем, что других средств нет у Вас. Искренно и неустанно молимся о Вас как о «во узах сущем» и просим у Бога Вашего освобождения. Молитесь и Вы о нас, Владыко, и благословите.
       Искренно и глубоко почитающий Вас Ваш покорный слуга б<ывший> член Собора Всероссийского В.Богданович.
       Почтительнейше испрашивая молитв и благословения Вашего Святейшества, всецело присоединяюсь к изложенным просьбам В.В.Богдановича о Вашем содействии упорядочению церковной жизни в страдающей и скорбящей ныне Литовской епархии. Нижайший Вашего святейшества послушник, член Свящ<енного> Собора
       Владимир Недельский
       Всей душой поддерживаю означенное ходатайство и со своей стороны усердно прошу о помощи и защите
       Управляющий Гродненской епархией
       Владимир, епископ Белостокский, всепреданный, покорнейший и нижайший послушник Вашего Святейшества.
       В ковенской сиротствующей части Литовской епархии 16 священников живут надеждою, ч<то> Бог возвратит к нам Высокопреосвященнейшего архиепископа нашего Елевферия, на что литовское правительство согласно.
       Ковенский благоч<инный> пр<отоиерей> Е.Калисский
       Итого в сей тетради пронумерованных, прошнурованных и церковной печатью скрепленных листов восемь (8).
       Скрепил ковенский благочинный
       Воскресенской соборной церкви
       протоиерей Е.Калисский.
       1922 29/16 XII

<СОПРОВОДИТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО СВЯЩЕННИКА И.ЛЕВИЦКОГО>

       1922 16/29 дек<абря>
       Ваше Высокопреосвященство!
       Зная Ваше мужественное стояние за истину, посылаю Вам доклад б<ывших> членов Московского Церковного Собора и Гродненского епископа Владимира для того, чтобы каким-либо образом переслать его Святейшему, ибо у нас нет возможности выполнить сие своевременно.
       Просим высказать свой взгляд на это пред лицом предполагаемого 6-го января Собора епископов с целию низложения м<итрополита> Георгия и его ставленников (Собор в Карловцах в Сербии).
       Уже последний канонический епископ Владимир выслан из Гродны. Теперь будут высылать священников по 2-м категориям: не местные уроженцы пойдут в первую очередь, во вторую — местные, но неблагонадежные. На освободившиеся места будут присланы из Львова униатские духовники.
       Кроме того, бывшие униатские церкви будут освобождены и в них будут служить также униатские священники. Я за непризнание на Литовскую епархию власти Георгия низведен в псаломщики с высылкой в Волынскую епархию, а при дальнейшем несогласии моем подлежу лишению сана и административной высылке из пределов Виленщины.
       Я счел за более благоразумное выехать в Ковну, но не знаю, как Господь благословит мне устроиться, т<о> е<сть> признают ли меня власти литовские.
       Не найдется ли, Владыка Святый, у Вас богословских книг на 5 человек. Наших пастырей не пускает правительство вернуться, так придется местным готовиться и экстерном держать экзамен для посвящения в сан иерея.
       Ради Господа передайте Святейшему доклад, ибо Георгий авторитета Собора не признает, если не будет благословения на Собор Патриарха. Если удастся, то извещение о сем пусть арх<имандрит> Неофит 10 или Серебрянский пошлют в сенат Варшавский Богдановичу и Сейм Кахановичу чрез американское посольство. Благоволите ответить на имя о<тца> прот<оиерея> Калисского в Ковну.
       Усердно прошу Вашего благословения и молитв многогрешный иерей
       Иоанн Левицкий

       Речь В.Богдановича, представителя Белорусского клуба, произнесенная в Польском Сенате 23 июля 1924 года по вопросу о бюджете министерства исповеданий.
       Высокий Сенат!
       Первый раз я выступаю с этой трибуны. Выступаю в таком вопросе, который особенно дорог и для меня и для тех меньшинств, от клуба которых я говорю, и думаю, что этот вопрос должен быть особенно дорог и для Вас, господа, ибо однажды, будучи направлен на неправильный путь, он уже сыграл бы в судьбе Польши роковую роль. Я имею в виду здесь вопрос о положении Православной Церкви в Польше, который буду рассматривать в связи с представленным Высокому Сенату бюджетом Министерства исповеданий и просвещения. Так как в ведении министерства исповеданий находятся одновременно и даже преимущественно дела по народному просвещению, то я должен был бы прежде всего говорить о них. Но на этот раз я не выступаю по этому вопросу, во-первых, потому что отношение правительства к школьному делу меньшинств лучше выяснены с этой трибуны, чем вопрос церковный (все уже знают, сколько отнято и сколько дало нам правительство школ на родных языках), а во-вторых, потому что мы имеем надежду еще раз осветить это дело пред высокой палатой при рассмотрении принятых уже Сеймом и комиссиями сената известных уставов о языках, и буду говорить исключительно по церковному вопросу.
       В предложенном бюджете меня оч<ень> мало интересуют цифры как символичное выражение соответствующих материальных благ, ибо церкви живут и развиваются не от благ материальных. Меня больше, гораздо больше интересуют они как символы политики правительства в отношении к Церкви Православной, а в этом отношении они очень красноречивы.
       Уже одно то, что бюджет р<имо>-католического исповедания в 67 раз превышает бюджет исповедания православного, тогда как числовое отношение между одним и другим населением выражается как отношение одного к трем, лучше всяких слов говорит о том, что в Польше не может быть и речи о равноправии религиозном. Цифры эти оч<ень> выразительно свидетельствуют о том, что заботою правительства окружено только лишь исповедание р<имо>-католическое; все другие только терпеливо переносимы. Что же касается православия, то правительство терпит его только как зло, которое подлежит постепенному уничтожению.
       Это отношение правительства, сильно поддерживаемое идеологией известных религиозно-политических кругов, просто враждебно. Достаточно обратить внимание на самую организацию управления исповедными делами, чтобы убедиться в этом. Департамент исповеданий, как известно, делится на 4 отдела: р<имо>-католический, евангелико-лютеранский, еврейский и «прочих исповеданий», к которому относятся магометане, язычники и православные. Итак, в польском министерстве для Православия не нашлось даже места среди христианских исповеданий, хотя численно Православие занимает в Польше третье место. Пусть г<осподин> министр не оправдывается тем, что уже существует проект реорганизации департамента исповеданий. Это свидетельствует только о том, что правительство старается теперь скрыть свое действительное отношение к Православию, которое случайно, но так искренно, благодаря этому факту, выступило наружу. Будет ли правительство производить опыты над Православием в отделе «прочих исповеданий» или в каком-либо ином отделе под другим названием от этого ничто не изменится. Останется одно, что министерство неуклонно и постоянно стремится к ослаблению Православия всевозможными средствами.

1. Первым таким средством является стремление к уменьшению числа православных приходов. По статистическим известиям брошюры Сроковского только в первом году управления польским правительством отобрано до 400 церквей. В действительности эта цифра значительно больше, так как в одной только Холмщине отобрано 300 церквей, в быв<шей> Гродненской епархии — около 100, а к этому еще нужно прибавить Виленщину, Волынь, Полесье и Коренную Польшу.
       Самые акты отбирания официально названы ревиндикацией, т<о> е<сть> возвращением прежнему владельцу, однако это не согласно с действительностью. Из числа отнятых православных церквей только оч<ень> малая часть — бывшие р<имо>-католич<еские> костелы, отданные правительством (русским) православным преимущественно только потому, что они остались без употребления и подвергались разрушению. Большинство отобранных церквей составляют униатские, т<о> е<сть> те, которые в свое время и в свою очередь путем известных репрессий перешли от православных к униатам, правильнее — стали униатскими путем насильственного обращения православных в унию.
       Однако среди отобранных церквей есть и такие, которые никогда не были ни католическими, ни униатскими. К числу таких, например, принадлежат: собор в Лиде, церковь на <Спинишкове ?> в Вильне, церковь в Кривичах, собор в Белостоке, церковь в Новом Дворе., в Василькове, в Свенкове, в Грабове, Николаевская в <Волновыске ?>, в Ялове, в Самогрубе и много других.
       Особенного внимания заслуживает тот возмутительный способ отбирания, который практикуется и до этого времени практикуется при участии и поддержке правительства.
       Не хотел бы иллюстрировать свою речь этими неприятными примерами, однако не могу обойти этого, потому что на одном из предыдущих заседаний Сената некоторые из ораторов старались доказать, что никаких злоупотреблений не было. Вот пример из сеймовых интерпелляций:
       В праздник Рождества Богородицы во время обедни вторгнулся в Ново-Дворскую церковь местный полицейский Александр Бацьковский с шапкой на голове и ружьем за плечами и громко потребовал прервания богослужения и удаления всех из церкви, так как он должен ее запереть.
       Несмотря на просьбы верующих не препятствовать им молиться, он требовал исполнения распоряжения и по удалении народа церковь была заперта, а потом разрушена.
       Таким самым способом, но еще с большим поруганием святынь чрез выбрасывание икон, иконостасов, церковной утвари и облачений отобраны церкви в Белицы, <Бенице ?>, собор в Лиде и во множестве иных мест украинских и белорусских земель. Даже в тех случаях, когда право ревиндикации церкви было более или менее обосновано, где можно было бы совершить передачу более или менее мирным путем; и там сделано столько насилий и безобразий, как будто целию отобрания было не удовлетворение нужд р<имо>-католического населения, но желание во что бы то ни стало нанести обиду православным.
       Так, например, делалось в Вильне, где обманным способом отобран кафедральный собор. Там же подобным <образом> при помощи подобранных ключей отняты: церковь Благовещения — бывший костел Св<ятой> Троицы, монастырь Мариинский, быв<ший> Сердца Иисусова, а церковные принадлежности просто растасканы. Неоднократно награбленная церковная утварь просто продавалась на рынке. Один ксендз даже был настолько смел, что принес некоторые вещи продавать в епархиальный церковный склад. В связи с покупкою у уличных мальчишек нескольких серебряных сосудов и крестов начато было даже судебное следствие, но... прекращено.
       Особенного внимания заслуживает отобрание архиерейского дома и церкви, которая никогда не была ни католической, ни униатской, а самый дом, купленный в свое время на средства православных без участия правительства, безусловно является собственностью православной епархии.
       При занятии этого дома я сам присутствовал и старался уговорить ксендза, пришедшего с слесарем для открытия и занятия дома. Казалось, что на этот раз духовный пастырь убедился в несоответствии своих намерений сану, однако пока мы ушли, он вернулся и дом занял.
       Тотчас церковь внутри была разрушена, церковная утварь и иконы исчезли без следа, а в самой церкви о<тцами> иезуитами помещен кинематограф, существующий и до этого времени.
       Все просьбы православного народа и епархиального управления как об этой, так и о других церквей, остались без отклика. Если бы таким образом кто-либо поступил с костелом, то правительство, наверное, стянуло бы туда не только полицию, но и войско для восстановления порядка.
       Когда совершались эти насилия, правительство старалось уверить нас, что нужно подождать, и как только власть известным образом окрепнет, дела церковные будут урегулированы с принятием во внимание нужды всех исповеданий. Мы ожидали с верой и надеждой. Но правительство укрепилось, государство сорганизовалось, и что же? Вместо случайного отбирания церквей (хотя «случаев» таких свыше 300) власть начала планомерное преследование Православия. Отбирание церквей производится и сейчас с такими же, если не с большими насилиями, доходившими не раз до пролития крови.
       Весною этого года отобраны таким образом церкви на землях белорусских в Жидомке, Веселухе, на землях украинцев в Спасе и многих иных местах.
       Не так давно сен<атором> Тулье было внесено в Сенат предложение о праве владения церквами бывшими католическими и униатскими костелами. Но правительство давно предупредило уважаемого коллегу, предложив под иным названием просить сокращения православных приходов, который теперь усиленно проводится в жизнь. Согласно этому проекту на Волыни уничтожается около 250 приходов, в Гродне несколько десятков, в епархии Виленской 53, из них 20 делается <филиями ?>.
       Обращает на себя внимание то, что сокращение проводится по одной системе: уничтожается преимущественно те приходы, которые относятся к сильнейшим, хорошо оборудованы, где народ набожный, а священник хороший. В епархии Виленской, например, уничтожаются таким образом приходы: 1) в Кобыльниках — 3000 душ, земля дарованная, постройки отремонтированы заново, 2) в <Гануте ?> — 4000 душ, церковь есть, земля и постройки в порядке. 3) в Старом <Мядзеле ?> — 35000 душ, земля дарована, церковь уже отнята, 4) в <Порплице ?> — 3000 душ, земля дарованная, 5) в <Латьсюле ?> — 4500 душ, земля дарованная и частию купленная, 6) в Григоровичах — 3000 душ, земля и постройки в порядке, 7) в Старой Шарковщщне — 3000 душ, 8) в Княгинине — 3000 душ и т<ак> д<алее>. В епархии Гродненской уничтожаются подобные же <приходы> в Мажедуреке, Подроске, Свенцицах, Левшове, Белавичах, Песках и др<угие>
       В епархии Полесской: Рута — 3600 душ, Морше — 3200, Девятичи — 3000, Лавритово — 3300, Валевка — 3700; зачисляются в <«филии» ?>: Полбереж — 3800, Райца — 6800, Шчорсы — 4500 и даже самый Новогрудский собор, числящий 6900 прихожан.
       Так заботится о «благе» Церкви Православной министерство исповеданий.
       Для меня очень странным кажется то, когда подобную политику аргументируют ссылками на насилия русского правительства времен Николая I , Муравьева и воссоединения униатов. Как будто бы прошлое оправдывает настоящее, и будто лавры Муравьева не дают спать польскому правительству.
       Подобные оправдания дают нам православным <право> ссылаться на времена 17-18 в<еков>, когда путем невероятных насилий проводилась уния на Белой Руси и Украине, когда вытворялись такие жестокости, которые даже и тогда вызывали протесты среди лучших сынов Польши.
       Если мы постоянно будем только ссылаться на прошлое, то спор наш никогда бы не окончился. Когда едешь — смотри вперед. И тем пристальней смотри вперед, чем быстрее хочешь ехать. Вы, господа, едете оч<ень> быстро, но осматриваетесь только назад. Так легко можно опрокинуться!
       Даже в тех случаях, когда правительство хотело бы смотреть вперед, оно, благодаря постоянным оглядкам назад, совершенно потеряло настоящую дорогу и взяло неправильный темп. Прошу обратить внимание на то, что делает теперь правительство. Достаточно для этого пойти хотя бы на Саксонскую площадь, посмотреть на оголенные купола собора!
       Не говорите, что он должен быть разобран, потому что это памятник неволи. Я отвечу, что пока он стоит, он мог бы быть отличным памятником для грядущих поколений, поучающим их, как нужно любить и беречь свою родину, а разобранный он тоже будет памятником, позорным памятником религиозной нетерпимости и шовинизма.
       Нельзя не обратить внимания и на то, что в том соборе находятся шедевры наивысшей отрасли искусства, в которые много вложено души религиозной лучших сынов соседнего народа, и те, которые работали над ними, и не думали ни о какой политике. Народ польский чувствует это, как равно и грозное значение этого факта, и уже создал свою легенду о разрушении этого собора, которую не хочу здесь приводить. Но... наших политиканов это не касается! Зато приезжают иностранцы — англичане, американцы, с удивлением смотрят, фотографируют и фотографии развозят по всему свету вместе с мнением о польской культуре и цивилизации.
       2) Другим средством, которым при помощи известных политическо-религиозных кругов правительство (или эти круги при помощи правительства) старается ослабить православную церковь, есть уменьшение церковного имущества.
       16 декабря 1918 г. с этою целию издан декрет на основании которого правительство имеет право забирать для нужд колонизации и земельной реформы находящуюся во владении костелов, церквей, монастырей и т<ак> д<алее> <землю> с согласия подлежащих духовных властей. Относительно католического костела этот закон еще не применяется, так как согласие еще не последовало, относительно же Церкви Православной секуляризация применяется во всей силе, без всякого согласия со стороны православной духовной власти. Земля отбирается от церквей произвольно, независимо от того, наделена ли она правительством, дарована ли, пожертвована ли, или куплена за деньги. Оставляются для церквей из милости где 30, где 20, где 15 а где нуль десятин. Так например, в одной Виленщине в 160 приходах земля целиком или частями отобрана в 69 случаях В других процент еще больший.
       То же, что с землею, делается с домами и с другими церковными постройками, а также с землями так наз<ываемых> ц<ерковно>-приходских школ, из которых большинство в свое время построено на средства Церкви и руками самого православного народа. Там, где отобраны церкви, духовенство православное выбрасывали на улицу, а в зданиях ц<ерковно>-прих<одских> школ нашли приют школы польские, тогда как одновременно отказывают нам в школах на родном языке из-за отсутствия помещения.
       3) Третьим средством к ослаблению Православия является известное ограничение православных, а преимущественно духовенства православного во всех правах, а прежде всего в правах на польское гражданство. На основании Версальского трактата все жившие в Польше в момент его ратификации становятся польскими гражданами «без всяких формальностей» (в английском тексте « ipso facto », во франц. « plein droit »). Во что обратились эти выражения в действительности, это знают все, а во что обратились они для нас, православных, это знаем только мы, православные. «Без всяких формальностей», — это значит нужно двадцать раз встать в очередь в разных учреждениях и представить десять различных документов, удостоверений и поручительств; « ipso facto », — это значит, что и тогда ты этого обывательства не получишь, а « plein droit », — это значит, что когда ты его и получишь, то все равно через некоторое время его у тебя отнимут. Сколько выдано удостоверений о праве на гражданство для духовенства, это можно счесть по пальцам, причем для некоторых епархий не нужно даже и двух рук. Чтобы не затруднять высокой палаты, приведу только один яркий факт, свидетельствующий о бесправном положении православного духовенства.
       В <Волновыске ?> живет старый 60-летний священник, который уже 30 лет священником, который от дедов и прадедов происходит из той местности. На этом основании ему выдано было право на гражданство, а потом по неизвестным причинам, может быть вследствие каких-либо тайных циркуляров, его лишили гражданства и старались выслать в советскую Россию. Об этом деле знают хорошо некоторые из г<оспод> сенаторов, а потому не буду говорить о подробностях. На мое вмешательство в это дело в министерстве исповеданий мне было показано отношение воеводы, на основании которого возникло это преследование и в котором было указано три вины этого священника: 1)что он демонстративно не подал прошения о «даровании» ему гражданства (считая себя по праву польским гражданином, он подал прошение о «признании»), 2) во время выборов стоял за список № 16 (разве у нас уже нет свободы выборов?), 3) не питает любви к Польше (так и написано!). Такая аргументация считается воеводою за серьезную, а министерство принимает за достаточн<ую> для удаления и выселения старого имеющего все права на гражданство православного священника! Заиневич не любит Польшу! Бедная Польша! Не скоро однако полюбят тебя твои меньшинства, если у тебя будут такие учителя любви, как министерство исповеданий.
       Польских граждан православного исповедания, если они и получили гражданство, стараются всеми средствами ограничить в правах служебных. Везде, где проводится сокращение штатов, прежде всего увольняют с должностей чиновников православных. Прошлою зимою уволили почти всех православных железнодорожников, а также удалили православных с судебных должностей. Что действительно существуют такие секретные циркуляры, приведу один, а именно циркуляр Виленской дирекции от 22 апр<еля> тек<ущего> г<ода> за № 23239 (уже после удаления православных), который гласит, что «на восток от линии Вильно-<Лупинец?> категорически запрещается принимать православных на указанные отрезки жел<езной> дор<оги>.
       4) Церковь Православную правительство старается ослабить и тем, что не позволяет, или всеми способами затрудняет преподавание Закона Божия в школах. В низших школах православный Закон Божий преподается исключительно только в городах и некоторых больших местечках, а по деревням не преподается вовсе. Отказы мотивируются преимущественно тем, что православные священники не знают польского яз<ыка> или даже и белорусского, а учебников никаких кроме русских не имеют. Мне кажется, что дело преподавания Закона Божия настолько необходимо, что он должен быть преподаваем, на каком бы яз<ыке> не преподавался.
       Я говорил о школах деревенских, но должен отметить, что и в городах часто дело обстоит не лучше. Если в некоторых школах (с православными) и преподается Закон Божий, то исключительно р<имо>-католический. Еще хуже дело обстоит в приютах, где уже прямо насильственно обращают православных детей в р<имо>-католичество. Был я в этом году в православном Жировицком монастыре. Там в здании, принадлежащем православному духовенству, помещается приют для православных детей. Детей этих еще в прошлом году водили в церковь на православные богослужения, а также к исповеди и Св<ятомк> Причастию, а в этом году уже совершенно не водят. Так в Польше существует воспитание, организованное по методам воспитания турецких янычаров.
       Но идем дальше. Правительство совершенно не беспокоится о том, чтобы православные имели необходимые для них духовные школы для приготовления православных пастырей. В то время, когда р<имо>-католических семинарий в Польше 21, не считая других богословских заведений, православных семинарий имеем только две, и притом и те по последнему проекту предполагается свести в одну. В то время как на католические ассигнованы значительные суммы, на православные — нуль! Высшей православной школы вовсе нет в Польше. Существует только проект богословского факультета при университете с преподаванием на польском языке!
       Таково внешнее положение Церкви Правосл<авной> в Польше.
       Однако все то, о чем здесь сказано, ничего не значит в сравнении с тем, о чем будет речь впереди, в сравнении с тем внутренним гнетом над Православною Церковью, какой производится правительством.
       Правительство отобрало от Церкви Православной внутреннюю свободу, оно образовало такую организацию, что в сущности мы теперь не имеем Церкви, а имеем только церковное управление, помещающееся на Уяздовской 37 (департамент исповеданий) 1, во главе которого стоят несколько польских чиновников, которым подчинены еще несколько «правительственных агентов» на Зыгмунтовской 13 (митрополичий дом и Синод) 2.
       «Правительственные агенты». Это выражение официально употреблено представителем министерства исповеданий 10 марта тек<ущего> года, когда я был там по делу того же Заиневича: «Нам мало того, — сказано мне, — чтобы духовенство православное было лояльно; мы стремимся, чтобы они были «правительственными агентами».
       С этой трибуны с полным сознанием той моральной ответственности, которую на себя беру, утверждаю, что вся организация управления Церкви в Польше образована неканонически с ведома и при помощи правительства и самое то «Положение» (статут), которое сделалось каноническим основанием для управления Правосл<авной> Церкви в Польше, было издано митрополитом Георгием не в оригинале, а в переделанном виде. И это сделано также при участии и помощи департамента исповеданий. Не буду затрагивать всех подробностей этого дела в этой высокой палате. Не буду также говорить подробно о всех иерархах Прав<ославной> Церкви.
       Эта иерархия принудительно навязана православным для того, чтобы навязать им и антиканоничные, антиконституционные «Временные правила», которыми правительство хотело «урегулировать» отношение между Церковью и государством.
             Каких же результатов достигло оно при помощи такой политики? Безусловно отрицательных. Ибо если бы оно захотело чрез таких «правительственных агентов» влиять на народ, то пусть знает, что за такими пастырями народ не пойдет!
       Обеспечивши себя в лице иерархии «правительственными агентами», правительство начало систематическое удаление тех епископов, которые хотели быть исключительно «агентами Христовыми».
       Первою жертвою был епископ Пинский Пантелеймон. Так как он не захотел подписать антиканонический «Конкордат», превращенный потом во «Временные правила», правительство немедленно лишило его епархии и заточило в Мелецкий монастырь, где он без права выезда сидит уже четвертый год в самых тяжелых условиях.
       Другою жертвою сделался епископ Сергий Бельский, которого совершенно неизвестно на каком основании обманом запросили в Люблин, якобы по церковным делам, а там арестовали и без вещей и денег выбросили за границу.
       Третьей жертвой был Елевферий, архиепископ Виленский, которого за то, что он не захотел признать каноническим организованный митрополитом Георгием Синод, вызвали в Краков и заточили в р<имо>-католический монастырь о<тцов> камедулов, а оттуда чрез четыре месяца выпроводили за границу. После заточения сын архиепископа хлопотал о разрешении на свидание с отцом, но и в этом отказано. Архиепископ Елевферий просил о разрешении на приезд к нему в монастырь монаха для исповеди и Св<ятого> Причастия, но и в этом отказано. Тогда один молодой священник обрезал волосы и бороду и в светском костюме, неся под одеждой Св<ятые> Дары, приехал как простой паломник в монастырь и там во всем признался о<тцам> камедулам, и те как настоящие христиане не могли не уступить дорогу Св<ятым> Дарам. Все это больше похоже на средневековые басни, чем на правду, но, к сожалению, это правда.
       Четвертой жертвой был Владимир Гродненский. Долго не могли взять этого слишком любимого народом архиерея. Высланные с этою целию чиновники не могли исполнить распоряжения вследствие возмущения народа и только во второй раз, когда оказалось необходимым выломать задние двери в церкви и чрез них провести скрытно от народа епископа, удалось его вывезти Дермантский монастырь.
       Покончив с высшей православной иерархией, правительство принялось за духовенство приходское и так повернуло дело, что оно теперь не может даже и обедни отслужить не оглядываясь на полицейского. Довольно не понравиться какому-нибудь начальнику полиции или солтысу 3, чтобы быть удаленным с прихода. «Митрополичий вестник» постоянно сообщает, что такой-то и такой-то священник уволен по прошению воеводы, такой-то по прошению министерства и т<ак> д<алее>.
       Кто теперь управляет епархиями, архиереи или воеводы, а приходами священники или полицейские, трудно сказать! Одно несомненно, что епископами управляет министерство. В приказе об увольнении епископа Владимира министр Пониковский так и пишет: «управление Гродненской епархии поручаю епископу Алексею».
       Подчинивши себе таким способом духовенство, министерство старается возможно дальше удалить от церковных дел мирян. Под влиянием министерства Синод определением 12 сент<ября> 1923 г<ода> уничтожает приходские советы; вместо епархиальных советов, выбираемых епарх<иальными> собраниями, учреждаются архаические и неканонические консистории и даже всем церковным властям запрещается давать православным послам и сенаторам сведения, материалы и данные по церковным делам.
       Мирян, которые еще принимали участие в церковных делах, но руководились канонами, а не политикой подвергли тяжким репрессиям. Проводится в жизнь такая система, что в настоящее время в Польше, кроме полити<че>ской, есть еще и церковная неблагонадежность, причем последняя преследуется ревностнее, чем первая.
       Например, старого преподавателя Виленской семинарии Недельского за то, что он выступил на епархиальном собрании с известной критикой деятельности митрополита Георгия, повинного как по донесению тайной полиции — ни следователь, ни прокурор не могли найти в его речах ничего преступного, старались выселить в советскую Россию. Полиция дала ему на ликвидацию дел только полчаса. Не позволила даже уведомить об отъезде родных и знакомых. Так бы и сгинул неизвестно куда человек, если бы не счастливая случайность.
После такого разгрома канонического устройства Церкви Православной в Польше департамент исповеданий сам стал во главе церкви, сделался фактически ее епископальным советом (curia biskapia).
       Все постановления Синода православного подлежат утверждению министерства. Нет такого церковного дела или такой чисто внутренней церковной области, в которую бы не вторгалась светская власть.
       Например лидский староста распоряжением от 8 III т<екущего> г<ода> № 1980 приказывает, чтобы членами благочиннических советов выбирались лица, имеющие не менее 2 гект<ар> земли, чтобы избранные представлялись на утверждение старост, чтобы заседания благочиннических собраний происходили под председательством войта гмины 4, а постановления писались на польском яз<ыке>.
       Казалось бы, что календарь церковный есть исключительно внутреннее дело церкви, но министерство и это дело превратило в политическое. По всем староствам, гминам и полицейским управлениям разослан циркуляр, который гласит: «согласно с рескриптом министерства исповеданий и просвещения от 30/ V т<екущего> г<ода> № 3717 приказываю наблюдать, чтобы новый стиль времени православным духовенством и народом был принят и исполняем. О каждых случаях неприменения следует доносить в соответствующий полицейский пост». И полиция очень ревностно исполняет этот приказ: разгоняет народ от церквей, составляет протоколы и т<ак> д<алее>.
       Так живут православные в той республике, которая имеет «лучшую в мире конституцию».
       Проводя такую политику, министерство исповеданий сделалось каким-то государством в государстве. Оно сообщается с низшими агентами администрации не через министерство внутр<енних> дел, а через свою агентуру от тех самых чиновников, которых имеет в каждом воеводстве, в каждом старостве, благодаря чему оч<ень> часто низшие чиновники исполняют (или не исполняют) распоряжения министерства вн<утренних> дел не по смыслу этого министерства, а по смыслу распоряжений министерства исповеданий. Мог бы много представить примеров, но не представляю за недостатком времени.
       Все то о чем здесь было сказано, имело бы некоторое, если не оправдание, то объяснение, если бы оно было необходимо для пользы государства, но дело в том, что все это идет не на пользу, а на вред государству.
       Итак пред Польшей лежат две дороги: либо идти дорогой 17-18 веков, которая при немощи известных религиозно-политических кругов однажды уже довела Польшу до гибели, или выйти на светлый путь политической свободы и религиозного равноправия.
       Я призываю высокую палату стать на этот последний путь не потому только, что он лучший для нас, религиозных меньшинств, но и потому что он лучший и для государства.
       В бюджете министерства исповеданий мы не видим доброй воли стать на этот путь, а потому за этот бюджет и не голосуем.
       В сей рукописи восемь листов. Подлинность сей рукописи депутата В.В.Богдановича удостоверяю. Архиепископ Иоанн 1924. 18 дек. Рига. 5