XXV ЧТЕНИЯ ГУМАНИТАРНОГО СЕМИНАРА
Выступление Андрея Зубова
на XXV Чтениях гуманитарного семинара
15 сентября 2007 года
История России: мифы и реальность
Зубов А.Б.
Во-первых, я благодарю все организации Латвии, которые пригласили меня в Ригу с темой, которая отчасти сформулирована ими, а отчасти и мною – «История России: мифы и реальность». Это тема для меня стала вообще-то актуальной в последние годы. Я долгие годы был востоковедом, многие годы я преподавал историю религии в Духовной Академии, потом в МГИМО. История России была для меня интересна так же, как и для любого другого русского человека. Но в какой-то момент мне пришлось заняться русской историей, причем профессионально. Собственно говоря, началось с одного проекта, в котором мне надо было написать об исторических причинах революции 1917 года. То есть о тех причинах, которые отстояли от революции на сто, на двести, на триста лет, потому что катастрофы такого масштаба готовятся не в одночасье. Эта работа отчасти публиковалась в «Новом мире», в сборнике МГИМО 2006 года, главы публиковались в «Новом мире» – «О причинах революции в России».
Неожиданно, ровно год назад, в конце сентября мне было сделано предложение на очень высоком уровне, собственно, предложение от А.И. Солженицына, написать историю XX века, не одному, конечно же. В течение года история была написана. В проекте участвовало 42 автора, причем и из эмиграции – Струве, например. Книга должна выйти из печати в конце октября.
Нынешний доклад – это осмысление того, с чем я столкнулся при написании истории.
Дело в том, что перед нами сразу встает проблема, что же такое история? Мой сегодняшний доклад будет не столько разговором о конкретных исторических вещах, особенно тех, которые живы и волнительны именно здесь, в русской Латвии, но в общем-то это будет размышление о методологии официальной истории, что сейчас особенно важно. Дело в том, что в нашем сознании, не только в советские времена, но и в XIX веке, укоренилось представление о том, что история – это идеология. История, как понимали давно, и это озвучил академик Михаил Николаевич Покровский, – есть политика, обращенная в прошлое. Поэтому основой истории стал исторический миф. Не только Россия, но и все страны Европы жили историческим мифом. «Слово о полку Игореве», фольклорные произведения, начиная от «Калевалы», заканчивая мифологией славян, все это должно было создать миф о народе для того, чтобы дать представление о народной душе. Не та история, которая есть правда, а та история, которая нужна. Историю писали как прекрасную сказку.
Надо сказать, что в России таким первым сказочником был, к сожалению, Николай Михайлович Карамзин. Его история, безусловно, при всем огромном количестве фактов, не исторична, она мифологична.
И когда настал XX век, катастрофы Первой и Второй мировых войн, – эти события привели к осознанию того, что романтический подход к истории приводит к кризису по двум причинам: во-первых, повышенные представления о своем собственном народе как народе великом, народе, несущем мессианскую идею, народе, не ошибающемся, народе, который страдает от зла других народов, несет нам только правду, свет и любовь. Такую историю имели французы, немцы, англичане, такую же историю имели и русские. Итак, первое – это повышенная самореспектация и второе – это представление о других народах как о «Der Untermensch», т.е. недочеловеках. Мы думаем, что так говорили только немцы. Но почитайте, что говорили о «немечичках» славянофилы, ведь это тот же самый «Der Untermensch», но наоборот. И поэтому Слова Ф.М. Достоевского о том, что нам дороги камни Европы, они ценны, но если бы Достоевский сказал, что нам дороги люди Европы!.. Здесь же другой смысл: камни тоже наши.
Вот это романтическое представление об истории закончилось в профессиональном сообществе на «Постижении истории» А.Д. Тойнби. Правда опять становится величайшей ценностью истории. Почему? Потому что правда позволяет понять, как твой народ попадает в те или иные неприятные ситуации. Почему происходят катастрофы с российским народом в Первую мировую войну, а во Вторую мировую войну с советским народом, с французским народом? В чем тут дело? Если мы будем дружить с мифом, то эти катастрофы будут непонятны, потому особенно огорчительны. Вот я приведу в качестве примера два мифа, в которых жила старая Россия. Скажем, все летописи до единой и многие письменные источники Западной Европы однозначно говорят, что Русь была завоевана варягами, что высший, ведущий класс на Руси был варяжским. С точки зрения историка – это абсолютный факт. Но с точки зрения русского историка XIX века Николая Ивановича Костомарова – это невыносимая вещь. Как же так, наша великая Россия, а создана она варягами, и возглавлялась, если учиты-вать кровь, до Ивана Грозного. Этот невыносимый факт привел к тому, что появилась огромная антиваряжская литература. Варяжская теория с тех пор стала презрительно называться гипотезой. Точно так же и слово, название государства. Слово «русь» этимологически понятно, оно использовалось нормандскими дружинами, и упоминалось испанскими, более того, даже арабскими авторами. Русь завоевывала и грабила побережье Гранады. Всем это известно, есть тысячи аргументов. Но как так: название страны не славянского происхождения? Редчайшее оскорбление. Вот из-за этого возникает огромное количество теорий XIX века. Доказывается что угодно, только не скандинавские корни Руси. Вот что такое мифы, вот что такое исторические мифы. История – это не то, что было, а то, что хочется, чтобы было.
Задача истории, как я вижу, развеять мифы, чтобы все исторические представления были уничтожены, так как они мешают, потому что псевдоисторические представления мешают самому главному – пониманию своего пути.
С каждым из нас, к сожалению, время от времени случаются разные неприятности. Иногда, как говорят по-простому, мы садимся в большую калошу. И тогда возникает вопрос – почему? Как вы знаете, интеллектуальных выходов всегда два: один – вы рассказали, что во всем виноваты соседи, соседка тараканов подбросила в суп. Другой путь – понять, что виноват на самом деле ты. Даже в том, что соседка подбросила тараканов в суп, в конечном итоге виноваты твои отношения с соседкой. Но второй путь тяжелый, путь покаяния, метанойи, по-гречески – изменение ума. Однако целителен только путь осознания собственных ошибок. Если ты понимаешь, что виноват в отношениях с соседкой, то ты эти отношения можешь исправить. Если ты считаешь, что виновата только соседка, то она будет продолжать бросать тараканов в суп. Следо-вательно, то же самое можно сказать о народе. И поэтому, если мы хотим возрождения нашего русского народа, попавшего в невиданную в мировой истории катастрофу, погубившую себя так, как поется только в русской песне – возьми саблю и зарежь сам себя... Вот если мы не хотим зарезать самих себя, то мы должны понять свои ошибки, понять, почему это произошло. Понять это очень трудно. Поверьте, когда мне приш-лось писать историю XX века, мне порой самому было очень трудно о некоторых вещах писать, и многие вещи, о которых пришлось писать с А.И. Солженицыным, вызывали сопротивление.
В то же время вот эта задача правды – она хорошо была осознана русской эмиграцией. Поскольку волею судеб русское сообщество Латвии никуда не уезжая, оказалось в эмиграции (как это было после революции 1917-22 гг.), миссия правды в эмиграции была осознана значительно лучше, чем во внутренней России. Военный историк Николай Николаевич Головин в своей известной книге «Военные усилия России в Первой мировой войне», рассказал, что как-то незадолго до смерти великого князя Николая Николаевича, в 1927 году, спросил его – как писать историю России? Николай Николаевич ответил – надо писать правду, потому что только правдой исцелится Русь.
Я позволю себе сказать, например, о двух самых больных моментах нынешнего, здешнего сообщества в исторически недавних моментах. Это проблема оккупации 1939-1940 года и проблема красных стрел-ков в Латвии. Все получается очень серьезно. Оказывается, красные стрелки были далеко не только красные. Латвийские стрелковые батальоны были созданы в 1914 году по просьбе самих латышей для того, чтобы сражаться за свою родину против нелюбимых ими немецких землевладельцев. Особенно нелюбимых после предоставления крестьянам свободы, ликвидации крепостного права при Александре II, которое в истории было названо «птичьей свободой». Дали свободу людям и при этом оставили их в рабстве. Второе, вытекающее из первого, это революция 1905 года, когда крестьяне хотели силой взять свою землю, которую у них отняли чужеземцы. Революция была жестоко подавлена, лилась кровь с одной и с другой стороны. Во время Первой мировой войны, когда немцы стали врагом, сразу были созданы латышские стрелковые батальоны. Но революция здесь внесла большие коррективы. Русская армия разваливалась, латыши стали говорить о том, что русские воевать не хотят и заставляют проливать кровь в той войне, которую они проиграли. Отсюда большевистская пропаганда оказалась очень успешной среди солдат. В первой организации «За спасение родины и революции», главной боевой единице в Москве, было широко представлено латышское офицерство. Понимаете, все намного сложнее. Наконец на вопрос: «Вы защитили коммунистов? – можно ответить, – А кто платил, что мы защищали коммунистов?». Когда все эти факты раскрываются, возникает сложная картина. Но в тоже время заключение Латвией мирного договора с коммунистической, ленинской Россией в 1920 году, естественно, было ножом в спину белому движению. Понятно, что белое движение было неоднородно и его деятельность неоднозначна. В итоге власть Эстонии заключила мир с коммунистической Россией, в том числе получив за это деньги и право на некоммунистическое существование, на независимость. Но вместе с полученным от демонической силы тогдашнего мира, естественно, одновременно пришлось выпить чашу отравы, заключив мирный договор с убийцами. Пошли на все, пустились во все тяжкие. Что получилось? Эти самые убийцы, когда представилась политическая возможность, в 1939 году разыграли торг вокруг прибалтийских республик.
Когда реально смотришь на эти события, когда смотришь на правду, когда собираешь факты, когда ничего не отсеиваешь важного, когда все, что ты собираешь, важно для формирования общей картины, начинаешь понимать – история зависит от человеческого выбора, зависит от выбора между правдой и ложью, политиками и народом. И понимаешь, что история не есть поток фатальных объективных процессов, как пытались говорить марксисты, а начи-наешь понимать, что история глубоко персоналистична. Мы понимаем, что красные стрелки – это ужасно, и такой человек как Лацис – это преступник, но мы понимаем, что латышский народ в отношении русского народа оправдан полковником Бриедисом, полковником Хоппером, которые клали свои латышские жизни за судьбу русского народа и которые говорили, что видят свое будущее как будущее свободной Латвии и свободной России. Вытекает огромное, сложно устроенное произведение, в котором свободная воля каждого человека является особенной темой, особенной музыкальной темой, если говорить о нравственном выборе. Поэтому слова А.С. Пушкина о том, что тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман – эти слова неправильны. Я хотел бы процитировать весьма ценимого мною Владислава Фелициановича Ходасевича, который на эту тему сказал следующее, именно отталкиваясь от слов А.С. Пушкина: «Истина не может быть низкой, потому что нет ничего лучше истины. Пушкинскому возвышающему обману хочется противопоставить нас возвышающую правду». Мне кажется – это замечательные слова. И уж не таким великим христианским проповедником был Ходасевич, но это слова просто умного, много испытавшего и много увидевшего человека.
Нравственная оценка истории, оценка через правду очень важна. Правда всегда среди нас в личном выборе. Правда – это не только объективная научная правда. Объективную научную правду мы никогда не должны отрицать. Я помню, было одно мое выступление в одном православном журналистском сообществе, я говорил о великих ошибках и выборе русского народа, и одна дама мне сказала: «А по мне, если правда говорит против своего народа, то надо преклониться перед правдой. В этом наша задача».
Но что же такое нравственное отношение к истории? XX век, особенно как раз последнее время XX века, скажем, 80-е гг., в том, что называется постмодерн, якобы снимает тему нравственности. История вне нравственности. Вне нравственности оказывается и идеологический процесс, потому что человеческая воля с этим никак не связана. Поднимаются горы, разливаются моря вне зависимости от воли человека. Что касается всего человечества, то здесь нравственный аспект очень важен. Потому что все человеческое поставлено перед выбором. И тем человеческое отличается от биологического процесса – в свободе выбора между добром и злом. Мы можем убить, а можем не убивать, мы можем лгать, а можем говорить правду, мы можем прелюбодействовать, а можем хранить супружескую верность. Иногда это трудно. Но мы можем это сделать. Если нет нравственного значения за историей, то как тогда мы оценим Холокост? Холокост – просто объективный исторический процесс, вспышка сверхновой звезды, падение метеорита, уничтожившая динозавров? Как мы оценим тогда красный террор, все эти “чрезвычайки”, все ужасы террора – что же, никто не виноват? Как мы оценим убийство царской семьи? Как явление, обычно сопровождающее революцию? Значит надо убивать детей, слуг, все очень хорошо? Наконец, то же крепостное право. Когда в России, начиная с Петра I, 90 процентов населения превратили, в общем, в рабов. Да, но во многих странах, как известно, было крепостное право. Но Россия плоха, т.к. находилась среди этих стран, Россия была среди тех народов, которые со-храняли крепостное право, потому что были народы, у которых не было крепостного права. Россия плоха тем, что высшие классы пошли на это, а низшие классы согласились с этим. Почему Петр пошел на крепостное право, ведь была альтернатива. Вы знаете, что в регентство царевны Софьи ее фаворит князь Голицын предлагал совершенно другой путь – путь полного освобождения крестьян и уничтожения тягла как такового. Об этом очень хорошо пишет Соловьев, сейчас есть новые исследования о регентстве Софьи. Петр полагал создание из России империи, чтобы воевать со Швецией, у которой не было крепостного права. Чтобы воевать с Европой, надо было иметь мощную армию и флот – и для этого надо было иметь большие деньги в бедной крестьянской стране. Это можно было сделать только резким увеличением эксплуатации основного производящего населения страны. Это можно было сделать только путем превращения крестьянства в рабов. Все верно. Можно ли строить империю на крови? Построили! Как видите, все закончилось 1917 годом, 1991 годом, когда развалился Советский Союз.
Таким образом, нравственные оценки оказываются в итоге единственно правильными оценками, потому что если в эпоху Екатерины II можно было размышлять, плохо ли крепостное право с точки зрения Дидро и Вольтера, то вот теперь после 1917 года, когда, как вы знаете, выходит, что вся русская революция – результат крепостного права и отчуждения земли у крестьян. Как только была создана Первая Дума, то первый вопрос, который там был – это вопрос о земле. Именно земля, почему? Потому что она была мужицкая. Мужики знали, что Петр у них землю отнял и помещикам дал. Потом Екатерина окончательно ее утвердила за помещиками в Указе о вольности дворянству. И когда освободил крестьян Александр II, он землю им не вернул, а признал землю помещичьей и позволил эту землю выкупать частично за свой счет, частично за счет казны, частично за счет крестьянства. Платежи шли до 17 октября 1905 года. То есть крестьяне прекрасно помнили, что у них отобрали землю. Произошло приблизительно то же самое, что с приватизацией по Чубайсу. Очень похоже. Зря думают те, кто приватизировал в начале 90-х гг. собственность, что это легко забудется. Не забылось и за двести лет, и привело к национальной катастрофе. Малой катастрофа никому не показалась. И крестьяне, которые восстали, хотя им уже не надо было восставать, ведь шли столыпинские реформы, и землю уже передавали, и быстро шел процесс ликвидации помещичьего землевладения. Нужно было немного потерпеть и помещичьей земли не осталось бы.
Восстание произошло, когда не надо. Но и помещики получили, бывшее дворянство получило не мало. Наша эмиграция со всеми ее слабостями во многом есть результат данных исторических событий. Николай Бердяев писал передовицу в первом номере журнала «Путь». Каждая социальная группа в революции получила свое, заслуженное прошлыми деяниями: высшая и низшая, церковь и народ и т.д. Понимание нравственного, оно очень важно, потому что потом оно всегда приводит к реальной истории. Ни одно гнусное деяние не проходит безнаказанно. Поэтому безнравственное всегда приводит к катастрофическому. Зло приводит к деградации, к гибели человека и общества. Добро всегда приводит к созиданию. В этом смысле, дорогие друзья, совершенно не работает оговорка, которую очень любят подкреплять историческими фактами. Исторические ссылки бесполезны, в истории они всегда бесполезны, поскольку исторические примеры уникальны. Было, скажем, крепостное право в Пруссии и было крепостное право в России. Крепостное право в Пруссии ликвидировано тогда же, когда и крепостное право в Прибалтике, в начале XIX века. Но вот в Пруссии крепостное право было над порабощенным полабским славянством. Самих немцев почти не было среди крепостных. Там было рабство над другим народом – это отвратительно. Но это не так развращает. На плантациях в Соединенных Штатах работали черные рабы. Это ужасно. Отзвук этого слышан в Соединенных Штатах до сих пор. Зайдите в любой северо-западный квартал Вашингтона. Тут же вы почувствуете последствия негритянского рабства спустя почти 150 лет. Это были привезенные люди с другим цветом кожи, с другой традицией. И в США в XVIII и XIX веке было распространено мнение, что у негров нет души, поэтому они были почти наравне со скотиной. Но русский помещик не мог сказать такого о крестьянине. Они из одной чаши причащались, понимаете? У одного батюшки исповедывались – и помещик и крестьянин, поэтому более растлевающее воздействие крепостного права было в России. Поэтому неправильно сказать: и в Америке было так, и в Великобритании было так. Контексты были разные. Поэтому в Америке гражданская война закончилась победой противников рабства, а у нас Пугачевское восстание – крепостным правом и утверждением власти землевладельцев. Поэтому борьба против порабощения в Америке была борьбой за общую демократию страны, а у нас борьба за освобождение рабов была борьбой за новое рабство, которое привело к новой, большевистской диктатуре.
И так всегда – надо смотреть на свои грехи, надо смотреть на свои исторические факты. Привлекать, знать, исследовать исторические факты, выявляя схожее и несхожее, чтобы лучше понять причины наших ошибок и наших путей. И, наконец, еще один очень важный момент, идущий с эпохи романтизма, в той или иной степени владеющий общим сознанием, еще один миф – это миф о том, что есть нечто большее, чем личность. Говорят о том, что нация, народ, государство – это больше, чем человек. Это очень распространенный миф. Главное – это человек. Христианская традиция говорит о том, что человек находится в церкви. Мир антропоцентричен, человекоцентричен. Но с эпохи, как это ни странно, Просвещения эти фантомы, больше, чем человек, уводят нас. Этим большим человека может быть абсолютная монада в XVII веке. Этим большим может быть революционный народ во Французской революции, им может быть нация в романтизме, им может быть раса – нацизм, им может быть корпорации в итальянском фашизме и в Прибалтике в конце 30-х гг., им может быть класс – коммунистическое государство. Но все эти вещи, ради которых призывают человека отдать свою личность, они псевдоформы. Их на самом деле нет. Не народ делает человека, а человек делает народ. В конечном счете и государство, и социальная группа, и язык – главная коммуникативная форма нации – все существует для человека. В центре находится человеческая личность, и это дает очень яркий, очень понятный, дорогие друзья, критерий. Та социально-политическая система, тот строй, который расширяет право человеческой свободы, который уважает достоинство человека, имеющего право на ошибки, этот строй заведомо лучший, чем тот, который лишает в человеке человеческое. Ибо больше еды могут дать скотине, а больше свободы могут дать только человеку. В этом смысле персоналистский подход к истории – есть важнейший, это еще один важнейший, сущностный подход. Растлевают мифы, которые стоят между человеком и пониманием исторического процесса. Как только мы вместо человека ставим нечто иное, державу, например, то... Что получили русские мужики от идеи империи от Средней Азии до норвежских фьордов? Ничего не получили! Получил явно небольшой круг людей, которые упивались географическим безумием. Когда сейчас в России говорят некоторые умники, что Прибалтика входит в сферу наших геополитических интересов, а если наоборот – Россия входит в сферу геополитических интересов Прибалтики? Кто здесь прав?
(Смех в зале)
Реплика – Кто больше, здесь проявляется демократический принцип…
Зубов А.Б.
Демократический принцип, между прочим, основан на том, что меньшинство остается свободным, имеющим право на собственное мнение и на собственное выживание, это вильсоновское “право наций на самоопределение”. Представьте, что боль-шинство латышской Латвии проголосует за то, чтобы всех русских объявить собаками? Вы подчинитесь?
(Шум в зале)
Друзья! Я не вижу в этом зале ни одного виляющего хвоста. Я чувствую, что затронул больную тему, но тем не менее, дорогие друзья. Это еще один фантом. Еще один миф. Миф, конечно, придуманный не в Латвии, а немцами в XIX веке, чтобы обосновать право на жизненное пространство. Иногда говорилось, что низкое славянство не может само собой управлять, а немцы должны прийти и колонизовать эту местность. Они имеют право на жизненное пространство, потому что они лучшие. Если бы немцам сказать, что надо отдать половину Германии славянам, т.к. они лучшие. Ни один немец такого не сказал. Каждый наивно полагает себя лучше другого, каждый считает другого объектом, которым он должен распоряжаться. Война – результат стремления к геополитическому превосходству. К концу XX века всем нормальным ученым стало ясно, что геополитика – это миф. Геополитика сегодня занимается совершенно другим, она занимается тем, как сознанием людей воспринимается политическое пространство. Геополитика из объективной стала субъективной. Это наука, изучающая массовое сознание, а не политические реальности. Каждый выдумывает свое. Азербайджан считает Карабах своей территорией, а Армения – своей. Здесь результаты самые печальные. Стремление к величию отбирает самое главное – свободу человека. Империя строится на костях свободы. Это великая историческая мистика. Неплоха та империя, в которую народы идут добровольно, понимая, что в империи они могут себя лучше организовать. Но многие империи имитировали это. Вспомните, как в Советском Союзе издавались десятки томов о добровольности вхождения народов.
Грузия вступила в Россию добровольно. После этого царство отобрали, посадили из Москвы митрополита, и в итоге получили еще одну губернию. Хорош брак по любви, но плох, когда жену заставляют вступать в него, и ничего хорошего из этого не получается.
Важнейшей ценностью, которой можно определять смысл истории, является, на мой взгляд, свобода и достоинство человека.
В политической сфере свобода и достоинство человека проявляются в абсолютно конкретных вещах – в ответственности и в самоконтроле. То общество, в котором народ, может самоорганизоваться, сам пытается искать пути реализации своих целей – вот это принцип, действительно соответствует достоинству человека.
