МЕТОДОЛОГИЯ

Борис Журавлев

Страна Касталия:
методологический ракурс

 

         Альманах «Русский мир и Латвия» с первых своих номеров публикует подборку материалов, связанных со школой особого стиля мышления – московским методологическим кружком (ММК), чаще называемого просто методологией. Сам термин «методология» вполне академического происхождения и означает учение о способах (то есть собственно методах) исследования чего-то для каждой науки определенного. Что было и продолжает оставаться такой определенностью для ММК, непосвященному понять трудно. Однако в бывшем СССР это было довольно-таки популярное интеллектуальное движение 70-х и 80-х годов XX века, и ассоциировалось оно с именем его создателя – Г.П. Щедровицкого, и его учениками. В начале XXI века методология превратилась в своеобразную утопию, напоминающую Касталию Г. Гессе. Ее адепты после распада СССР оказались рассеянными по разным странам. Как в эпоху викингов путь «из варягов в греки» проходил по реке Даугаве, так и ныне Латвия заняла место перекрестка. Те, кто появляется на нем, часто оказываются гражданами разных миров. Границы Касталии не совпадают с государственными границами Латвии, России.
       На вопросы редакции Альманаха ответил один из представителей методологической Касталии – елгавчанин Борис Журавлев.

       Над чем думают и чем занимаются современные методологи? Кто они сегодня?

       К сожалению, пространство современной методологии нарушено, утеряна цельность мироздания.

       Можно говорить о траекториях людей, бывших методологами, но являются ли их действия методологическими?

       Могу назвать людей, обучающих меня, и, несомненно, они были методологами – Сергей Валентинович Попов, Петр Георгиевич Щедровицкий, Тимофей Николаевич Сергейцев. Каково дальнейшее их численным следам-публикациям в Интернете. Современное поле коммуникации методологов имеет множество траекторий, не пересекающихся друг с другом, такое впечатление, что каждый методолог строит свой особый и самодостаточный мир. Своего рода соревнование миров.

       Поясни, какое ты имеешь отношение к методологии?

       По старой классификации периода организационно-деятельностных игр (ОДИ) 1979-1991 гг. было три основных методологических участника на игре – игротехник, методолог и руководитель игры. По этой классификации я до методолога не дотягиваю. Потому что до конца формально обучение не прошел и игру не провел в качестве руководителя. Тем не менее, на звание методолога претендую, поскольку работаю над методологическим проектом. Это финансовый проект, и он имеет специфическое продолжение – я хочу превратить накопленные знания по мировым финансовым рынкам, а именно: по рынкам производных финансовых инструментов – опционов, втянуть туда методологические знания, подходы, схемы и довести это до успешного финансового предприятия, которое могло бы стать финансовым департаментом методологии. Т.е. то подразделение, которое финансировало бы мышление, и поэтому это прикладной проект, а не теоретический. Когда я уходил в 1990 году из игротехнической группы, мои коллеги и даже учителя не совсем правильно поняли основание моего ухода. Я уходил не потому, что потянуло на вольные хлеба в мир бизнеса. На тот момент программа подготовки игротехников меня стала не удовлетворять, была утеряна программа действий, и еще на это наложился конфликт руководителя группы и руководителя проекта. И я ушел, чтобы вернуться, вернуться со своим методологическим проектом. Каким именно – я тогда понятия не имел. Оказалось, что методологией я оказался “ушибленным” даже в большей степени, чем сам думал. Столько лет прошло уж, а все о том же. Хотя могу сказать, что это не худший вариант “ушибленности”.
       Сейчас наступает тот период, когда я уже вижу контуры методологического проекта, хотя до финиша проекта с условным названием “Опционная корпорация” еще далеко.

       Для читателей альманаха ты можешь объяснить, кто такие игротехники, откуда они взялись и для чего были нужны?

       В период 1988-1990 гг. я находился в программе подготовки профессиональных игротехников ММАСС (Межрегиональная методологическая ассоциация) с центром в Москве, руководитель и организатор проекта Сергей Валентинович Попов. Сначала на конкурсной основе была организована группа в Москве, затем в Елгаве при заводе микроавтобусов “РАФ”, далее в Крыму и последняя в Ленинграде. Руководителем латвийской игротехнической группы был Тимофей Николаевич Сергейцев. Участники группы – Дайнис Знотс, Борис Журавлев, Николай Личев, Татьяна Пикус и Сергей Танцоров.
       Группа официально была при заводе “РАФ”. За год до этого на заводе были проведены первый всесоюзные выборы директора завода – и был выбран Д. Боссерт. Конкурс организовывал С.В. Попов с группой игротехников, и уже позже он договорился с директором о создании такой группы при заводе и соответствующем социальном прикрытии группы – зарплата, помещения, трудовые книжки и прочее – все, что нужно было в Советском Союзе для игротехников.

       Зачем автомобильному заводу группа игротехников?

       На заводе группа называлась “Лаборатория социологии и методологии управления”, несколько бессмысленное название, но контекст был узнаваем для всех, и нас обозначали как социологи и управленцы-теоретики в одном лице. Директор не сильно нагружал нас производственными поручениями. Было проведено одно или два социологических обследования в цехах, которые больше использовалось участниками группы в рефлексии – и то, что они делали и как они делали, нужно было больше игротехникам, а не заводу.
       Поэтому создание группы при заводе “РАФ” было скорее содержательным бартером между директором завода и руководителем ММАСС, он консультировал директора, а директор содержал лабораторию.

       Правильно я понимаю, что это был чисто советский вариант, когда на предприятии держались разные научные группы?    
  
       Наоборот, это был нетипичный для советского времени вариант. Директор взял это под свою ответственность, и при этом не получал никаких откатов и комиссионных... Это был содержательный обмен – он получал консультации по управлению. И мы, кстати, провели 3 игры на заводе, в том числе с управленцами, – это было частью кадровой программы завода “РАФ”.

       На сегодняшнем капиталистическом предприятии такого рода вещи существуют?

       Нет, не существуют. Они и не нужны в такой форме. В области консультирования сейчас доминируют западные схемы. Если это сравнивать с методами работы в традиции СМД-методологии, то прежде всего отличие, на мой взгляд, в особой конфигурации коллективного мышления. Т.е. создавались такие условия для участников в игре, при которых большинство участников начинало мыслить, и это давало удивительные эффекты. Все эти семинары западного толка не предполагают размышления, а сводятся к передаче знаний и схем и их дальнейшей эксплуатации. Человек в таком подходе либо плохо работает со схемой, либо хорошо, но саму схему не рассматривает, не проблематизирует. А размышляющий может вообще новую схему построить.

       Читатели альманаха знают Г.П. Щедровицкого, создателя школы СМД-методологии. Зачем этой школе нужна была подготовка игротехников? Это была производственная задача для того, чтобы консультировать руководителей предприятия, или это имело образовательную ценность?

       Я думаю, что это имело прежде всего задачу воспроизводства методологического сообщества. Г.П. Щедровицким была высказана идея создания необходимой критической массы методологов, создания методологической страны Касталии (художественный образ из “Игры в бисер” Г. Гессе). К сожалению, сама идея не была доведена до конца в силу разных причин, но программа подготовки игротехников была направлена на создание и воспроизводство людей для этой методологической страны. Но последующие события периода 1990-1991 годов и развал Советского Союза – все это приостановило эти процессы. Республики стали отделяться, рыночная экономика в начинающих и диких формах, директор на заводе “РАФ” поменялся, старые договоренности закончились.
       Но была и внутренняя проблема ММАС, которая по-видимому исчерпала свой содержательный ресурс. Было создано 4 группы игротехников, и дальше нужен был следующий шаг, потому что на период обучения 2,5 – 3 года игротехник был узко специализированным специалистом. Проектом не учитывался вариант – игротехник вне игры, а именно это потом и случилось.

       Игротехник получал особую подготовку для работы с разными группами?

       Да. Я бы сказал, что игротехник должен был обеспечить три разных процесса, три разные интеллектуальные функции. Сначала понимание. Люди должны начать говорить и при этом понимать других, а не говорить в режиме монолога. Игротехник обязан был организовать коммуникацию в группе. Следующее – мышление. В каждой группе была доска, на которой участники сначала коряво и неумело рисовали первые схемы, но потом входили в раж и надо было останавливать наиболее ретивых опять же в интересах общего понимания. Доска была окном в другой мир и люди рисовали на ней свои мысли. И последнее – рефлексия. Это самая трудное испытание и для игротехника, и для участника. Надо остановиться и оглянуться назад – что ты делал и говорил вчера и почему? Этому специально не учат ни в школе, ни в институте. Вещь эта малоприятная – поворачиваться к своим основаниям, разглядывать и обсуждать их, да еще при посторонних людях. Но именно после реф-лексии в человеке что-то щелкает и он начинает смотреть на мир по-другому. И опять начинается бесконечная череда понимания – мышления – рефлексии.

       А для того, чтобы дорасти до методолога, что нужно было сделать?

       В программе ММАСС в конце обучения каждый игротехник должен был спроектировать и провести игру с командой игротехников, выступая уже в качестве руководителя игры и при этом “остаться в живых”. Методолог же в ОДИ – фигура содержательная. На игре специально выделенные методологичские консультации заполняли пробелы в содержании. Например, когда понятийный аппарат участников не позволял решить проблему, методолог должен был ввести более мощный.
       Сейчас игр фактически нет, а методологи вроде есть. Для меня методолог – это тот, кто разворачивает методологичский проект, осуществляет некоторое методологосообразное действие, как сказали бы раньше. Раньше Игра была такой практикой, таким полем действия, где методолог мог существовать. Но социальные условия сейчас таковы, что игры не нужны, да и команды методологов и игротехников прежней уже нет. Зачастую методологи сегодня – это уже солидные джентельмены с толстым бумажником и недвижимостью за рубежом.

       Насколько я понимаю, методолог – это тот, кто может квалифицированно разворачивать методологический проект. Кого ты можешь назвать методологом у нас в Латвии и в России? Кто может развернуть такой проект?

      Рисование схем и проговаривание методологической терминологии еще не есть методологичский проект. Для меня методологичность проекта задается простым критерием – если ведет в сторону создания методологической Касталии, то он и есть по сути своей методологический. Если ведет – можете состояться как методолог, если не ведет – проходите мимо. Это, конечно, предельное требование к методологу. Если вы работаете в банке и рисуете схемы на доске (в том числе и методологические), то это еще не основание называться методологом.
       Исходя из сказанного, могу сказать, что в Латвии методологов я не знаю, во всяком случае, не встречались. В России, наверное, методологом может называться П. Щедровицкий, но не в проектах, связанных с политическими структурами и выборами, а в той части, которая относится к Школе культурной политики, это иная линия подготовки людей, чем в программе ММАСС, не сводимых к игровым формам.
       Что касается своего бывшего руководителя – С.В. Попова, при том, что организационной и методологической мощи у него было с избытком практически для любого проекта. Чем сейчас он занимается, мне неизвестно. Им была написана совместно с бывшим методологом, а ныне депутатом думы РФ Рефатом Шайхутдиновым книга “Природа власти”. Ведет ли эта книга к формированию сообщества и методологической страны? Сомневаюсь. Надо что-то делать, а не только писать. Мышление, объединенное с деятельностью, значительно сложнее, чем просто мышление.

       Правильно я понимаю, что методологичский проект предполагает формирование определенного типа школы, чтобы она воспроизводила интеллектуальный ресурс?

       Я бы сказал по-другому, что это деятельность, которая бы опиралась на определенную онтологию, в данном случае на методологические традиции и онтологию мыследеятельности. Но при этом я не считаю, что методология свершилась и остановилась. Современное поле методологического сообщества неоднородно и не имеет системы оценок, относительно чего можно было бы это оценить как:
       1) методология как нечто цельное;
       2) сопоставлять и оценивать действия участников по их значимости и содержательности относительно этой “страны Касталии”. Нет первого, нет и второго.
То, что делается отдельными методологами, может быть важным, но цельной картины нет, нет единой системы координат, чтобы понять, кто где находится. Наверное, это связано не только с единой онтологией.
Нет единой политики, которая бы делала разных людей общностью. Эту функцию делала игра в мой игротехнический период.

       Если возвращаться к твоему проекту, то он является фрагментарным к цельной методологии?

       Конечно, фрагментарным. Поэтому максимум, на что он может претендовать – это на финансовый департамент, а вот как устроен мир – это уже в других департаментах.
       Но если удасться это сделать, то и это немало. Поскольку это департамент, который будет финансировать чистое мышление, исследования, в том числе и строительство онтологий. Общество устроено таким образом, что за это не платят деньги ни на этой территории и ни в этом веке. А ученые, теоретики (читай – мышление) – они, как правило, беззащитны перед напо-ром общества. Поэтому мышление надо не только воспроизводить, но беречь и защищать.

       Для того, чтобы сделать твой проект методологическим и цельным, надо воспроизвести все те элементы – создать группы игротехников, методологов и все то, что заложено в СМД методологию?

       Нет. Вопрос о том, что является сущностным внутри методологии, очень непростой вопрос. Прежде всего, надо ответить на вопрос: мышление – оно стоит или движется, методологическое мышление стоит или движется? Если вы отвечаете, что оно стоит, то тогда, как часть методологов сейчас и делает, надо размышления приостановить. Сделать инвентаризацию того, что было сделано и написано классиками СМД методологии и потом тщательно читать и изучать. Я исхожу из другого подхода, что мышление движется. Все базовые полагания можно и нужно проблемати-зировать, “усомнить”. Тем более, что моя практика в финансовом проекте говорит, что основной базовой схемы – схемы мыследеятельности, недостаточно и недостаточно в принципе, а не в частностях. Схема по сути не различает мышление и деятельность, а мне надо в моей практике различать и знать, как мышление переходит в деятельность. То же самое с пониманием.

       Как понимание превращается в мышление?

       Все это отсутствует на схеме мыследеятельности, она “снимает” эти вопросы. Отвечая конкретнее, можно сказать, что воспроизводить надо не структуру конца 80-х годов. Это бессмысленно. Воспроизводить нужно мышление, его полагания. Я, по крайней мере, воспроизвожу два полагания. Первое – это различение натурализма и деятельностного подхода. В двух словах, это различие в том, что натуралист знает, как мир устроен. А в деятельностном подходе критерием истинности является деятельность, практика. Если у вас есть прекрасная схема или знание, но вы ничего не можете с ней осуществить и сделать, то спокойно вы-бросьте ее в корзину – это позиция деятельностного подхода.
       И второй момент – это коллективное мышление, и этот феномен не столько виден на схеме МД, сколько дано мне посредством собственного опыта прохождения через игры. И я точно знаю, что если коллективное мышление правильно организовать, когда мыслит не один человек, а пять, оно способно сделать гораздо больше и не в пять раз, а в двадцать пять раз. Поэтому, как минимум, мной транслируется и воспроизводится в финансовый проект эти два принципа. Хотя в таком проекте большая доля мышления, схематизации, работы понимания и рефлексии. Если взять аналог деятельности в этой сфере – брокерскую контору или отдел банка, то там всего этого нет. Там все это вредно – обсуждать методы своей работы и вообще размышлять. Там деятельность сильнее мышления. Рефлексия в такой работе занимает огромную долю, тут шаг вперед и три шага назад в том смысле – туда ли это ведет, как это делается, на чем основано и т.д. Вся эта интеллектуальная работа с пониманием, рефлексией и мышлением воспроизводилась в игротехнической группе. Но теперь это можно перенести на финансовый проект.

       Можно ли это обозначить, как «над чем думают методологи», или это только так думает Борис Журавлев?

       Я думаю, что другие методологи думают иначе, прежде всего имея другую конфигурацию полаганий и другую ситуацию, в которой они находятся. Но это нормально, методологическое мышление постоянно обращается к своим полаганиям, пересматривает их. Я уже через год другое говорить буду, если пойму что-то важное. Если встретить человека с таким же набором полаганий, который рассуждает точно так же, то с ним не о чем будет говорить. На игротехнических семинарах это культивировалось, надо было иметь свою точку зрения. Другое дело, вопрос об истоках СМД методологии. К сожалению, сейчас такого пространства нет, ни реального, ни виртуального. Не предусмотрено места, где методологи могли бы обсуждать – а что самое главное в методологии?
       Но думаю, что этот момент не за горами.