Гуманитарный семинар SEMINARIUM HORTUS HUMANITATIS: философия, история, образование

Псковичи не хотят воевать с Ригой!
ХIII–ХIV века нельзя рассматривать как непрестанные войны псковичей-новгородцев с Ливонией. Были и светлые проблески в этой кровавой безжалостной эпопее. Об одном из таких повествует Первая Новгородская летопись (ПСЛР III, с. 43) под 1228 годом.

«Тем же лете князь Ярослав преже сеи рати поиде в Пльсков, с посадником Иванком и тысячьскым Вячеслав, и слышавши Пльсковици яко идеть к ним князь, и затворишася в городе, не пускаша к себе; князь же постояв на Дубровке въспятися в Новгород промъкла бо ся весть бяша си в Пльскове, яко везеть оковы хотя ковати вящьшее мужи и пришьд створи вече в владичьни дворе, и рече: яко не мыслил есмь до Пльскович грубо ничего же, нъ везл есмь был в коробьях дары, паволокы и овощи, а они мя обьечьствовили; – и положи на них жадобу велику. Тъгда же приведе пълки из Переяславля, а рекя: хочю ити на Ригу. И сташа около Городища шатры, а инии в Славнее по двором, и въздоророжиша все по търгу, и хлеб, и мясо, и рыба, и оттоле ста дороговь: купляху хлеб по 2 куне, а кадь ржи по 5 гривне, а пшеницю по пяти гривьн, а пшено по 7 гривън; и тако ста по 3 лета, то же слышавъша Пльсковици яко приведе Ярослав пълки убоявшееся того, възяша мир с Рижаны. Новгород выложивъше, а рекуче: то вы, а то Новгородьци, а нам ненадобе; но оне поидуть на нас, тъ вы нам поможте, и они рекоше: тако буди и пояше у них 40 мужеи Мужь в талбу. Новгородци же уведавъша, рекоша: князь нас хочеть на Ригу, а тот ити на Пльскав. Тъгда же князь посла Мишу в Пльсков река поидите съ мною на путь, а зла до вас есмь не мыслил никоторого же, а тех мивыдаите, кто мя обадил к вам, и рекоша Пльсковици, приславъше Грьчина: Тобе ся, княже, кланяем и братьи своеи не выдаем, а съ Рижаны есме мир взяли; к Колываню есте ходивъше серебро поимали, а сами поидосте в Новгород, а правды не створисте, города не взясти, а у Кеси такоже, а у Медвеже Голове такоже, а за то нашю братью избиша на озере а инии поведении; а вы раздравше та прочь; или есте на нас удумали? Тъ ми противу вас съ святою Богородицею и с поклоном, то вы луче погани; тъ вам ся кланяем. Новгородци же князю рекоша мы без своея братья, без Пльсковици, не имеемъся на Ригу, а тобе ся, княже, кланяем много же князь нудив, и на яшася по путь. Тогда же князь Ярослав пълки своя домовь посла. Пльсковици же тъгда бяху подвегли Немци и Чудь, Латыголу и Либь, и отпустиша я опять, а тех кто имал придтък у Ярослава выгнаша из Пльскова: поиде по князи своем, нам есте не братья».
(Краткий пересказ в Первой Псковской летописи.)

Событие это интерпретируется русскими историками как пример и объяснение тому, почему русским – новгородцам, псковичам вкупе с половчанами и витеблянами (впоследствии входящими уже в состав Великого Княжества Литовского), так и не удалось вплоть до Ивана Грозного одолеть Ливонское государство: разобщенность и разноголосица. Приведенный летописный рассказ тому наилучшая иллюстрация.

                        Псковичи с литовцами сражаются… на берегах Двины!
      До 1266 года на берегах Двины-Даугавы (напомним: первое название латышское, принятое и русскими, и немцами, второе – литовское «много воды», – принятое латышами) псковичей видели либо как врагов (и чего греха таить: весьма безжалостных!), либо как послов, прибывших на мирно-торговые переговоры, либо как мирных купцов-торговцев. Но чтобы псковичи стали сражаться со своими исконными врагами – литовцами на берегах Двины-Даугавы! Такое случалось, правда, только однажды именно в названном году.
      В IV Новгородской (ПСРЛ IV, с. 40) и 1-ой Псковской (IV, с. 181) читаем:

      «Князь Домонт (Даумантас) с дружиной своей и со всем родом своим оставил отечьство свое землю Литовскую и прибеже в Псков и крестись с своими бояры в церкви събогнеи святеи Троицы, и нарекоша имя ему в святом крещении Тимофеи. И бысть радость велика Псковичам, и посадиша его на княжении в своем граде Пскове. Того же лета Домонт со Псковичи с тремя девяносты пле на землю Литовскую, и княгиню Герденеву с двема сыны полони, и все княжение повоевав, и възвратися к своему граду с множьством полона: и перебродився Двину, отъехавши за пять верст, и истрави шатры на бору чисте, а сторожи постави на Двине, два же девяноста мужи отровади с полоном в Псков, а во едином девяносте сам ся оста, ждя по собе погани. Гердень же с своими князи приехавша в доми своя, аж домы и села их вся пленена; ополчивша Гердень, и Готарт, и Люмби, и Люгайло в семисот мужь, погнаша в след Домонта, хотяши руками яти и лютой смерти предати, а Псковичь мечи изсечи; и перебродишеся Двину реку, и сташа на брезе, и стражи видевшее их прогнаша, поведаша Домонту: «рать перебродишася Двину». Домонт же рече: Давиду Якуновичю и Луке Литовнику: Помози нам Бог, оже есть устерегла ли рать велику; поидета с конь домовь». Они же реша: «Не идем, хрщем живот свой дати на славе и кровь свою пролитии за святую Троицу, а ты, господине, поиде борзо из поганую Литву». Домонт же рече Псковичам: «Братье мужи Псковичи. Кто стар, то отець, а кто млад, то брат! Слышал есмь мужество ваша во всех странах; се же нам предлежить живот и смерть, потягните за святыя церкви. И ехав, Домонт одином девяностам Божею силою и святого мученика Леонтия, супротивных враги семьсот истреби; ту убьен бысть князь Литовский Готарт, и князи мнози избиша а иная Литва в Двине истонеша, а 70 мужь Двина изверже на остров Гайдов, а Гердень убежа, а Пьсковитина единого убиша Онтона Лочкова. И приехаша в Пскове с многою корыстию».

      Святой благоверный князь Домант родом из Литвы. Спасаясь от преследования погруженных в мрак язычества и полных ненависти друг к другу своих родственников, Домант, тоже еще язычник, – пришел во Псков, куда вместе с ним прибыли его семейство и дружина. Все они были тоже язычниками. «Но, когда Бог», замечает летописец, «восхотел избрать людей новых и вдохнул в них благодать Святого Духа, то Домант как бы проснулся от глубокого сна, отвратился от идольского служения и пожелал принять святое крещение. Тогда обрадовались псковичи и Домант торжественно крещен был в Троицком храме с переименованием языческого имени в Тимофея». Этот подвиг князя показал псковичам, что недавно прибывший князь не желает возвращаться на родину, напротив, принятием христианства совершенно отделился от нее. Эти мысли укреплялись у псковичей тем, что примеру его последовали как прибывшие его родственники, так и его дружина, все они также приняли христианство. И сам Домант не по имени только сделался христианином, а на первых же порах обнаружил особенное усердие к новой святой вере. В год своего крещения он построил церковь в честь соименного святого Тимофея. По этому псковичи, зная Доманта еще язычником, как князя храброго и доблестного, предложили ему остаться навсегда у них, а по смерти Святослава Ярославича занять княжеский престол во Пскове. Это было в 1266 году. Новгород не мог еще окончательно примириться с мыслию о независимом существовании бывшего своего пригорода. На юге языческая Литва из своих священных рощ делала постоянные набеги на псковские земли. С севера постоянною грозою были ливонские рыцари, распространявшие христианство между соседнею Чудью, более мечом, чем проповеданием Слова Божия для ознакомления их с тайнами христианского учения. Мирные, преимущественно торговые, занятия во Пскове постоянно прерывались или нападениями на Псков неприязненных соседей, или походами псковичей в чужие земли, с целью обезопасить себя от вторжения своих враждебных соседей. Домант хорошо был знаком с положением Пскова и не скрывал от себя, что особенно раздраженные его удалением литовцы не оставят Пскова в покое, а потому, вскоре по занятии им псковского престола, он с своей дружиной и псковскими войсками предпринял поход в литовскую землю, которая была им вся завоевана, жители взяты в плен и с ними супруга отсутствовавшего на это время князя Герденя, тетка Доманта Евпраксия с детьми. С множеством добычи и пленных, псковское войско направилось обратно через Двину.
      Прошед 5 верст от нее, Довмонт отослал большую часть своего войска в Псков вместе с пленными, а сам с 90 человеками намеревался следовать за ним, как в это время стражники сообщили ему, что их настигает большое литовское войско в 700 (а по некоторым данным, в 800) человек, под предводительством самого литовского князя Герденя. Казалось, трудно было рассчитывать на какое либо спасение от мести раздраженного князя. Но Домант здесь оказал свою глубокую преданность новой вере и истинную любовь и уважение к своим новым соотечественникам. «Братья мужи псковичи – обратился к ним князь, – кто стар, тот отец, а кто млад, то брат! Слышал мужество ваше во всех странах, братья! предлежит нам живот или смерть. Братья мужи Псковичи, потягнете за Святую Троицу, и за святые церкви и за свое отечество».

      Эти слова были надолго, даже по смерти князя, воодушевляющими словами в бранях псковичей с их недругами. Ко времени предстоявшей встречи с вооруженным и дышавшим местью Герденем, по словам летописца, приспе день великого и славного воеводы мученика Христова Леонтия, месяца июля 18, и благоверный князь сказал: «Святая Троице и святый великий воевода Леонтий и благоверный князь Всеволод! помозите нам в час сей на супротивные враги!» Слова Доманта воодушевили псковичей, и Домант с 90 воинами разбил 700 человек литовского войска. В числе убитых был литовский же князь Готорн и другие, и с ними много потонуло литовского войска в Двине, у псковичей же убит был один только воин, а остальные с радостию и большою добычею прибыли в Псков.
      Не малая опасность псковичам угрожала и от своих старших братьев, новгородцев, которым небывалый пример, что князем на русском престоле сел Литвин, а не потомок Владимира Святого, оказался зазорным, и но столько для них, как для князя их Ярослава. Он предложил новгородцам идти на Псков войною и выгнать оттуда Доманта; однако новгородцы воспротивились этому. По всей вероятности, они, хорошо еще раньше знакомые с мужеством и опытностью в военном деле князя Доманта и храбростью псковичей, не могли не предвидеть неблагополучного для них исхода из этой междуусобной братской войны. При этом новгородцы рассчитывали и на то, что Домант, имевший уже несколько битв с тевтонскими рыцарями, защищая псковские границы от их вторжения, в то же время будет надежным защитником и их собственных границ. Псковичи же для большого скрепления союза с Новгородом и его князьями, испросили для Доманта руку внучки святого Александра Невского Марии Дмитриевны.
      Нельзя было сомневаться в том, чтобы литовцы могли забыть поражение, нанесенное псковичами при реке Двине, и чтобы Гердень не предпринял мер к возмещению или остановился в своей мести. Поэтому Домант не медля решился предупредить ожидаемое со стороны Литвы вторжение; снова собрал войско, он предпринял поход в Литву, опустошил ее, а в одной из стычек был убит Гердень.

                                    Чудеса в дни начала Ливонской войны
      Ливонская война чревата знамениями, чудесами, проявлением воли Господней на протяжении всех 20 лет этого эпохального события, приведшего к гибели Ливонского государства. Чудеса как бы предвещали эту развязку существования противоестественного государственного образования, волею судьбы предназначенного для существования в тесном единстве с балто-славянским массивом, языком и обычаями, столь близкими и родственными коренным славянам.
      О силе действия чудотворных икон Богоматери и святителя Николая летописи рассказывают под 1558 годом – годом начала Ливонской войны.
«Ругодив загорелся от того, что чюдин варил пиво, да образ чюдотворца Николая тот чюдин под котел, и от того пламень шибся и весь город выгорел, а образ «съблюдеся цъл» Воевода Афанасий Басманов взял град и тут же в городе нашли пречистыя Богородицы образ Одигитрия и Николая образ в пепелу цълы. Того же месяца взяли Сыренец городок и Адож городок (это не латышские Адажи!) «А то ть образ чюдотворныя царь и великий князь велел богомольцу своему архиепископу Пимену послати из Новагорода юрьевского архимандрита Варфоломея около городов Ивангорода и Ругодива со кресты ходили и молебны пъли и церкви освещали, и за тъми образы и до Новагорода послъдовали. Новгородский Пимен с боярами встретил тъ образы у скудельницы, а на Москвъ царь и митрополит».
      Достоверно известно, что во время осады русским войском Нарвы, принадлежащей Ливонскому ордену, 11 мая 1558 года в Нарвской крепости случился сильный пожар. Выгорел почти весь город. Так что русские без труда переправились через реку Нарову и пленили немецкий гарнизон, взяли город, а пленников потом отпустили. Когда жители стали искать причину страшного бедствия, то открылось следующее чудесное явление. Псковская летопись гласит: «Того же лета, Божиим гневом загорелся немецкий Ругодив (древнее название Нарвы), месяца мая 11 день, а сказывают от того: варил чюдин пиво, да образ Чудотворца Николая тот чюдин под котел подкинул, и от того пламень шибся и весь город выгорел, а образ соблюдеся цел. И наши воеводы с Ивангорода Алексей Басманов с товарищи видев ту их гибель, Божиим гневом, и вскоре прешли реку Нарову, и, приступив, взяли город; а немец отпустиша и чудь из града, и туто же нашли Пречистыя Богородицы образ Одигитрия Пятницу и Николин образ в пеплу целы» (Сказания князя Курбского. Часть 1. Цит. По кн.: Петров А. Город Нарва. Его прошлое и достопримечательности. СПБ, 1901, с. 74-75).
      Участие латышей в военных действиях Ливонского двадцатилетнего похода Ивана Васильевича – мало или почти совершенно не исследованная тема. На нее как на существенную и важную указывал в свое время председатель общества русских историков Латвии Ершов. И она до сих пор так и не изучена. Однако, что такой поворот в исследовании вполне возможен. Об этом свидетельствует отметка у Карамзина, почерпнутая им из Архивной летописи (лл. 312–314):
      «Прибежали к воеводам два латыша, а сказали, что майстер и бискуп от Керпети побежали, и воеводы отпустили воеводу же А.И. Шеина, да Дан. Ф. Адашева из Керенети (…) и пошли за ним же».