Борис Инфантьев

Петр Великий в русском фольклоре

1-а Петр Великий – черты эпического героя

         Петр Великий во всех записанных собирателями фольклора преданиях и побывальщинах выступает как совершенно эпический (на грани мифологического) героя, в котором только положительные черты: чувство долга, ответственности за благо народа, безграничная, на грани фантастики, отвага, смекалка, целенаправленность и разумность действий, физическая сила, находившаяся на грани возможного, трудолюбие, скромность и простота, доступность простым людям, справедливость. И все эти качества определяются, обуславливаются и реализуются, как обычно в фольклорном творчестве, благосклонным отношением к герою судьбы, которая спасает его в самых опасных, самых рискованных ситуациях. И как недвусмысленно явствует из всех латышских фольклорных записей, ему на территории Латвии помогают все: и латыши, и немцы, и даже шведы, от которых он выведывает самые сокровенные тайны.

1-б Отношение к Петру в русском фольклоре  

         Примерно такое же отношение к Петру Великому мы видим и в большинстве опубликованных подлинных русских произведениях фольклора – преданиях, побывальщинах, немногочисленных известных исторических песнях, а также в тех типичных сказках «о царях и королях» – по большей части бродячих сюжетах, которые сочетаются с именем Петра так же как в фольклоре других народов они сочетаются с именами властителей своего народа (например, Франца Йосефа в Австро-Венгрии, Вильгельма в Германии, Людовика во Франции).

1-в Критика Петра в русском фольклоре

         Но в отличие от латышского фольклора, в русском такая положительно-восторженная трактовка образа Петра Великого – только часть известных фольклорных записей о великом государе, хотя и преобладающая. Но и в этом фольклоре, положительно оценивающим личность великого государя, появляются полностью отсутствующие в латышском фольклоре произведения либо фольклорного жанра, либо стоящие на грани фольклорных произведений и воспоминаний (которые зачастую становятся, переходя из уст в уста, побывальщиной или анекдотом). В этих произведениях звучит разная по своей интенсивности струна критических замечаний, в которых говорится о подчас чрезмерной жестокости Петра, хотя и справедливой, его вспыльчивости и нетерпимости. Отличаются эти произведения тем, что нередко в них называется место и время действия, имена тех лиц, с которыми то или иное событие произошло. Иногда такие повествования складываются в целые циклы (например, о шуте Блалакиреве), которые становятся достоянием и соседних народов, например, латышского фольклора (например, о том же шуте Балакиреве).

1-г Фольклорные источники исходят из круга лиц близких к Петру

         Среди опубликованных материалов преобладают записи современников Петра, или людей, записавших эти предания со слов очевидцев (Голиков, Неплюев, иностранные источники, в том числе и немецкие-остзейские). И лишь совсем небольшое количество подлинно фольклорных преданий, записанных из уст народа в наше время (то есть в конце XIX, начале XX века).

         Из сказанного можно сделать вывод. Подавляющее большинство таких повествований относится к кругам, близким к Петру (речь идет не только о боярском и дворянском сословии, но и о купцах, мастеровых и крестьян-предпринимателей, которые непосредственно общались с царем).

2-а Образ Петра в первой группе источников

          Каким же представляется образ Петра в произведениях этой группы? Воображение людей из петровского окружения, независимо от их сословной принадлежности, поразило прежде всего необычное для царского сана пристрастие к простому, черному физическому труду. «Вот-оно царь так царь, – восторженно отзываются о нем люди труда, - даром хлеба не ел, лучше бурлака работал».

         Одно из наиболее популярных преданий этого цикла «Саардамский плотник» давно уже стало достоянием художественной литературы (и не только русской!), музыкальных драматических произведений и изобразительного искусства. Не менее популярно предание о соревновании Петра с кузнецом (Петр гнет как негодные подковы, кузнец – серебряные рубли). Предание это перешло и в латышский фольклор. Широко распространено в разных вариациях предание о Петре-лоцмане, обслуживающем иностранцев, прибывающих на кораблях в Петербург или в Ригу. Практическая деятельность Петра затрагивает и такие сферы, как медицину: Петр вырывает больные зубы, вытаскивает у Ганнибала глисту и т.п.

2-б Особенности царя: трудолюбие и пренебрежение
сословными привилегиями

          Примечательно, что занятия физическим трудом для Петра – это только хобби. Это – пример для подражания его аристократическому окружению. Поэтому когда на заводе Миллера Петр кует железо, все его приближенные должны ему помогать – раздувать горнило, подносить материал, подавать инструменты. Гордость царя – его мозолистые руки, которые он неоднократно показывает своим приближенным в назидание тому, что все должны трудиться.

         Вторая необычная для царского сана особенность – пренебрежение сословными привилегиями и ограничениями с ними связанных, которые еще так недавно на Руси лежали в основе взаимоотношений людей. Петру ничего не стоит возвысить трудолюбивого слугу-калмыка, слугу ленивого дворянина Спафариева. Сюжет этот также широко использован в художественной литературе, в кинофильмах о Петре.

2-в Справедливость царя

         Одно из наиболее часто упоминаемых качеств Петра в русских преданиях и побывальщинах – его справедливость. Да, нередко царь оказывается беспричинно вспыльчивым и даже жестоким. Но каждый раз в преданиях этого типа побеждает чувство справедливости, стоит только Петру узнать причину того или иного проступка. И его гнев сменяется милостью. Петр целует и обнимает Лефорта, на которого только что поднял шпагу. Петр обнимает, просит прощения у одного эстляндского помещика, которого только что огрел своей тростью за то, что тот не успел договорить до конца своей фразы: «казенных лошадей не дам – дам своих собственных».

         Перед заслуженным гневом царя все равны. Этого гнева не избежать даже самым близким любимцам царя Меньшикову и Монсу.

         Закон для Петра – выше его царской воли. Царь подчиняется решению Сената, решению Рижского магистрата. Последняя легенда столь примечательна для нас, что стоит на ней остановиться подробнее. Восходит она к реальному факту и помечена 18 ноября 1711 года, когда Петр впервые после присоединения Риги посетил столь полюбившийся ему город. Предание содержит также историю этого сообщения: «Об этом происшествии Голиков слышал от своего товарища по торговле купца Ивана Волкова, а Волкову рассказывал в 1765 году сам престарелый владелец гака, бывший в то время в той же самой ратуше ратсгером. Рассказывая, он не мог удержаться от слез умиления при воспоминании о справедливости, оказанной ему покойным монархом».

         Справедливость же эта заключалась в том, что Петр поначалу подарил земельный участок («гак»), принадлежавший выше названному будущему ратсгеру, Меньшикову, а затем, подчиняясь решению ратуши, возвратил этот земельный участок своему прежнему владельцу.

                  2-г Жестокость и бережливость царя

         Кстати сказать, жестокость Петра, ставшая притчей во языцех у русских и иностранных повествователей о царе, признавалась и им самим, как необходимость для достижения высоких целей преобразования и европеизации России, что он считал целью всей своей жизни. В опубликованных преданиях о Петре не осталось не отмеченной и такая необычная для царского сана черта как бережливость. Широкую огласку получило предание о гневе царя на дворянина Корсакова, приехавшего из-за границы, панталоны которого оказались богаче и роскошнее, чем одежда самого государя. Сам царь гордится своими заплатанными чулками.

3-а Фольклорные источники XIX и XX вв.

         Записанные уже в наше время (то есть в конце XIX , XX вв.) предания из «уст народа» обладают всеми свойствами, в том числе и отрицательными, которые присущи фольклору: фрагментарностью, непоследовательностью и нелогичностью композиции, противоречивостью.

3-б Образ Петра в сборнике В. Добровольского

         Всеми этими недостатками отличается особенно важное для нас предание (или вернее: комплекс преданий, опубликованный в сборнике В. Добровольского и озаглавленный «Петр Великий и Рижский купец». Текст явно контаминирован, вобрал в себя несколько вариантов различных преданий о том, как Петр собирался воевать Ригу.

         Одно из этих преданий находится в заключительной части повествования и представляет собой завершенный сюжет:

         «Царь ходит по Москве и думает, как бы пушек налить, думает собрать с Расеи пятаки для литейных пушек. И шел по Москве в простой одежде. Встречается с ним человек. Спрашивает царь:

         – Что ты за мастер?

         – Я своему делу мастер.

         – Кто ж ты такой?

         – Я медник.

         Он ему рубль подарил.

         – Скажи мне, братец, про дело, что я вздумал: хочу собрать медь, налить пушек.

         – Царь, я тебе совет дам: вы по колоколу с каждой церкви снимите и налейте пушек. На что ж тебе столько пушек?

         – Пойду Ригу завоюю».

         Второй сюжет этого сводного текста, который может рассматриваться как близкий к первому, также связан с добыванием пушек, предположительно более раннего периода свершения своего сюжета, тех отдаленных лет, когда на Руси пушек еще вообще не лили, и по народному представлению, высказанному в этом фрагменте, их добывание было связано с захватом зарубежья. А первым зарубежьем для русского человека была Рига. С этих позиций и следует рассматривать следующий эпизод анализируемого фольклорного текста:

         «Когда у России не было пушек, и Петр узнал, что за границей пушки повылили, он захотел это искусство рассмотреть. Поехал в Ригу. А рижские купцы ездят за товарами в чужие земли. Он нанялся купцу в работники и поехал с купцом за границу. Приехал в Ригу (вернувшись из-за границы, прим. Б.И.), а тут начали подмечать, что он Петр (то есть царь, Б.И.); отдан был приказ на всех заставах, чтобы его не выпустить. Петр распрощался с купцом, пошел в город. Мужик берет навоз. Он (Петр, Б.И.) просит мужичка: «Сбрось на меня навоз, я тебе больше уплачу». Петр – в сани, а мужик его навозом прикрыл и вывез из города Риги. Поблагодарил Петр мужика, заплатил горсть золота».

         Весьма нелогичная скороговорка становится понятной, если сопоставить ее с латышским преданием о том, как Петр спас Ригу от подготовленного шведами ее взрыва перед их уходом. Очевидно, здесь мы имеем дело с заимствованием белорусским фольклором из латышского, что поначалу происходит в Латгалии, а потом попадает и на Смоленщину. Третья часть сводного текста, опубликованного Добровольским, представляет приписанный Петру бродячий сюжет о знакомстве с неизвестным человеком, который оказывается властительной персоной, и большого интереса в контексте нашего исследования не представляет.

3-в Соответствия в русском и латышском фольклоре

         Из других подлинно фольклорных материалов поздней записи, нашего внимания, как перекликающимися с латвийскими – русскими или латышскими соответствиями – следующие тексты.

         В Петрозаводске записано и в 1841 году в санкт-петербургских ведомостях опубликовано предание, смысл которого показать, что Петр властен также воздействовать на природу. А именно он сажает сосну макушкой вниз, чтоб доказать, что он властен над природой. То же самое записали латышские фольклористы о вязе, посаженном Петром в Риге.

         В трех различных вариантах с указанием на имеющиеся еще 14 вариантов опубликовано предание-побывальщина о том, как заблудившегося в лесу Петра спасает беглый солдат. В латышском подобном варианте вместо солдата – беглый крестьянин-браконьер. Латвийское предание приурочено к конкретной местности.

         То же следует сказать и о предании, в котором заблудившийся в лесу Петр влезает на дуб в надежде увидеть где-либо огонек. В латышском аналогичном варианте Петр влезает на сосну. И так же на месте той сосны по латышскому преданию строится церковь в определенной местности.

3-г Предание-сказка «Петр, солдат и разбойники»

         И, наконец, предание-сказка «Петр, солдат и разбойники» в Латвии известна и в латышском, и в русском вариантах.

3-д Отличие латышских от русских преданий о Петре

         Критические высказывания, осуждающие человеческие недостатки Петра, о которых речь шла выше, не единственная особенность, отличающая русские предания о Петре от латышских. Существует сравнительно солидное количество преданий о Петре, записанных еще при его жизни заплечными дел мастерами в суровых палатах Преображенского и других приказов, где пытали и допрашивали врагов и злословцев Петра – раскольных старцев, беглых солдат и несмышленых баб, злословящих и самого Петра и его матушку.                 

         3-г Петр и шведская принцесса

         В пространстве цитированных и В. Ключевским и С. Соловьевым из архивов упомянутых приказов среди различных наветов и злословий можно отыскать немало подлинных фольклорных произведений сказочного жанра, которые так или иначе перекликаются с латышскими преданиями о взаимоотношениях Петра с всемогущей властительницей Риги колдуньей, которая в одном латышском предании названа шведской принцессой. По мнению русских фольклористов – это фольклорное перевоплощение правительницы Швеции, сестры Карла XII , которая властвовала в стране в отсутствии своего брата. Ее образ переплетается с теми шведскими властями в Риге, которые так негостеприимно обошлись с Петром в Риге во время его первого посещения шведско-немецкой столицы.

         В какой-то мере это предание можно считать «сводным текстом» многочисленных вариантов предания «Петр и шведская принцесса», записанного от старца Варлаама из Святогорского монастыря Изюмского уезда; старец же предание сие слышал от дегтярного дела мастера.

         «Царь наш Петр жив. Ходил в Турецкую землю послом, а из той земли пошел в город Стокгольм. А тот город держит царица, и к той царице отписал турок: «Пошел к тебе посол русский царь, понеже наши земли он осматривает». А ты, царица, его не отпустила, посадила под караул. И вместо его изобрала такого же молодца и послала его в Россию на царство. И по приезде своем начал бороды брить и платья резать по-своему и жаловал неверных в высокие чины. И никто его не познал, токмо познала царица, и он ее от себя отринул и взял себе иную, а сам пошел на службу. А царевич остался на царство. И говорил ему царевич: «Ты изволил идти на службу, и меня оставляешь на царство, позволь мне сделать звон, чтоб было слышно на всей земле». А по отъезде его на службу царевич начал неверных гнать, чтоб их не было в царстве. И, услышав, он (царь, Б.И.) возвратился назади царевича уходил сам. А потом и сам умер, а ее (новую жену, Б.И.) пожаловал на царство. А теперь царь наш, из неволи избавившись через купецкого человека, который ездил на корабле с товары. А, пришедши, поднес той царице великие дары, и она за тот дар его чествовала. И пошел он по темницам милостыни давать. И нашел его в особой темнице, а с ним двух человек. И стал он тое царицу просить на корабль к себе на банкет и та царица на корабль со своими служителями пришла и гуляла довольно. И помянутый купец поднес пойла, они все уснули, и с теми кораблями от того города уехали. И как они проснулись, стали его просить, чтоб он отпустил их и «чего желаешь, то тебе дадим». И он (купец, Б.И.) им сказал: «Ничего от вас не хочу, только дайте трех невольников. И отдал царя Петра и с ним двух человек. И взявши, он (купец, Б.И.) привез их. Да удивляюсь я, что он (царь, Б.И.) и поныне не объявился. А о царевиче сказывают, что у тестя своего – цесаря».

         Текст этот примечателен кроме всего прочего и тем, что близок к действительности. Но и в этом сказе присутствует уже один важный фольклорный мотив из цикла противостояний Петра и шведской царицы, которая русского царя подменила и на Русь прислала царствовать басурманина.

         Примечательна также завершающая фраза о том, что подлинный царь жив. Остается удивляться только, почему он до сих пор не объявился, тем более, что в предании ясно сказано – подлинный царь умер. Разумеется, это результат контаминации двух различных преданий, в одном из которых царь умер (близко к действительности), а в другом – жив, чудесным образом освобожден из темницы (фольклорный вариант, о котором преимущественно будет речь, как какой-то вариант, так или иначе соприкасающийся с преданием о противостоянии Петра с Рижской ведьмой – шведской принцессой.

         3-д Сказание из Преображенского приказа

         В материалах той же Тайной канцелярии сохранилась сходная, но более краткая информация об этом событии, записанном из уст некоего «дяди Самуила»: ... наш государь пошел в Стекольню и там его посадили в заточение, а это не наш государь».

         В другом сказании, датируемом 1704 годом и записанном на столе №64 дела Преображенского приказа находим повествование еще более отходящее от предполагаемой первоосновы, содержащей еще больше фольклорных элементов, еще более приближающихся к латышскому фольклорному варианту (сказитель на сей раз не отмечен):

         «Как государь и его ближние люди были за морем, и ходил он по немецким землям и был в Стекольном, а в немецкой земле Стекольное царство держит девица, и та девица над государем ругалась, ставила его на горячую сковороду и, сняв со сковороды, велела его бросить в темницу. И как та девица была именниница, и в то время князья ее и бояре стали ей говорить: пожалуй, государыня, ради такого своего дня выпусти его, государя. И она им сказала: «Подите, посмотрите: буде он валятся, и для вашего прошения выпущу. И князья, и бояре, посмотрев его, государя, ей сказали: томен государыня!» И она им сказала: Коли томен, и вы его выньте». И они его, вынув, отпустили. И он пришел к нашим боярам. Бояре перекрестились, сделали бочку и в ней набили гвоздья и в тое бочку хотели его положить. И про то уведал стрелец и, прибежав к государю к постели, говорил: «Царь-государь, изволь встать и выйти. Ничего ты не ведаешь, что над тобой чинится». И он, государь встал и вышел. И тот стрелец на постелю лег на его место. И бояре пришли и того стрельца с постели схватя и, положа в тое бочку, бросили в море. На место царя явился немчин. Это не наш государь, немец, а наш царь в немцах в бочку закован, да в море пущен».

3-е Выводы

         И здесь перед нами контаминированное предание. С одной стороны – это мотив о царе в бочке с гвоздями. Другой мотив о чудесном спасении Петра стрельцом, заменившем собой Петра и погибшим за него. Это мотив известен в записях латышского фольклора. Но самое существенное – та же шведско-немецкая царь-девица. К контаминации следует отнести и нелогичное сопоставление: царь-девица Петра милует в «наши» (русские?), бояре его заколачивают в бочку! Или это намек на сопротивление русских бояр петровским реформам?

         3-ж Особенности данного сказа

         В контексте нашего исследования важны некоторые другие детали этого сказа. Прежде всего, смешение места действия. С одной стороны, называется популярное в русском фольклоре «Стекольное царство» (народная этимология Стокгольма), с другой стороны, немецкой земли, что не может быть не чем иным, как самым крупным городом шведского королевства – немецким городом Ригой. Здесь сказалась реминисценция приключений Петра в Риге, которая, как видим, оставила в сознании русских людей неизгладимое впечатление.

3-з Царь-девица

         Вторая, еще более важная деталь. Занимающий центральное место в повествовании персонаж – царь-девица, держащая власть в Стекольном. По единодушном признанию комментаторов – Ключевского и Соловьева в этом фольклорном образе отразились реминисценции о сестре Карла XII Элеоноре-Ульрике, которая властвовала в Швеции и во время военных походов своего брата и после его смерти. В действительности Петру не приходилось лично посещать Стекольный и конфликтовать с правительницей Швеции в Лифляндии, сражаться со шведской принцессой или Рижской ведьмой – охраняющей Ригу от русских во время войны. В творческом же сознании и русских и латышей русско-шведское противостояние приняло символический образ борьбы двух монархов. Здесь, однако, следует же обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство. В латышских сказаниях это противостояние, выраженное взаимной перестрелкой, где Петр по совету своих мудрых советников – солдат, в том числе и шведских, побеждает, застрелив свою противницу особо изготовленными золотыми и рильятовыми пулями (принцесса-ведьма также стреляет в Петра). Но победителем всегда выходит Петр как царь, наделенный особым Божьим расположеньем. Особо этот мотив подчеркивается в варианте, записанном в 70-е гг. XIX века православным священником Янисом Лицисом.

4-а Вариант, помеченный 1705 годом

         В контексте нашего исследования нельзя не отметить еще один вариант, помеченный 1705 годом.

         Ладожский стрелец Александр на дороге из Новгорода встретил старца, который говорил ему: «Какой он нам, христианам, государь?» Он не государь, латыш: поста никакого не имеет; он льстец, анитихрист; рожден от нечистой девицы. Писано именно о нем в книге Вааламских чудотворцев: и что он головою запрометывает и ногою запинается, и то его нечистый дух ломает (Петр страдал припадками эпилепсии, Б.И). А стрельцов он переказнил за то, что его еретичество знали, а они, стрельцы, прямые христиане были, а он бусурманин, а солдаты все бусурманы, поста не имеют. Прямого государя христианского, царя Иоанна Алексеевича, извел он же, льстец. Ныне все стали иноземцы, все в немецком платье ходят да в кудрях, бороды бреют... У него мать была какая царица? Она была еретица,все девок родила».

         Изложенные в этом сказании детали были популярны не только среди «старцев» и «стрельцов». Даже бабы, «стирая» белье толковали: «... какой он царь? Родился от немки беззаконной. Он замененный. И как царица Наталья Кирилловна стала отходить сего света и в то число ему говорила: «Ты-де не сын мой, заменный. Он велит носить немецкое платье – знатно, что родился от немки».

         4-б Петр – латыш  

         В контексте нашего исследования самым примечательным в этих сказаниях является наименование латышом. Произошло оно от смешения русскими людьми (этим грешили не только простолюдины, но кое-кто из русских помещиков в глубинке, как о том свидетельствуют латышские анекдоты-побывальщины): «латыш» и «латынь». Это подтверждается записью Преображенского приказа, восходящему к 1700 году: «Московский стрелец Иван Луковников сказал: «Какой он государь благочестивый? Он полатынил всю нашу христианскую веру... Не сила Божия ему помогает, ересями он силен, христианскую веру обругал и облатынил, обманный царь».

4-в Комментарии Соловьева и Ключевского

         Комментируя эти и подобные высказывания современников, и Соловьев и Ключевский отмечают их несостоятельность. Подчиняя церковь своей власти, организуя «Всепьянейший собор», потворствуя лютеранам и католикам, Петр на самом деле был глубоко верующим православным человеком, врагом униатов. Однако в сознании приверженцев старой веры и старого благочестия, облик того нового царя, «подмененного», «испорченного» приобретает в сознании этих людей резко отрицательные черты антихриста и латыша (то есть латынца).

Многие из этих произведений латышского народного прозаического творчества в 1988 году опубликованы в составленном известной латышской фольклористкой, кандидатом филологических наук Алмой Анцелане сборнике “Латышские народные исторические предания”. Имя Петра Великого (именно Великого в большинстве опубликованных фольклорных единицах!) я насчитал в 12 преданиях и побывальщинах. Кроме того, во многих вариантах главное действующее лицо упоминается безымянно как царь. Рассматриваемые предания и побывальщины различны и по объему, и по содержанию: в одних упоминается только один единственный случай, связанный с пребыванием Петра на земле латышей, в других подробно излагается целый ряд взаимосвязанных событий, происходивших на протяжении сравнительно большого отрезка времени (например, осада и взятие Риги). Познакомимся вкратце с этими единицами хранения латышской фольклорной прозы. Один, связанный с именем Петра сюжет латышских преданий может быть назван «Петр спасает Ригу от взрыва». Предание записано в Вентспилсе в 30-е годы. “Это было тогда, когда шведы с русскими воевали. Петр приоделся таким вроде как нищим, и пробрался неузнанным разведать Ригу.  Захотелось ему есть. Пошел по городу поискать еды. Проходит мимо склада с порохом и видит через окно: свеча горит. Ее зажгли шведы, чтобы перед своим уходом взорвать город. Петр сразу сообразил: если свеча догорит — Рига взлетит на воздух.  Петр еще зашел в один дом на кухню и попросил поесть. Затем поспешил обратно в стан русского войска. А кухарка на кухне подметила, что у чужака под нищенскими лохмотьями вроде как звезды поблескивают; она поняла, что это русский царь и донесла шведскому военачальнику. Петра ищут по всей Риге. А он вышел из кухни, увидел на телеге ящик с навозом, который повезут на поле, залез в ящик — так его вывезут через городские ворота из крепости. Шведы его ищут повсюду в городе, а он спешит в русский лагерь, поднимает войско и ведет на Ригу.  Прежде всего, поскакал к тому месту, где горит свеча. Она уже почти догорела, пламя почти у пороха. Петр вовремя поспел, погасил огонь и спас Ригу от взрыва. Когда Петр во главе войска скакал свечу тушить, скакал так быстро, что у коня подкова отлетела и влетела через окно третьего этажа”. Эта подкова, кстати сказать, как рассказывал в 1963 году собирателю фольклора А.Силиню шестидесятилетний Алфредс Крониc в Иманте, и по сей день красуется прикрепленной у окна третьего этажа дома на улице Калькю. Другой собиратель латышского фольклора Я.Клапарс в Яунпиебалге в 1928 году записал другое предание о том, как Петр Великий самолично руководил сражением неподалеку от Яунпиебалгского кладбища.  В этом предании сохранились даже точные сведения, где располагались обе армии: шведские войска стояли “где теперь находится усадьба Пуки, русские — напротив”. Бой происходил рано утром. Поначалу казалось, что одолевают шведы, потом перевес получили русские. “Ужасно выглядело поле битвы после сражения. Небольшой ручеек в лесу окрасился от крови в красный цвет, поэтому его и теперь называют “Сарканпалте” (Красный ручей). К югу от железнодорожного полотна, — продолжает свой рассказ Я. Клапарс, — холмик. Под ним лежат шведский генерал с золотой саблей и серебряным щитом. Убил его один русский солдат. Шведы шапками нанесли песок и засыпали своего генерала. Чтобы вода не залила покойника, к земле прибавляли углей”.
         В разных латвийских регионах можно отыскать места, так или иначе связанные с Петром Великим. В 1939 году четырнадцатилетний школьник Арнолд Зуйка записал предание о большом камне в Бауске на малой Базницас улице, где «во время Северной войны царь Петр Великий останавливался со своим войском и обедал на этом камне. Под камнем до сих пор хранится золотая сабля царя». Ряд преданий посвящен чудесному спасению царя Петра от преследовавших его шведов.  Одно из таких преданий, записанное в 1966 году во время фольклористической экспедиции М. Ауном от Индрикиса Круклиса в Валмиерском районе, повествует о том, что однажды шведы настигали Петра на старой шведской дороге из Руены в Валмиеру, проложенную через непроходимые в те времена руенские леса.  «Шведы гнались за ним. Петр Великий нигде не мог укрыться. Забежал в одну усадьбу при дороге. И в печь. Велел хозяйке, если появятся шведы, делать вид, что собирается растапливать печь». Так оно и произошло, и Петр был спасен. «Когда пришел к власти, — продолжает рассказчик, — хозяйке эту усадьбу подарил (до конца XIX века усадьбы латышским крестьянам по большей части принадлежали на правах аренды, Б.И.), никаких налогов хозяйка не должна была платить». В другом предании, записанном в том же 1966 году участником фольклористической экспедиции М. Берзинской от 92 летней Лизы Мейстере в Розуле Цессисского района, Петр, спасаясь, забежал в Алуксненскую церковь.  В доме пастора Глюка Петра спрятала воспитанница пастора. Благодарный Петр спросил пастора, сколько заплатить за спасение. «Ты сам должен знать, что делать», — ответил пастор. И Петр женился на воспитаннице пастора, которая потом стала императрицей Екатериной. Не во всех преданиях о Петре Великом его дела и дни связываются только с Северной войной. В предании о том, как произошло название Озолмуйжи, фольклорист О. Берзиньш в 1934 году от Я. Лиепиня в Даугавпилсе записал такой сюжет. Петр Великий заблудился в лесу. Его вывел из чащобы какой-то убежавший от помещика крестьянин, ставший теперь браконьером. За спасение царь наградил беглого крестьянина землей, подарив ему столько, сколько тот может обскакать на царском коне за одни сутки. А Я. Виландс в Талсенском уезде в 1930 году собирателю фольклора К. Арайсу рассказал о некоем безымянном старичке из Кенинциемса, который предупредил Петра Великого о бомбе, заложенной под мостом, по которому должен был проскакать царь, направляясь из Кулдиги в Айзпуте. Старичок сам погиб, но его родичи получили написанную на бычьей коже грамоту, на которой были прописаны все их привилегии: освобождение от налогов и т.д. Кожа была завернута в материю и еще в одну бычью кожу. Варианты этих преданий встречаются и без упоминания имени Петра. Инфантьев Б. «Образ Петра Великого  в латышских народных легендах, преданиях, побывальщинах». (Клио. – 2003, №2, с. 6-7)

Сравните с вариантом русской сказки Забайкалья «Как солдат царя Петра выручил». Служил солдат, служил и затосковал по дому. Никакого терпения нету, охота отца с матерью повидать. И стал у начальства проситься в отпуск. У своего командира попросился, дескать, в отпуск хочу. Тот пошел к своему начальнику. А тот дальше. Так дошло до царя, до Петра, мол, вот како дело: простой солдат в отпуск просится!
Царь выслушал, удивился и – видно, под хорошее настроение попало – велел отпустить солдата в отпуск на десять день. Сам сел на коня и поехал на охоту. Там как-то отбился от свиты и заблудился. А солдат тем временем домой дошагивает. Идет этим же лесом, где царь охотился. Шел, шел и видит – человек сидит на пенечке. Солдат его спрашивает:
– Ты чё сидишь, мил человек? – А он Петра-то в лицо не знал.
– Да вот с коня упал, конь убежал, а я заблудился. Где-то переночевать надо.
– Тогда пойдем поищем, како зимовье попадет, может. Вместе они пошли и наткнулись на огонь. Окошечко светит. Подошли – это хороший дом. Стучат. Им открыла старуха, встретила их хорошо. Усадила, угощать взялась. Потом предложила ложиться спать в избе. Но солдат был умный, опытный. Он и говорит:
– Мы, бабушка, на крыше переночуем, на чердаке. Царь вроде как засомневался, недовольство показал, но солдат настоял на своем. Вот легли. Подошла полночь. Вдруг подъезжают мужики, много их чё-то! А это разбойники. Старуха им ворота отворила, они заехали, коней расседлали. Заходят в дом, и старуха им говорит:
– У нас гости. Наелись, сейчас на крыше спят. Двое. Атаман одного подзывает своего и велит ему лезти на крышу. Тот с ножом полез. А солдат не спит, у дыры-то посиживает, саблю в руках держит. Услышал, что атаман отправляет своего подчиненного, чтобы зарезал их. Вот притаился, сидит. Тот полез, голову-то просунул в лаз, солдат ему – раз! – голову саблей отсек. Опять сидит. Так атаман всех перепосылал, а никого назад-то нету. Он заматерился, сам полез. Солдат и ему голову отсек. В это время светать стало. Царь заворочался, пробудился и говорит:
– Долго же и крепко я спал! - А солдат ему отвечает:
– Э, ты спал, а я всю ночь провоевал. Гляди-ка. – Показал ему на разбойников. – Видишь, сколько разбойников перерубил!
Царь подивился. Но чё же, пошли они в избу. А там старуха взялась в них из обреза стрелять. Разбойники-то, видно, ей сыновья были. Солдат изловчился и ей тоже голову отрубил.
Тут сундуки стоят, в них денег полно. Солдат набирает этих денег, царю дает. Он же не знает, кто с ём. Потом взяли коней, заседлали и поехали. До дороги доехали, солдат говорит: – Мне дальше, а табе этой дорогой назад, в город. А Петр уже знает, что это тот самый солдат, который в отпуск отпросился. Говорит ему:
– Знаешь чё, когда из отпуска вернешься, попросись-ка к царю. Я там близко служу. Встретимся, поговорим.
– Но ладно.
Вот разъехались. Солдат отпуск отгулял, назад вернулся. Просится к царю, его ведут. Петр уже предупредил всех, что как такой-то солдат явится, его честь по чести к царю представить.
Привели к царю. Солдат смотрит – это же напарник! Дак он же царь! Но не испугался, ниче. Царь с ём поговорил, расспросил, как дома живут, и говорит: – Но, солдат, назначаю тебя генералом! И стал солдат генералом.

(Подробнее см. “Sen to Rīgu daudzināja. Rīga latviešu tautas daiļradē” R; “Zinātne” 1994, Книга “Сказания о Риге” R; “Zvaigzne ABC” 1996).