ИСТОРИЯ
Публикатор — Игорь Ватолин
«Оная малым лучше Полтавы...»
К трехсотлетию 4 июля 1710 года
2 июля 2010 года в Риге в Русском центре Балтийской международной академии на Ломоносова, 1/4, состоялся круглый стол (конференция и дискуссия) латвийских историков, приуроченный к 300-летию включения Риги и Лифляндии в состав России 4 июля (по старому стилю) 1710 года.
На конференции выступили:
Георг Куклис-Рошманис, военный историк, преподаватель Латвийской морской академии: «Реформа российского военного костюма на рубеже XVII и XVIII веков»;
Юрий Мелконов, историк и писатель, главный редактор журнала «Балтфорт»: «Пушки Риги в ходе осады 1709–1710 гг.»;
Светлана Ковальчук, ведущий исследователь Института философии и социологии ЛУ, доктор философии: «Ю. Ф. Самарин и Е. В. Чешихин о политическом контексте осады и взятия Риги в 1710 году»;
Олег Пухляк, председатель правления Рижского славянского исторического общества: «Историографическое освещение осады и взятия Риги в 1710 году»;
Александр Гурин, историк и журналист, кандидат исторических наук: «Старые и современные мифы о взятии Риги в 1710 году»;
Анатолий Ракитянский, библиограф: «Из
дания по осаде и взятию Риги в 1710 году и торжествах по случаю двухсотлетнего юбилея в 1910 году». Представители Балтийской военно-исторической ассоциации и Рижского клуба исторической реконструкции Юрий Кулик и Александр Слогис провели демонстрацию военного и гражданского костюма петровского времени.
В ходе последовавшей дискуссии ее участники ответили на три вопроса:
1. Какие аспекты осады и взятия Риги в июле 1710 года остаются недостаточно исследованными, на чем стоит сосредоточиться, уделить особое внимание?
2. К каким геополитическим последствиям привели обсуждаемые события?
Как следует отмечать 300-летие вхождения Риги и Лифляндии в состав Российской империи?
В дискуссии также принял участие член правления Русского общества в Латвии, координатор проекта «Электронная книга памяти Латвии» на сайте voin.russkie.org.lv Александр Ржавин.
Ведущий круглого стола — историк и журналист, член правления Русской общины Латвии Игорь Ватолин.
Координатор мероприятия — методист Русского центра Балтийской международной академии Ольга Здебская.
СТЕНОГРАММА
1. ДЕМОНСТРАЦИЯ КОСТЮМОВ
Представители Балтийской военно-исторической ассоциации и Рижского клуба исторической реконструкции Юрий Кулик и Александр Слогис продемонстрировали костюмы Петровской эпохи — экипировку солдата Преображенского полка и гражданский костюм офицера на отдыхе.
Юрий Кулик: Характерные элементы этого костюма: камзол и шляпа-треуголка. Кроме офицеров на отдыхе такой костюм могли носить и энергичные купцы и дворянские недоросли той эпохи.
Александр Слогис: На мне форма мушкетера лейб-гвардии Преображенского полка. В 1698 году он был приведен в четырехбатальонный состав, каждый батальон включал четыре фузелерных, или мушкетерские, роты; сверх того в полку состояли еще бомбардирская и гренадерская роты. На каждый мушкет в бою полагалось 20 зарядов. Преображенский и Семеновский полки первыми в российской армии надели форму европейского образца. Представленная здесь форма и мушкет со штыком — образца 1709 года. Хотя преображенцы непосредственно не участвовали в осаде и взятии Риги и Дюнамюнде, но к 1710 году солдаты других петровских полков выглядели примерно так же.
Это всесезонный костюм. Единственное — зимой добавлялась епанча. В костюм входят зеленый суконный камзол и отличительный знак преображенцев: красные чулки. Их получили после Нарвы, где стояли «по колено в крови». Летом носить такой наряд достаточно тяжело и жарко. А вот зимой в самый раз. В наше время стать обладателем такой формы стоит около 1000 латов.
ДОКЛАДЫ КОНФЕРЕНЦИИ
2.1. Георг Куклис-Рошманис «Реформа российского военного костюма на рубеже XVII и XVIII веков»
Любая реформа военной формы в России, как правило, определялась восшествием на престол очередного государя. Каждый очередной самодержец стремился внести изменения в военную форму и парадный костюм чиновников сообразно своим вкусам и интересам. Особенно ярко это проявилось с восшествием на престол Петра Первого.
На Руси первую единообразную форму получили стрелецкие полки, образованные в XVI веке, с введением по полкам цветового различия форменных кафтанов. Форменная одежда — в нее входили длиннополый кафтан, шаровары, шапка, сапоги и другое — выдавалась из казны. Так появилась российская военная форма.
При Петре Первом произошло следующее радикальное изменение. Слабым местом стрельцов стала система их организации в виде постоянного войска. При малом объеме и нерегулярности выплат жалованья стрельцы были вынуждены заниматься ремеслом. Чем лучше шли дела дома, тем неохотнее стрельцы отправлялись в поход. Таким образом, в стрелецкой среде царило постоянное недовольство. Чем пользовались боярские группировки в своей борьбе за власть.
К концу XVII века насчитывалось около 25 тыс. стрельцов. Они в основном размещались в Москве. За последние двадцать лет XVII века они подняли пять крупных восстаний, которые были жестоко подавлены. Под вопросом оказалось само существование стрелецкого войска.
Помимо чисто военной целесообразности в смене стиля военной формы немалую роль сыграли детские впечатления Петра, выросшего в постоянной боязни стрелецких бунтов. От стрелецких копий погибли его ближайшие родственники. Молодому царю был ненавистен сам вид одеяния стрельцов. Он пошел на радикальную реформу военного и гражданского чиновничьего и обывательского костюма.
Еще в 1680-е он создает «потешные» — Семеновский и Преображенский — полки. Их солдаты были одеты в модные для того времени венгерские (или немецкие) кафтаны ярко-зеленого цвета. Зеленый нравился Петру. После вступления на престол он ввел в армии преимущественно зеленый цвет.
Петр осваивал западную военную и организационную науку под руководством европейских специалистов — таких как Виниус, Вейде, Гордон и других. В ходе уникальной дипломатической миссии в Западную Европу — Великое посольство (1697–1698) — сложились основные направления внешней политики Петра. Прежде всего вернуть исконно русские земли у Балтийского моря, отторгнутые шведами по условиям Столбовского мира 1617 года, и начать торговать с Западной Европой. Для осуществления этих амбициозных целей была нужна армия европейского типа.
Вдобавок новый вид военной формы стал символом петровских реформ. По виду гражданской одежды — новомодному европейскому или традиционному русскому платью — различали сторонников и противников курса Петра.
В комплект петровского военного костюма входили: кафтан, камзол, галстук, штаны, чулки, башмаки, шляпа (у мушкетеров — треуголка, у гренадеров — головной убор специального образца), перчатки (в гвардейских частях) и накидка-епанча (для зимнего времени).
Заказы на оружие и военное обмундирование способствовали развитию металлургии, а также оружейных, суконных и иных работавших на армию заводов, фабрик и артелей по всей стране.
Новый военный костюм лучше подходил для новой тактики: стремительных атак, метания гранат... Он поднимал боевой дух армии. Известен случай, когда одетые кто во что горазд новобранцы пожаловались Петру на робость и недостаток боевого духа. Петр приказал переодеть их в мундиры нового образца. Солдаты пошли в атаку и опрокинули противника. Этот случай свидетельствует о большой роли внешнего вида воинов для успеха в битвах той эпохи.
Во время военных действий в Прибалтике Европа увидела новую армию Петра. Дисциплинированную, сильную, красивую — армию-победительницу, навеки прославившую Россию. В том числе в ходе осады и взятия Риги 4 июля 1710 года.
ОБСУЖДЕНИЕ
Олег Пухляк: Хотел привести пример о значении цвета военного костюма. В 1709 году, когда шведы вторгаются на Украину, по указанию Петра начинают в экстренном порядке клепать новые полки. В кафтанах из серого сукна, которое не успели покрасить. В таком виде они прибывают на поле Полтавской битвы. Тут-то Петр и дает распоряжение поменяться новобранцам кафтанами с прославленным Семеновским полком. При этом он поставил новобранцев в центр позиции, а замаскированных семеновцев — один из самых мощных полков — отправил туда, где шведы никак не ожидали их встретить. Такие хитрости с переодеванием достаточно широко использовались.
2.2. Юрий Мелконов
«Пушки Риги в осаде 1709 –1710 гг.»
Если мы имеем дело с осажденной крепостью, то следует обратить внимание, чем были вооружены сражающиеся, каким было соотношение сил сторон. Вот, например, при взятии Нарвы Петром — в прошлом году была реконструкция этого события — каким было соотношение сил? Оказалось, шведов было 5 тысяч, а русских — 45 тысяч. Притом что у русских было 100 орудий, а у шведов — 500.
Наполеон считал, что одна пушка нужна на тысячу человек войска. В Полтавской битве у Петра Первого было 74 пушки, у шведов – около пятидесяти. В ходе сражения Петр захватил шведские орудия, что во многом решило исход сражения. Эти пушки потом поступили на вооружение русской армии.
Во время осады Ригу обороняли около двухсот орудий. Рига традиционно была богатым и свободным городом, умевшим защищать свою свободу. Магистрат Риги мог позволить себе покупать пушки, а в XVI веке здесь появляется собственный литейный двор. Здесь работали немецкие мастера из Нюрнберга и других мест Германии.
До нас дошли 14 имен: Михаэль Байер, династия мастеров Майеров, Фридрих Кляйн... Эти мастера в основном отливали пушки по заказу рижского магистрата. Пушки лили в основном из бронзы, калибра от 60 до 120 мм. Классические рижские пушки отличались длиной ствола — до 40 калибров. Чем длиннее ствол, тем больше дальность стрельбы. Во время осады 1710 года прицельно стреляли до 600 метров, а вообще ядра долетали за 1000 метров. О большой точности попаданий говорить не приходилось. В цель попадало порядка 5 процентов. Поэтому по одной цели била батарея из 20–30 стволов.
Пушки тех времен были произведениями искусства. Со всеми виньетками, гербами, девизами и указаниями на автора... «Стреляю далеко», «Меня отлил мастер Байер»... У каждой пушки было свое имя: «Большой змей», «Сатурн», «Иоанн-евангелист»... Если пушка называлась «Иоанн-евангелист», то на ней непременно было соответствующее изображение. Правда, в данном случае евангелиста почему-то изобразили в шапке русского стрельца.
Каждая пушка отличалась своим неповторимым голосом, который отличали рижане. «Вот пальнул «Большой змей»!», «А вот и «Сатурн» не отстает...» — комментировали они выстрелы с городских стен.
Около двухсот рижских пушек оказались в руках Петра, из них более ста — бронзовые. Часть из них были отлиты непосредственно в Риге. После капитуляции 1710 года эти пушки так и остались в рижской крепости. Пока в 1837 году 66 рижских пушек не отправили в Артиллерийский музей в Санкт-Петербург. Сейчас порядка 10–12 рижских орудий остаются в коллекции Артиллерийского музея. Где остальные, неизвестно. Самая знаменитая пушка из Риги — «Рижский лев» – сейчас украшает вход в музей в Санкт-Петербурге. Вернуть ее в Ригу вряд ли возможно, а вот изготовить копию вполне по силам.
Сейчас в Риге насчитывается 21 бронзовая пушка тех времен. Перед каждым созывом Рижской думы я ставлю вопрос о создании в Риге туристического объекта — Артиллерийского парка. Где по будням можно осмотреть рижские пушки, а по праздникам — и пострелять. Пока безрезультатно. Сейчас соответствующее письмо лежит у нынешнего вице-мэра Шлесерса.
Большинство старинных пушек — девять — находится на бастионе Рижского замка. Эта территория входит в президентский комплекс и недоступна для обычной публики и туристов. Я там трижды бывал. Наши президенты вроде бы готовы оказать содействие продвижению этого вопроса, но не сейчас. А лет через пятьдесят.
Еще несколько пушек, участвовавших в обороне Риги, находятся в коллекции Музея истории Латвии. Они лежат во дворе Рижского замка, куда вообще нельзя заходить. Это совершенно неправильно.
В Копенгагене есть Королевский двор-арсенал с пушками, в Стокгольме есть... В финляндской крепости Суоменлинна русские пушки объявлены не просто национальным достоянием, а еще и внесены в охранный список ЮНЕСКО. Что и нам бы не помешало.
ОБСУЖДЕНИЕ
Игорь Ватолин: Как быть с тем, что в источниках по взятию Риги в июле 1710 года указаны цифры орудий — трофеев российской армии: 563 пушки, 66 мортир и 12 гаубиц. Откуда взялась цифра — 200 пушек?
Юрий Мелконов: Двести пушек — это установленные на валах, крепостях и башнях. Это число приводит знаменитый латвийский исследователь в области исторического металла Алексис Антейнс.
Олег Пухляк: Существует два списка артиллерии, захваченной в Риге русскими частями: роспись артиллерии при капитуляции гарнизона и список, позднее опубликованный в санкт-петербургских «Ведомостях». В первом списке приводятся уже названные цифры: 563, 66 и 12. Во втором списке число пушек несколько увеличилось.
Следует помнить, что далеко не вся артиллерия, захваченная после осады городов, была действующей. Во многих документах XVIII века приводится четкое деление: орудия на станках и без станков. «Без станков» — значит просто ствол, который мог находиться где угодно. Реально на страже города стояли пушки на станках. Кроме станка у пушки, готовой к работе, над запальной частью располагалась конструкция в форме двускатной крыши на четырех ножках, напоминающая кормушку для птиц. Чтобы при дожде и ветре вода не попадала внутрь.
Из сохранившихся рижских пушек стоит упомянуть поставленный на станок ствол времен королевы Кристины, что сейчас стоит в Старом городе около башни Рамера.
Игорь Ватолин: Сколько пушек было у осаждающей стороны?
Олег Пухляк: В начале бомбардировки использовали легкие орудия, из которых Петр произвел первые выстрелы по Риге. Трудно предположить, чтобы выпущенные им ядра долетели до крепостной стены. Ядро в стене Музея истории Риги и сопутствующая история — не более чем легенда. Источники свидетельствуют, что первые ядра попадали в реку.
В то время пушки — при стрельбе ядрами, а не картечью — имели две дистанции поражения противника. Непосредственное поражение на поле боя — 600 шагов. При рикошете от земли плюс еще 400–600 метров. После демонстративных выстрелов Петра стрельба из легких орудий прекратилась. Стали подвозить тяжелую артиллерию. Осенью до начала распутицы пушки увезли на зимние квартиры, чтобы снова доставить к Риге весной следующего года. Так что назвать точное число русских пушек у Риги в начале осады и на момент взятия города не представляется возможным: ситуация постоянно менялась.
Юрий Мелконов: Есть знаменитая гравюра Риги конца XVII века. Если внимательно приглядеться, то можно увидеть скрупулезно изображенные пушки на башнях и крепостных валах. Мы перефотографировали и увеличили фрагменты этой гравюры и насчитали 84 боевые пушки на лафетах.
Александр Гурин: Следует иметь в виду, что рижские укрепления были многослойными: за системой палисадов следовала система валов. И там, и там были пушки. Были пушки и в Рижском замке, причем нацелены они были не только в сторону Двины. Так что число пушек на крепостных валах и на всех трех рубежах обороны — это разные вопросы.
Георг Куклис-Рошманис: Откуда взялись пушки, закопанные на углах перекрестков Старой Риги?
Юрий Мелконов: Существует легенда, что после взятия Риги Петр Первый приказал закопать дулами вниз шведские пушки. Чтобы Рига никогда не воевала. Но есть и другие объяснения.
Олег Пухляк: Если посмотреть калибры, то на углах вкопаны пушки второй половины XIX века. Они снимались с отслуживших свой срок торговых судов.
2.3. Светлана Ковальчук. «Ю. Ф. Самарин и Е. В. Чешихин о политическом контексте осады и взятия Риги в 1710 году».
Пожалуй, первым политико-юридическую оценку событиям июля 1710 года дал славянофил Юрий Федорович Самарин. Он глубоко исследовал историю Риги и Ливонии и одним из первых критически оценил деяния Петра I в знаменитых «Письмах из Риги», написанных в конце мая 1848 года.
Движение по пути, проторенному Самариным, продолжил рижский историк-славянофил Евграф Васильевич Чешихин. Он был убежден, что «Ливония — древняя вотчина русских царей», поэтому присоединение этой территории к Российской империи в 1710 году для него было вполне логичным событием, подготовленным предшествующей историей.
Специально для нашей встречи я принесла из Академической библиотеки один из четырех томов «Сборника материалов и статей по истории Прибалтийского края», материалы которых перевел и составил Е. В. Чешихин. В них впервые на русском (а в ряде случаев и вообще впервые) были опубликованы документы из рижских архивов, воспоминания и другие исторические свидетельства. Особенную ценность представляют письма Петра I генерал-губернаторам и другим лицам, стоявшим у руля управления краем, написанные в первые месяцы после взятия Риги.
В этих томах прослеживается история Ливонии как российская «головная боль» на протяжении длительного периода времени.
Мы знаем, что 4 июля (по старому стилю) ключи от Риги из рук рижских бюргеров получил будущий генерал-фельдмаршал Аникита Иванович Репнин, командующий российскими войсками граф Борис Петрович Шереметев въехал в Ригу только 10 июля. Кстати, завтра, 3 июля, исполняется 286 лет со дня кончины Репнина, назначенного первым российским генерал-губернатором Риги до 17 октября 1710 года.
Рижские обстоятельства жизни Репнина побудили Чешихина к исследованию не только политических последствий 4 июля 1710 года, но и к изучению биографий лиц, принимавших непосредственное участие в событиях, столь важных для России. Это я к тому, что за обсуждением геополитических соображений, обмундирования и числа пушек следует помнить, что в осаде и взятии Риги участвовали живые люди.
В ряду известных российских деятелей, связанных с Ригой, следует упомянуть Александра Даниловича Меншикова и Бориса Петровича Шереметева, удостоенных фельдмаршальского звания. За весь период до 1917 года в России было всего 64 фельдмаршала. В XVIII веке Ригой и Лифляндией управляли пять фельдмаршалов. До 1712 года Меншиков управлял Ингерманландской губернией, в которую входила Лифляндия. Руководившего осадой и принявшего ключи Риги Шереметева Петр хотел поставить во главе края в начале 1719 года, но не успел: граф Шереметев почил в Бозе 17 февраля. Выбор пал на другого героя взятия Риги – Репнина. Второй раз управлять Ригой и Лифляндией ему выпало с 1719 по 1726 год. Он скончался в Риге и был упокоен в здешнем Свято-Алексеевском храме (сейчас католический костел Св. Марии-Магдалины).
Как известно, Петр I подписал знаменитые Аккордные пункты, или «Заключительные аккорды», только 12 октября 1710 года. Из 65 пунктов акта капитуляции Риги четыре относились к правам остзейских дворян и еще 10 — к сохранению за ними прав и привилегий в управлении городом. Местное латышское население не было упомянуто ни единым словом. Окончательное оформление автономии Остзейского края в составе Российской империи произошло через одиннадцать лет в договоре между Россией и Швецией, заключенном в Ништадте 30 августа 1721 года.
Полтора века спустя «Заключительными аккордами» бурно возмущались московские славянофилы: Самарин, братья Киреевские и Иван Аксаков. Они не побоялись выступить против официальной точки зрения и раскритиковать события июля 1710 года. По их оценке, присоединенную тогда территорию не затронули реформы, проходившие во внутренних российских губерниях. Вместо этого Петр I в полной мере восстановил провинциальную автономию (ландесштат) и так называемую «Балтийскую конституцию» Остзейских провинций. По прямому указанию императора 4 декабря 1710 года был созван высший орган прибалтийского сословного самоуправления — лантаг. Фактическая автономность новых земель устраивала и остзейцев, и Петра.
Еще раз обращусь к самаринским «Письмам из Риги». Автор в наступательно-полемическом стиле не раз вопрошает: почему Петр I «добровольно пожертвовал правом завоевателя, подписал не задумываясь все предложенные ему условия, купил не торгуясь то, что мог просто взять и удержать», и в итоге заставить капитулировать города (Ригу, Ревель, Пярну) без каких-либо условий. Судя по всему, русский царь желал заручиться расположением немецкого дворянства. Среди историков бытует мнение, что вплоть до 1713 года Петр не вполне был уверен, что завоеванные лифляндские и эстляндские земли останутся за Россией. В феврале 1713 года перед ответственным сражением князю А. Д. Меншикову была дана инструкция — если фортуна отвернется от русских войск, отказаться от Лифляндии в пользу Польши, но оставить за Россией Дерптский (Тартуский) округ.
Расширение российской территории в июле 1710 года привнесло в российскую историю политико-экономические, этно-психологические и культурно-философские проблемы. Под крылом Российской империи оказались не просто новые земли, но и новое население, отличное религией и культурой. О значении так называемого «немецкого фактора» и о двойственном влиянии немецкой культуры на Россию размышляли очень многие: Н. С. Трубецкой, Г. П. Федотов, Н. А. Бердяев, В. О. Ключевский, А. И. Заозерский, Л. Н. Гумилев и другие.
Приведу только один пример из исследования младолатыша Кришьяниса Валдемарса по заказу газеты Михаила Каткова «Московские ведомости». Валдемарс пришел к выводу, что в результате военных приобретений Петра I в конце 1860-х годов среди российских министров немцы составляли 13%, в Государственном совете — 25%, сенаторов — 40%, генералов — 50%, губернаторов — 60%. На протяжении XIX века при российском правительстве работал специальный Остзейский комитет. Вот что такое 1710 год!
В завершение хочу напомнить, что мы сейчас находимся в здании, расположенном на улице, долгое время носившей имя Юрия Самарина. Мы об этом редко вспоминаем. Прошлому составу Рижской думы мы со Светланой Видякиной отправили письмо о восстановлении исторического названия. К сожалению, воз и ныне там.
2.4. Олег Пухляк. «Историографическое
освещение осады и взятия Риги в 1710 году»
Исследований по осаде и взятию Риги русскими войсками в 1710 году не так много. Представителей Швеции, проигравшей Северную войну, этот сюжет по понятным причинам не слишком интересовал. Хотя есть серьезные исследования сражений при Гемауэртхофе (ныне Мурмуйжа) и Якобштадте (ныне Екабпилс), где шведы одержали победу. Единственным исключением является битва под Полтавой, удостоившаяся подробного анализа шведских историков.
Книга подполковника генштаба Русской Императорской армии Василия Георгиевича Болдырева
Латышскую историографию 1920–1930-х гг. более древние периоды, называвшиеся «польскими», «шведскими» и «русскими временами», не особо интересовали. Они воспринимались как чужая история, не нуждающаяся в подробном рассмотрении.
Например, в книге Унамса «Русские времена в Латвии» (Krievu laiki Latvijā) описана присяга рижан русскому царю в июле 1710 года с непременно нелицеприятной эмоциональной оценкой. В советское время акцент делался не на военной, а на социальной истории.
Наибольший вклад в исследование обсуждаемой темы внесли русские историки. Например, упоминавшийся Евграф Васильевич Чешихин со своими переводами и самостоятельными исследованиями, составившими четыре тома «Сборника материалов по истории Прибалтийского края», благодаря которым мы можем по дням и часам отследить, что происходило в городе во время осады.
Следующим важным изданием стала работа Болдырева «Осада и взятие Риги русскими войсками в 1709–1710 гг.», изданная к 200-летию события. Василий Георгиевич Болдырев был выходцем из крестьянской семьи. После успешной сдачи экзаменов он поступил в Военно-топографическое училище, которое окончил по первому разряду. В 1903 году он окончил Академию Генерального штаба — тоже по первому разряду. С осени 1907 года служил в штабе базировавшегося на территории Прибалтики 20-го армейского корпуса, преподавал в Академии Генштаба в Санкт-Петербурге, воевал в Маньчжурии.
В годы Первой мировой войны осенью 1916 года он снова попадает на территорию Латвии. Он исполнял обязанности генерал-квартирмейстера штаба армий Северного фронта, командовал 5-й армией. В годы Гражданской войны поддержал белых: командовал войсками Уфимской директории, упоминался как претендент на пост Верховного правителя России. Когда этот пост занял адмирал Колчак, Болдырев уехал в Японию. После Гражданской войны вернулся в СССР, где работал на различных должностях. В 1932 году был арестован по обвинению в контактах с японской разведкой. Расстрелян 20 августа 1933 года.
Такая вот драматическая судьба автора наиболее серьезного исследования по обсуждаемой теме. Это был офицер Генштаба, способный разобраться с военно-тактическими аспектами темы. И служил он непосредственно здесь, в Риге.
Хочу представить вниманию собравшихся макет моей книги по истории Северной войны, в том числе осаде и взятию Риги. Она подготовлена при поддержке Александра Ржавина. Спасибо всем оказавшим поддержку этому изданию — Александру Гапоненко, Андрею Яковлеву и Игорю Ракицкому. Презентация этой книги намечена на следующую неделю.
ОБСУЖДЕНИЕ
Светлана Ковальчук: Насколько серьезно по этой теме изучены латвийские архивы?
Олег Пухляк: В Латвии появляется очень мало исследований по этой теме. В наших архивах, не отличающихся строгой систематизацией, должно лежать много интересного. Ничуть не удивлюсь, если в наших архивах вдруг найдутся бумаги Карла XII.
2.5. Александр Гурин. «Старые и новые мифы о взятии Риги в 1710 году»
Казалось бы, прошло 300 лет — и события тех далеких времен должны быть хорошо изучены. Тем не менее события Северной войны продолжают плодить мифы.
Один из них частенько появляется в латвийской прессе — миф о Петре I как жестоком завоевателе Риги, стремившемся нанести ей максимальный вред. Нередко упоминается цифра — 60 тысяч рижан, погибших при осаде города. Как могло погибнуть столько народа, если население Риги на тот момент составляло не более 20 тысяч?
Этот миф наслаивается на российский миф о целеустремленном государе Петре Великом, который сознательно рубил окно в Европу, руководствуясь четким и продуманным планом. Его в середине XVIII века запустил итальянец Франческо Альгаротти, первым произнесший фразу о прорубании окна в Европу. Если бы об этом узнали новгородские купцы, которые еще в XII веке плавали из Новгорода в Балтийское море, они бы очень удивились.
Нет никаких оснований говорить о целенаправленной политике Петра по захвату Лифляндии и Эстляндии. Петр унаследовал от царевны Софьи войну с Крымом и Турцией и поначалу намеревался разместить свою новую столицу в Таганроге. После взятия Азова царь отправляется с неофициальным визитом на Запад, чтобы заручиться поддержкой в войне за освобождение христианских народов, пребывающих в турецком рабстве.
Примечательно, что в тот момент только Петр и его будущий антагонист Карл XII в своей внешней политике декларировали нравственные ценности. Свое вторжение в Польшу в ходе Северной войны Карл объяснял в письме французскому монарху Людовику XIV тем, что поведение польского короля Августа II постыдно, позорно и заслуживает мщения. Прочие монархи и парламенты Европы руководствовались прагматичными и эгоистичными соображениями. Призывы Петра к освобождению христианских народов так и не были услышаны.
Кумир молодого Петра, английский король и правитель Голландии Вильгельм, несколько месяцев водил его за нос, давая абстрактные обещания о возможной помощи. А сам тем временем выступил посредником между австрийским императором и турецким султаном в переговорах о мире, тем самым разрушив антитурецкую коалицию и мечты Петра об освобождении христианских народов и появления русских судов в Средиземном море.
В этих условиях курфюрст Саксонии Август II направил к Петру в Москву посольство с целью втянуть Россию в войну со Швецией. Было приведено множество аргументов, но решающим оказался следующий. Сражаясь против Швеции в одной коалиции с Польшей, Данией и Саксонией, Россия научится воевать по-европейски. Что позволит ей впоследствии осуществить первоначальные планы Петра — победить Османскую империю. Этот прогноз участника посольства, предводителя лифляндского дворянства Иоганна Рейнгольда Паткуля, оказался верным на все сто. Правда, случилось это не при Петре, а во второй половине XVIII века при Екатерине II.
Говоря о предыстории взятия Риги в 1710 году, стоит обратить внимание на сражение под Калишем осенью 1706 года. Именно в этом сражении мощные силы из 28 тысяч шведов и их польских союзников были разбиты войсками России и Августа II под командованием Меньшикова. Вроде бы после блестящей победы следовало продолжать наступление, но Августу II удалось уговорить Меньшикова повременить и передать ему немалые остатки шведской армии, попавшие в плен. После чего Август благополучно отпустил шведов. Такое странное поведение объясняется тем, что на момент сражения саксонские министры уже заключили перемирие со Швецией. Результатом этого мира стало аннулирование прежних договоренностей России и Саксонии. Таким образом, Рига, которую по первоначальным планам союзников планировалось передать Речи Посполитой (Август II был королем Польши), досталась России.
Так как осаде Риги предшествовала кровопролитная Полтавская битва, Петр решил не проливать здесь много крови и взять город измором. В петровские планы вмешалась чума, занесенная в Курляндию и Лифляндию из Пруссии. Эпидемия достигла Риги в мае 1710 года. Именно этим объясняются большие потери осажденных рижан, непосредственно не связанные с действиями русской армии. В отдельных невоюющих курляндских городках вымерло до 90 процентов населения.
Вопреки широко распространенному мнению о том, что рижские укрепления не брали штурмом, хочу отметить, что штурм все-таки был. 30 мая Русская армия преодолела первую линию укреплений и захватила палисады. После чего на Синей горе (ныне район Эспланады) была установлена артиллерия, так что вся Рижская крепость оказалась под прицелом. После этого какое-либо сопротивление стало бессмысленным.
ОБСУЖДЕНИЕ
Игорь Ватолин: Вопрос о том, насколько целенаправленным было стремление Петра добиться выхода к Балтийскому морю, заслуживает отдельного обсуждения. Лично я готов обосновать тезис, что Петр изначально стремился овладеть западной премудростью и наладить с Западом торговлю. И значение Великого посольства не сводится к провалившейся дипломатической миссии. Прежде всего это был поход за знаниями, увенчавшийся полным успехом.
2.6. Анатолий Ракитянский. «Издания по осаде и взятию Риги в 1710 году и юбилейным торжествам 1910 года»
Каждому исследователю, работающему в архивах, стоит почаще заглядывать не только в папки, посвященные конкретным событиям, но и в семейные фонды.
Там могут оказаться документы, отсутствующие в делах, систематизированных по хронологическому принципу. Например, материалы по таким персонам, как Шлиппенбах, Левенвольде, Репнин и Меньшиков. По последнему недавно издали поденную запись.
Много ценнейших упоминаний Риги и Лифляндии в контексте Северной войны можно найти у Пушкина в неоконченной «Истории Петра».
Когда в 2005 году я делал доклад в Санкт-Петербурге «Петр Первый и Рига», меня стали упрекать в пронемецких симпатиях — поскольку я воспользовался не слишком известным пластом петровской историографии, созданным остзейскими немецкими историками. С этими работами можно ознакомиться в Национальной и Академической библиотеке Латвии. Кроме того, в Москве выходит мемуарная историческая библиотека Фонда Сергея Дубова. Стоит заглянуть в книгу Иоганна-Готгильфа Фоккеродта и сочинение Фридриха-Вильгельма Берхольца «Неистовый реформатор». Потомки Берхольца и поныне живут в Риге.
Недавно ко мне обратился один московский исследователь — москвич Всеволод Константинович Малиновский, разыскивавший своих лифляндских предков по фамилии Левенвольде и Шлиппенбах. Мы нашли их портреты, сейчас они выставлены на сайте Латвийской национальной библиотеки. Однако к перспективе сенсационных находок в наших архивах я отношусь скептически. По словам одной весьма серьезной дамы-библиографа, все серьезные документы по Петровской эпохе у нас давно известны и даже опубликованы.
Как в Риге отмечали 200-летие 4 июля 1710 года. На юбилейные торжества в Ригу с 3 по 5 июля вместе с Николаем II и его семьей прибыли генерал-адъютант барон Фредерикс, гофмаршал барон Бенкендорф. Кроме них были также: председатель Совета министров П. А. Столыпин, шталмейстер Двора генерал-лейтенант Курлов, военный министр генерал Сухомлинов, начальник Главного штаба генерал Кондратьев, пятеро потомков графа Шереметева, барон Корф и другие известные лица. Их встречали: Лифляндский губернатор Н. А. Звегинцев, вице-губернатор Келеповский, командир 20-го армейского корпуса генерал Смирнов, рижский голова Армистед, ректор Юрьевского (ныне Тартуского) университета Алексеев, директор Рижского политехнического института Книрим.
В преддверии празднования в Риге вышло около двадцати различных изданий. В том числе и на латышском. Интересным изданием стала небольшая книжка «Петр Великий», основанная на русских и немецких источниках. На латышском же языке издали афишу к 200-летию вхождения Лифляндии в состав России. На одной стороне благодарственный текст со стихотворным посвящением Петру.
На обороте — исторический очерк и по-латышски гимн «Боже, Царя храни» (Dievs, sargi Ķeizaru). Уже упоминалась русская книга Болдырева. На нее, несомненно, можно опираться при первом приближении к этой теме. Книга хорошо иллюстрирована, приведены различные карты, схемы и портреты.
Были изданы также юбилейные открытки с портретами Петра, гербами Риги и других городов Лифляндии, гравюрами взятия Риги и Дюнамюнде и изображениями конного памятника Петру, открытого в Риге императором Николаем II. Сохранилось несколько десятков фотооткрыток юбилейных торжеств, проходивших в Риге.
2.7. Игорь Ватолин. «Рижский комплекс
Петра, преемственность и фольклор»
Завершая тематические выступления, хотелось бы обратить ваше внимание на три момента.
Первый: рижский комплекс Петра. В отношении Петра I к Риге была не только рациональная геополитическая подоплека, но и глубинная психологическая мотивация. Общеизвестно, что во время Великого посольства Петра ужасно приняли в Риге: препятствовали осмотру рижских укреплений, чуть не подстрелили — в общем, довели импульсивного русского царя до пределов ярости. За этой историей порою выпадает тот факт, что Рига была первым крупным западным городом Петра. К тому же новомодной крепостью, построенной по последнему слову фортификации. Бредящий фортификацией Петр просто не мог не влюбиться в этот город. В то же время холодный, переходящий в неприкрытую агрессию прием был равносилен отказу во взаимности в человеческих отношениях. В результате у не слишком уравновешенного Петра сформировался «рижский комплекс». Он решил во что бы то ни стало овладеть красавицей Ригой — своим первым западным городом. Не случайно на обратном пути из Великого посольства в Раве Русской Петр встретился с польским королем Августом II и фактически договорился об общих действиях против шведов.
О важности «рижского комплекса» для Петра свидетельствует его ответ фельдмаршалу Шереметеву на известие о взятии Риги. Царь сравнивает это событие ни много ни мало с Полтавским сражением: «Что же пишете, ваша милость, о Риге, что оная малым лучше Полтавы...» И продолжает со злорадством, вспоминая рижские злоключения 1697 года: «...правда, вам веселее на нее глядеть, как нам было за 13 лет, ибо ныне они у вас, а тогда мы у них были за караулом». Петр ни о чем не забыл, ничего не простил — все еще бурлило и клокотало в его душе.
Если чисто статистически посмотреть, сколько раз в каких городах бывал Петр, то Рига выходит самым часто посещаемым городом Петра после нелюбимой Москвы и любимого детища — Санкт-Петербурга. Рига для Петра стала объектом любви-ненависти, противоречие между которыми было снято актом овладения. Всего в Риге Петр побывал то ли девять, то ли двенадцать раз. Достаточно сказать, что в Риге у него было три дворца: один городской и два пригородных с парками. В один из рижских приездов Петр сообщил о намерении сделать город Св. Петра третьей столицей Российской империи.
Во-вторых, преемственность. Можно усмотреть не столь явный, но достаточно примечательный параллелизм между взятием Риги войсками Петра в 1710 году и Рижской операцией советского командования летом-осенью 1944 года. В обоих случаях российские военачальники не клали свое войско в лобовой атаке, но пошли на военные ухищрения. В случае осады 1710 года — несколько омраченные чумной эпидемией. Сближает оба сюжета и их неоднозначное восприятие в современном латвийском обществе.
Третий: осада Риги в русском фольклоре. Хочу напомнить о солдатской песне «Взятие Риги русским императором» из «Архангельских былин и исторических песен, собранных А. Д. Григорьевым в 1899–1901 годах».
По морю, морю синему
Плыло-выплывало три ветлёные стружка.
На первом стружочке император-царь сидит,
На втором стружочке князи-бояра сидят.
На третьем стружочке всё солдатики сидят.
Сидели солдаты полку Семеновского,
Той же первой роты гренадерское.
Их же приносило к Риги, к каменной стены,
К той же к круглой башни трехугольное.
Якори метали всё булатные,
Шеймы выпущали всё шелковые,
Дорогого шелку шахматинского,
Сходенки метали всё дубовые,
Дорогого дубу, дубу польского,
Сами выходили на крут-красен бережок,
Думали-гадали думу крепкую.
Подкопы копали всё глубокие,
Бочки выкатали ей лютым зельем,
Со лютым со зельем — с черным порохом,
Свечки зажигали воскояровые,
Свечки догорели — бочки розорвало,
Скйнуло-сборосйло Ригу, каменну стену,
С той же с круглой башни с трехугольное.Стали проздравляти императора-царя:
«Здравствуй, император, с Ригой, каменной стеной,
С той же с круглой башней с трехугольною».
3. ДИСКУССИЯ
Игорь Ватолин: Предлагаю обсудить три вопроса, из который самый важный – по крайней мере с точки зрения практических результатов — третий.
1. Какие аспекты осады и взятия Риги в июле 1710 года остаются недостаточно исследованными? Каким темам следует уделить особое внимание?
2. К каким геополитическим событиям привели обсуждаемые события? Имея в виду осаду и взятие Риги, повлекшие за собой присоединение Риги и Лифляндии к Российской империи.
Тут мне хотелось бы пояснить подоплеку этого вопроса. Вроде бы очевидно, что вхождение Риги с Лифляндией, а потом и других населенных латышами составляющих теперешней латвийской территории в состав Российской империи объективно создало предпосылки для сохранения латышского этноса и создания независимого государства. Было бы интересно услышать ваши соображения на этот счет.
3. Анатолий Ракитянский коснулся отмечания 200-летия вхождения Риги и Лифляндии в состав Российской империи. Как в остающееся время нам следует отметить 300-летие этой даты? Как стоит отмечать впредь?
3.1. Какие аспекты осады и взятия Риги в июле 1710 года остаются недостаточно исследованными? Каким темам следует уделить особое внимание?
Олег Пухляк: Ждать сенсаций при изучении обсуждаемой темы вряд ли стоит. Разве что считать сенсацией обнаружение того факта, что шведы активно использовали конский навоз для починки повреждений в рижских укреплениях. Навоз быстро высыхал и связывал поврежденные участки. При отсутствии цемента это был оптимальный вариант.
Насколько сенсационным следует считать распоряжение шведских властей после начала русской бомбардировки тяжелой артиллерией снять с крыш черепицу? При попадании ядер на крышу осколки черепицы действовали как картечь. И приносили куда больше ранений, чем сами ядра.
Следует системно работать с источниками. Их основная масса опубликована в XVIII — начале XIX вв. Имеется в виду и «Книга Марсова», где шаг за шагом расписано все происходившее с русской армией в Северную войну. И росписи отдельных полков. Опубликована переписка Петра и Шереметева. Огромный материал находится в архивах Москвы и Санкт-Петербурга —по амуниции, снабжению, различным аспектам военных действий. Эти архивы понемногу исследуются российскими учеными.
Александр Гурин: Мало изучен вопрос о потерях. Мне нигде не удалось встретить оценку потерь российской армии. Не изучена структура смертности рижан в ходе осады. Можно предположить, что основной причиной смертей явились не военные действия, а эпидемия чумы. Но откуда берутся окончательные цифры потерь, доподлинно неизвестно. Остаются малоизвестными деятельность шведской администрации в Риге и ее контакты с правительством в Стокгольме.
3.2. К каким геополитическим событиям привели обсуждаемые события?
Олег Пухляк: Нам всем, обществу в целом, надо менять отношение к историческим событиям, которые уже не являются личной болью и с каждым годом и десятилетием все больше уходят вдаль. Если для многих погибшие во Вторую мировую — это члены семей, чьи имена известны, от которых сохранились письма и фотографии, то далеко не каждый способен припомнить, что делали его близкие в Первую мировую. А Отечественная война 1812 года и тем более Великая Северная война давно не воспринимаются как личная или семейная боль. Мы должны научиться воспринимать эти войны не как повод для раздоров, а как повод для культурного сотрудничества.
И тут есть о чем вспомнить. О событиях Северной войны на территории Латвии писал великий Вольтер. Особое внимание он уделил дебаркадерам, примененным Эриком Дальбергом в сражении при Спилве в 1701 году. Сегодня мы можем назвать их предтечей десантных судов, а высадившихся с них солдат — предтечей морской пехоты. Можем говорить об увековечении в Риге памяти Репнина и Дальберга. Последнему в Швеции установлено несколько памятников как великому фортификатору, администратору и военачальнику. В том же ряду стоят Левенгаупт, Шлиппенбах, Паткуль, некоторые из саксонцев. Получается, что события, имевшие место 300 лет назад на территории Латвии, носят не только внутрилатвийский характер, но имеют широкое европейское звучание — решающее для истории балтийского региона.
Анатолий Ракитянский: Мы не всегда помним, как после означенных событий начал развиваться регион. Особенно после присоединения к России Польских Инфлянтов (Латгалии) и Курляндии. В результате в начале XX века в Риге находилось 19 иностранных консульств. В мире был колоссальный интерес к нашему городу-порту – третьему в империи после Санкт-Петербурга и Одессы. После присоединения прибалтийских провинций в Европе стали куда уважительнее относиться к России... Нельзя не упомянуть и одно из самых грандиозных свидетельств пребывания Риги в составе России: 800 домов рижского центра, многие из которых были построены за пять-шесть лет в начале XX века. Именно эта застройка делает Ригу европейским городом.
Светлана Ковальчук: Мне кажется привлекательной предложенная вами концепция. Благодаря присутствию российского начала на этой земле Латвия впоследствии смогла обрести независимость. Кстати, первый биограф рижского губернатора Беклешова, Иоганн Кристофор Бротце, абсолютно разделял тезис, что благодаря собиранию прибалтийских провинций в составе России мир и спокойствие воцарились здесь. Вот только Наполеон набузил немного. Будучи человеком со стороны, Бротце был способен объективно оценить значение русского фактора в истории края.
Юрий Мелконов: В теории и истории береговой обороны существует понятие «обладание берегом». Если государство, сколь бы большим и мощным оно ни было, не обладает берегом, оно испытывает огромные трудности. Ведь море — это средство сообщения и обмена: товарами, людьми, идеями. Прибрежным государствам приходится заниматься «борьбой за берег». Это еще одно понятие геополитики. Владение которой Петр продемонстрировал еще в то время.
Государства-современники тех событий были поражены не столько территориальными приобретениями России, сколько поражением шведов. Ведь Швеция была возмутительницей европейского спокойствия и воевала со всеми соседями: Данией, германскими государствами... Карл XII даже пришел на Украину. От того, что Петр наконец Швецию усмирил, прежде всего выиграли сами шведы. Европа вздохнула с облегчением, а Швеция вошла в более-менее мирное состояние. Хотя некоторые современные историки вслед за славянофилами считают, что в 1710 году Петр подложил России фугас, который «и поныне там». Одна из книг Александра Широкорада так и называется — «Прибалтийский фугас Петра Первого».
Георг Куклис-Рошманис: Это величайшее событие, которое принесло Латвии неоценимую пользу. Последовавшее за «освобождением от шведской оккупации» развитие края под эгидой России вряд ли было возможно в составе другой страны. Можно только гадать, что было бы, если бы территории, населенные латышами, оказались в составе разных государств. В данном случае мы точно знаем, что именно в составе Российской империи произошло становление латышского языка, культуры и национального самосознания, появились латышские писатели, художники, композиторы, предприниматели и общественные деятели. Я абсолютно согласен, что в конечном счете именно собирание населенных латышами и латгальцами земель в составе одной страны сделало возможным провозглашение независимого латвийского государства на следующем историческом этапе.
Юрий Кулик: Год назад я приобрел материалы переписи населения России 1906 года. В том числе и карты всех губерний и крупных городов. Карта Риги следовала третьей за Санкт-Петербургом и Москвой... Присоединение Риги и Лифляндии к России внесло колоссальный вклад в развитие города и края в целом.
3.3. Как следует в этом году и впредь отмечать памятные даты, связанные с вхождением Риги и Лифляндии в состав Российской империи?
Олен Пухляк: Тут прежде всего вопросы к Рижской думе. С одной стороны, она провозглашает культурно-исторический туризм своим приоритетом, а с другой — мало что делает в плане поддержки конкретных проектов. Сегодня мне позвонил рижский краевед Станислав Разумовский и рассказал, что ровно год назад он направил председателю Рижской думы официальное письмо о судьбе памятника Петру Первому. Ответа он до сих пор не получил.
На сегодня культурно-историческая работа, в том числе по изучению и популяризации эпохи Великой Северной войны, остается уделом общественников. Официальные структуры, которые вроде бы должны быть заказчиками и потребителями плодов этой работы, проявляют поразительное равнодушие. И даже больше: под предлогом «большой политики» стараются быть как можно дальше от всего этого. Так что с празднованием в этом году опоздали не мы, а они. Мы-то как раз делаем то, что можем... У Юры Кулика реконструкция (военно-исторический фестиваль «Дюнамюнде 2010»), у меня книга, сегодня проходит круглый стол... У нас все в порядке.
Светлана Ковальчук: Прошлым летом меня поразило одно событие: Финляндия отмечала 200-летие своего присоединения к России. Кто тогда гостил в Хельсинки?
Российский президент Дмитрий Медведев, который услышал много слов благодарности. Финляндское руководство мудро использовало юбилейный год как повод по-новому изучить, переосмыслить это важнейшее событие в истории России и Финляндии. С акцентом на его позитивной роли для обеих стран. Был создан единый российско-финляндский информационный ресурс, рассказывающий о социологических, экономических и культурных аспектах событий 1809 года... А у нас — увы и ах! – латвийское руководство пока ни политически, ни психологически не может решиться на подобное мероприятие, на позитивное осмысление этого и других событий до ноября 1918 года.
Юрий Мелконов: Праздновать надо. Пока что на общественном уровне. И на официальном тоже — «лет через пятьдесят», как мне сказало одно официальное лицо.
Георг Куклис-Рошманис: Следует самым тщательным образом документировать все мероприятия этого года. И в историю войдет, что в год 300-летия проходили конференции, дискуссии, фестивали, были изданы книги, выпущены памятные знаки. Это и есть праздник.
Александр Ржавин: Следует признать, что с 300-летием взятия Риги мы безнадежно опоздали. Подготовку следовало начинать не за месяцы, а за годы до самого события. Если уж отмечать присоединение Риги с Лифляндией к России на межгосударственном уровне, как в Финляндии, то сейчас самое время начинать подготовку к 2021 году — к 300-летию Ништадтского мира, окончательно закрепившего прибалтийские земли за Россией. Тут предстоит колоссальная работа.
К сожалению, официальная позиция Латвии по этому вопросу потребует большой работы. Проиллюстрирую это примерами из близкой мне области военных мемориалов. В Латвии практически никак не увековечены погибшие в Северную войну. Есть памятник на Луцавсале — а что еще, кроме него? Где похоронены солдаты, погибшие при осаде Риги в 1710 году? Неизвестно. Есть ли памятные знаки на местах битв, выигранных русскими? Нет. В этой области мы имеем девственное мемориальное пространство. Совсем по-другому действуют шведы. В 1920-е, когда Латвия уже получила независимость, при содействии латвийской стороны был установлен памятник на месте, где шведы разгромили русских в битве при Мурмуйже.
Уже в 1980-е латыши поставили там же памятник на шведских могилах. Но не на русских! Для них русские — это восточные монстры и оккупанты. И главная задача подобных празднований — изменить отношение латышей. Без принципиальной дискуссии по военно-мемориальным вопросам никак не обойтись.
Юрий Кулик: Пять месяцев назад о военно-историческом фестивале «Дюнамюнде» никто и слыхом не слыхивал. Никто не дал ни копейки. Все только поддерживали на словах. Мы ско-оперировались с моей женой и решили, что раз в этом году так много памятных исторических дат, то стоит сделать фестиваль. Около 500 участников из семи стран соберутся в Риге, чтобы нас поддержать. И осветить пять веков истории Латвии. Мы не говорим — мы делаем. И многое получается. В рамках фестиваля мы пытаемся реконструировать взятие крепости Дюнамюнде русскими войсками в июле 1710 года.
В нашей работе мы пытаемся абстрагироваться от политиканства. Мы просто показываем историю так, как она есть. Если есть в истории конкретный факт, то мы обязаны его показать.
4. ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ КРУГЛОГО СТОЛА
4.1. Выступление Игоря Ватолина
Можно согласиться с Георгом, что если обобщить все мероприятия, то вырисовывается достаточно внятная программа празднования... Сегодня наша дискуссия, потом фестиваль «Дюнамюнде», 12 июля в Европейском доме научная конференция по Северной войне общества «Янтарный мост» и традиционное мероприятие на Луцавсале, 16 июля в БМА презентация приуроченного к юбилею издания по памятникам Прибалтики под редакцией Александра Гапоненко.
Представляется, что удобной датой для различных культурно-исторических инициатив, в том числе и по обсуждаемой теме, является 2014 год, когда Рига будет культурной столицей Европы.
Что касается взаимодействия с Рижской думой, то наш порусевший муниципалитет следует ставить в ситуацию, когда он не может не реагировать позитивно на ту или другую инициативу. То есть русские общественные инициативы должны иметь настолько убедительное обоснование и общественную поддержку, чтобы отказ муниципалитета был равноценен отказу в сотрудничестве с еврейской общиной. Кстати, по ее инициативе сегодня при участии мэра, вице-мэра, посла Израиля и экс-президента Гунтиса Улманиса открыли табличку на свежепереименованной улице раввина Натана Баркана. Как же так получается, что относительно немногочисленная, но отлично организованная еврейская община способна отмечать свои даты и осуществлять свои проекты — причем отнюдь не в безоблачной в плане антисемитизма обстановке.
Как вывести сегодняшнюю дискуссию на следующий уровень — не планов и пожеланий, а реальных свершений? Уверен, что решение многих проблем, в том числе и продуктивной коммуникации с Рижской думой и официальными лицами Латвийской Республики, Российской Федерации и структур ЕС заключается в консолидации русских организаций.
Чтобы мы вслед за Людовиком XIV могли сказать, что латвийское государство — это мы, полноправные латвийцы. Что мы на многое способны. Если только по-настоящему захотим.
