Русификация

Изображение Янисом Гресте школы в Пскове
«Как живот Дрозда» (Kā dzeņa vēders)
Конец XIX века

Борис Инфантьев

         «Вот так школа была (в Пскове)! Один учитель пьяный в классе лег и просит у учеников двадцать копеек, второй давал уроки почти с десятью школьниками на коленях, третий — немножко умалишенный. Учитель пения был таким, что его уроки были балаганом, где мы чего только не проворачивали. Чему здесь можно было научиться? Мой диплом город-ского училища был не весомее пятиклассного курса теперешней основной школы, несмотря на награды и почетные грамоты с золотыми буквами».

         Петербургский педагогический институт:
         «Ну и упрямый. Чистое латышское упорство! Директор Яков Николаевич Наумов, действительный статский советник. Старый директор — типичный добродушный русский старичок. Что на его месте делал бы со мной латыш? Делал бы он со мною какие-либо церемонии?»
         Учитель музыки о семинаристах: «порхающие бегемоты с телячьим восторгом».
         В Псковском сумасшедшем доме:
         «Поп сидит, как деревянный божок, и прямо уставился в одну точку стены. Юродивый Лешенька носит дрова: «Маня хороса, Таня не хороса, дай папиросоцку!»» Директор Горошков сразу раскусил болезнь Гресте. Тем не менее, интенсивно лечил его. Гресте: «Мне в жизни приходилось встречаться с чудесными русскими, настоящими людьми».
         Петербургская коммерческая школа, 1909 год:
         «Меценат Степан Петрович Елисеев давал деньги на организацию школы. Одиньш представлял его к ордену и медалям».
         Голодные годы:
         «В Москве тогда я поел так вкусно, что трудно на моем веку такое радостное мгновенье помнить. В одной погребной квартире у крана размачивал сухари и ел с таким аппетитом, как никогда ни одного индюка. Это наслаждение сухарями я никогда не забуду.
         В деревне Анне Петровне я ногу вылечил, Сидорову — руку, и так далее. Заработал картофелину, штоф молока, крупу. Так тянули жизнь. От одного заимствовал лопату, от другого — старое дырявое ведро. Местные жители немало удивлялись, когда я с дырявым ведром ходил по деревне — собирал навоз.
         Была одна ленивая семейка: отец, мать, сын, дочь. Весной спрашиваю: «Все съедено, семян нет. Ничего не будем сеять». — «Так разве пустыми останетесь?» — «Нет у меня ни лошади, ни семян. Поедем за хлебом на юг». Я выпросил за услуги прошлогоднее картофельное поле. Посмеялись: пусть берет, все равно пустым стоит. Начал копать и нахожу по картофелине, ведь не было тщательно выкопано. Иногда отец с сыном сидели там же на краю поля на камнях, курили, разговаривали. Когда у меня какая-нибудь картофелина выпадала и я ее не замечал, старик пальцем указывал или сплевывал в ту сторону. Не поднимались из-за такого пустяка. Однажды молодой бросил окурок в сторону картофелины, которую я не видел. Я спросил, почему они не разроют хотя бы маленький кусочек и не поищут семян? — «Ерунда все это, не стоит мучиться».
         Такого удивительного работника они не видывали. Лечить умеет, умный вроде, но собирает вместе все то, что мужику не пригодно».