Что такое Рекот, Радагож, Скуян?
Борис Инфантьев
География Латвии в русских летописях примечательна в том смысле, что как правило местности называются латышскими наименованиями, за исключением единственно Цесиса, который в эти годы называется то Късь, то Венден. Приводим фрагмент из летописной записи о продвижении войск Ивана Грозного в 1559 году (на второй год вступления русской армии в Ливонию).
«шли к Алысту (Алуксне) и Гольбину (Гулбене), и к Чесвину (Зесвеген). И от Чесвина (Цесвайне) пришли немцы (...) и воеводы Гедерла и Гануса побили, а третьево Яна Тува взяли, печатника Ардыбискунова и лучших 34 человека; да оттуда пошли к Равному (Рауна) да мимо Кесь. А городов взяли Пиклин (?), Рекот (?), Пибалка (Пиебалга), Зербин (Дзербене), Скуян (?), Ерль (Эргли), Радагож (?), Нитаур (Нитауре), Сунтеж (Сунтажи), Маслопольс (?), Новой город(?) и покинули немцы 11 городов» (Арх. Летопись, Л.329).
Примечательно: русский летописец предпочитает пользоваться латышскими наименованиями (как он способен был их воспринимать), а не официально используемыми во всех официальных документах немецкими и латинскими, произносимыми на немецкий манер.
Высшая волна
русского присутствия в Ливонии
В 1571 году, на 12-м году Ливонской вой- ны — в 1-й Псковской летописи подводятся некоторые далеко идущие итоги.
Тяготы Ливонской войны
Запись событий этого года начинается с сетования по поводу разгрома Великого Новгорода: «и бысть туга и скорбь въ людехъ велия (...) Еще же к сему повелъ править посеку под наряд» и мосты мостити в Ливонскую землю и Вифлянскую и зелейную руду сбирати и от того налогу и правежу вси людие Новгородцы и Псковичи обнищаша и в посоху поидоша, сами, а давать стало нечего а тамо злъ скончашася нужно глада и мраза и от мостов и от наряду а во Псковъ байдаки и ладьи пасохой тянули под Ливонские городы, под Улех и немного тянув покинули по лесом, и тут сгнили, и людей погубили. И взят 24 города ливонское и Вифлянские у немец, и своих людей посади с нарядом и с запасы, а запасы возили из дальних городов из замосковных, и наполни грады чужие русскими людьми, а свои пусты сотвори. Егда же возвратися царь на Русь. Немцы же собравшееся из заморья из стольных городов, а Литва из Польши пришедши зело мнози все те городки очистиша себе и поимаша и людей побиша, а к нему прислаша немчина лютого волхва нарицаемого Елисея и бысть ему любим в приближении и положи на царя страхование, и выбеглец от неверных нахождения. И конечне был отвел царя от веры: на русских людей царю возложи сверепство, а къ немцам на любовь преложи. Понеже безбожнии узнали своим гадании, что были им, до конца разореним быть, того ради таковаго злаго еретика и прислаша к нему, понеже русские люди прелести и падки волхвование: и много множе-ства роду боярского и княжеска взусти убиты цареви последи же и самого приведе наконец еже бежати в Аглиюскую землю и тамо женишися, а свои было бояре оставшее побитии.
Если основным торговым путем Риги с русскими и белорусскими купцами считался известный путь «из варяг в греки» по Двине (через Полоцк, Витебск, Смоленьск), что обуславливало приток в Ливонию русичей кривичского происхождения — купцов, духовенства, челяди — плотовщиков, — то другой торговый путь, оставивший такой неизгладимый след в истории Ливонии (может быть даже более заметный, более кровавый) шел по Говье (Гауе) через Турайду, Кесь, Алист, Юрьев на Псков, Новгород, а затем по Волге в «Индию богатую». Сама торговля по этому пути была сложнее: надо было переволакивать ладью и плоты, подстерегали кроме собственных ушкуйников и северные «друзья» — потомки викингов. Но игра стоила свеч и путь по Гауе оставил в истории Ливонии не меньший след, чем по Двине.
Торговля псковских и новгородских купцов не идентична по своему характеру. У псковских и новгородских купцов был еще один выход — на североливонские города. Но по сути дела эта особенность принципиального значения не имела.
Для новгородцев же и псковичей своеобразным эталоном был также договор Ярополка Владимировича, заключенный с немецкими послами около 1195 года — еще не было тогда ни Ливонии, ни Риги, и «немцы» представлены в виде послов «немецкой земли» и «Готского берега». В этом договоре главным образом исчисляются те пени, которые взимаются за убийства посла, купца, попа, толка (переводчика), «за сором», который купец той или иной стороны чинит женам и дочерям второй стороны. Определяется место разбора тяжб, возникающих между купцами обеих сторон. Примечателен пункт договора, который впоследствии не выполнялся: «Оже тяжа родит в иное земли в русских городах, то у тех свое тяжа пращати, искати новугороду не надобе, а тяжа на городы, искати новугороду не надобе, тяжа на городы, а немчин свободь, и новгородци». Не менее примечателен и следующий пункт: «Оже придет в свое ладьи в немецкои домовь, аче сам не поидет в неи оцеть, муж даст кормнику». Новгородца «не сажати в погреб в нецах».
Эталоном всех последующих мирных, торговых договоров между восточнославянскими (позднее и литовскими) и 73 ганзейскими городами была «Мстиславова Правда», заключенная между Ганзою и восточнославянскими княжествами еще в 1229 году.
Малоисследованные до сих пор правовые и хозяйственные основы торговли ливонских и Ганзейских купцов с русскими княжествами, и прежде всего с Полоцком, Витебском, Смоленском, Суздалью требует хорошего ознакомления с подлинными текстами мирных и торговых договоров, известных исследователями в самых незначительных объемах. Поэтому считаем исключительно важным исследовать эти памятники как юридическую и экономическую основу русско-ливонских политических и культурных связей.
Всем договорам «мать» так называемая «Мстиславова Правда», договор, заключенный смоленским князем Мстиславом, Полоцким, Витебским князьями с Ганзой в 1229 году. Все последующие мирные торговые договоры исходили из этой «Мстиславовой Правды», которую здесь приводим полностью.
«Бог того не дай, оже разбой по грехом приходиться межи немци и Руси, что за что плотити, абы мир не раздрушен, абы немцичю любовь была. А се починок правде:
1. Оже убьют вольного человека, платити за голову 10 гривен серебра (…) по 4 гривны кунами или пенязи, а за холопа гривна серебра; аже кто холопа ударить, гривна кун. Та же правда буди и в Смоленьске, и в Ризе, и на Готьском березе.
2. Аще око выбьють или руку отътнуть, или ногу, или иная которая храмота на теле явиться, 5 гривен серебра, а за зуб 3 гривны серебра. Таже правда буди в Смоленьске и на Готьском берегу.
3. А кто деревом ударить человека до крови, полтора гривны серебра; аже ударить по лицю или за волосы иметь, или батогом шибеть, платить без четверти гривна серебра; аже послови и пригодится пакость или попови, въ всякой обиде за два человека плати дань.
4. Аще кто друга ранить, а храмоты на теле не будеть, полторы гривны серебра платити.
5. Аще Рускыи гость или в Рызе, или на Готьском березе извинится, никакоже его всадити на дыбу, оже будеть порука понь (..), то лзе всадити в железа, или немецкый гость извинится (..), не лзе его вереци в погреб; оже не будеть понь порукы, лзе его всадити в железа.
6. Оже немечкый гость дасть свой товар в долг в Смоленьске, а Русин будет должен Руси, ино немцичю напереди взятии. Таже правда буди Русину в Ризе и на Готьском березе.
7. Аще лзе Готьском березе в Ризе князь взвержеть (гнев) на Русина, и повелить его розграбити с женою и с детьми, а Русин будет должен немцичю (то Немцию) наперед взять, а потом како Богови любо и князю. Таже правда буди Русину в Ризе и на Готьском березе.
8. Или немечкый гость дасть холопу княжю или боярьску, а кто задницю (наследие) его возметь, то у того немцичю товар взятии. Тоже правда буди Русину в Ризе и на Готьском березе.
9. Русину же не лзе (...) вести одинаго Русина в подушьство, ни двою. Тоже правда буди немцев в Смоленьске.
10. Русину же не лзе имати немчина на железо (испытане раскаленным железом), такоже и немцину Русину; аже возлюбить сам своею волею, то (...) его воля.
11. Русину же не лзе позвати немцича на поле (поединок) в Смоленьске, ни немцичю в Ризе и на Готьском березе, или немечкый гость биться на Руси межи собою меци или сулицами, князю то ненадобе и никакому Русину, а (...) правятся сами посвоему суду (...).
12. А (..) иметь Русин немчина у своею жены, ино за сором 10 гривен серебра: такоже (...) Русину в Ризе и на Готьском березе.
13. Аще который немцичь учинить насилье над вольною женою в Смоленьске, а дотоле было не слышать бладне ей, 10 гривен серебра за сором; тоже правда буди Русину и Ризе и на Готьском березе.
14. А како услышить Воласкый тиун еже гость немечкый приехал, в Смолняны на Волок, послати ему своего человека вборзе к Волочаном, ате перевезуть немечкый гость (..) с товаром; а никтожь иметь им пакостити, занеже в той пакасти велика пагуба бываете Смоляном от почаный. И немцем метати (...) жеребьи, кому пойти (...) наперед. Аще иный гость будеть Рускый, тому пойти позади.
15. А како будеть гость немечкый в городе, дати им княгини постав частины, а тивуну Волочколу рукавичь перьстатый готьскый.
16. А который Волочанин вскладываеть товар немечкый или смоленскый на кола своя черес Волок везти, а что погынеть того товара, (...) всим Волочаном платити. Таже правда буди Русину (..) и на Готьском березе.
17. А како будеть немецкый гость в Смоленьске городе, тако ему предати свой товар без всякия борони (препятствия); а как будет Рускый гость в Ризе и (...) на Готьском березе, вольножи ему продати (...) безовсякой борони.
18. Аще который немчыць хочеть пойти с своим товаром в иный город, князю не боронити, ни смолняном; или который Русин всхочеть с Готьского берега в Немечкую землю в Любок, немцем не боронити (…) пути того.
19. Аще который Русин возмет товар у немчица, а понесеть товар из двора, тый товар не ворочаеться; или который (…) товар купил у Русина и понесеть из двора, тый товар не ворочаетися.
20. Русин же не лзе позвати (…) на опьчий суд, то его воля. А немцичю не лзе позвати Русину в Ризе или на Готьском березе на опьчий суд, то его воля.
21. Русину же не лзе приставити Дечкого (пристава) к немцичю в Смоленьске, но преже обвсетить старейшему их: оже старейшина его не умолвить, то лзе ему (…) приставити. Такоже немчичю в Ризе и на Готьском березе, не лзе ему приставити Дечкого.
22. Оже будет Русину товар имати на немчичи или в Ризе, или на Готьском березе (…), в котором городе в ином немечком: пойти истьцю к истьчю, и взятии ему тая правда, которая (…) в том городе; а рубежа им не деяти; а немчицю таже правда взятии в Руси (рубеж — захваченная территория).
23. А немчичю платити весцю от двою капье (с 24 пуд) куна Смоленьская.
24. Оже купити немцичю гривну золота, дати ему ногата весцю, или продать, не дати ему ни векши.
25. Или который немцичь купить (…) суд (сосуд) серебряный, дати ему от гривна куна весцю, или продасть, не дати ему ни векши.
26. Аще купить немцичь гривну серебра, дати (…) весцю 2 векши. Или продать, не дати ему.
27. Оже немчин дасть серебро платить, дати ему куна Смоленьская гривень (с гривны).
28. Аще вощный (вощаный вес — 12 пуд) исказиться, лежить кать во святой святий Богородици на горе, а другая в немечкой Богородици: то тый пуд изверяче, право учинити. Таже правда буди Русину в Ризе (…).
29. Немцичю же всякой товар вольно купити без борони в Смоленьске, такоже и Русину вольно купити всякой товар без борони в Ризе.
30. Немчичю же не подобе ни кое мыто из Смоленьска.
31. Аще Смоленьский князь пойдеть на войну, не надобе ему (немцу) ехати; еже всхотеть с князем, то своя ему воля; такоже буди и Русину воля в Ризе (…).
32. Аже Русин или немчичь иметь тату у своего товара, в том его воля, что хочет учинити.
33. Русину же не дати пересуда (судной пошлины) ни в Ризе, ни на Готьском березе, ни немчичю же платити пересуда в Смоленьске (…) или у князя, или у тиуна, или урядили будут добрии мужи; боле же того не поимати ни в Ризе, ни на Готьском березе. Таже правда буди немечкому гостю в Смоленьски.
34. А пуд (вес) дали немчи Волочаном, иже (…) им товар возити (…) всякому гостю, и коли исказиться, а подруг (такой же) его лежить в немечькой божнице, а другый ковати изварившись тими.
35. Еписком же Рижыский, Фолкун мастер Божиих Дворян и вси волостели по Рижской земли дали Двину волену от устья доверху по воде, и по берегу всякому гостю Рижьскому и не мочь кому ходящим вниз и вверх.
36. Епископ же Рижьский, Фолкун мастер Божиих Дворян и вси волостели по Рижеской земли дали Двину волену от устья доверху по воде, и по берегу всякому гостю Рижьскому и не мелчькому ходящим вниз и вверх.
Бог того не дай, аще кого притца примет, или ладья уразиться. Русская или немечькая, вольно ему свой товар привезти к берегу без всякой борони. Аще будеть пособление людий мало будете а к тому (…) принаймати люди в помочь; то, что будеть сулил; наймои. Через то (…) боле не взятии. Тоже правда буди Русину в Ризе (…), и немчичю в Смоленьской волости и в Полотьской и в Витебьской.
А се грамота написана бысть при Попе Иване и при Мастере Филкине и при Рижьских мужех, и при многых купчех Рижьского Царства, яже есть тех печать на сей грамоте. А се (…) суть сему послуск (свидетель) регембот, Тетарт, Адам, горожане на Готьском березе; Мемнебер, Вередрик, Домом из Люика; Индрик, Тонлиер: тоже суть из Южата (Данцига?) — Кондрат Кривый, Еган Кинот: ти (…) суть из Мунотера (Мюнстера) — Берник и Фолькиръ. Тиже суть из Глугли (Гренинген?) — Ярем, Брахт, тиже суть из Дротмины — Индрик, Чижик: тижи из Дрямь (Бремен) —Альбрях Слук, Берняр Велитерь, Алеберь судья Рижьский: тоже суть Рижане. Аще который Русин или немчиць противился, всхочеть сей правде, да тот противен Богу и сей правде».
Прошло 10 лет и сын Мстислава в 1240 году возобновляет договор, составленный при его отце. Новый документ изложен в несколько иной форме, чем договор 1229 года — в виде связного текста. Существенное отличие — денежный штраф налагается, как явствует из самого текста, лишь в том случае, когда «разбойника» нельзя поймать. Объем штрафов остался прежним. Для того чтобы показать новое оформление договора, приводим начальный ее текст, а также те существенные дополнения, которые отсутствуют в «Мстиславовой Правде».
«А ряд мой немьци таков: Аже боудоуть мои Смолняне в Ризъ, вольное търгование им в Ризъ. Аже боудоуть Смолняне на Гътьском бъръзъ, вольное търгование им на Готьском бъръзъ.
А мъста на корабли вольная, како немъчичю, тако и Смольняниноу».
Кара за смертоубийство выражено в следующих пунктах несколько иначе, чем это отмечено во «Мстиславовой Правде»: «Аже оубъють моужа вольного, тъ выдати разбоиникы, колико то их боудъть было: не боудъть разбойников, то дати за голову 10 гривен съръбра. Аже оубьють посла или попа, то двое того дати за головоу; аже не боудъть разбойников; боудоуть разбойници, выдатие».
Дальше, как и во Мстиславовой грамоте исчислялись пени за выбитое око, попорченную ногу, руку, «хромотоу в тълъ, зоуб, за «удар дъръвъмь», высказывает запрещение «в дыбоу» и «в желъза всадити».
Более развернута часть договора по экономическим вопросам:
«Или Роуськый гъсть свои тъварь дасть в долг или в Ризъ или на Гътьском бъръзъ нъмчичю, а нъ дължен боудеть инеем, Роусьскому же гъсти на перъдъ взятии. Или Немьчьскый гъсть в дъло дасть Смолъньскъ свой тъварь Роусиноу, аче дължен боудъть инъм, Немъчьскому гъстьи на пъръдъ възяти. Аже боудъть владыцъ или мастерови или котъромоу сойдьи гнъв на котораго Немъчица, а въсхочети и казнити, а боудъте тот дължен Немьчиц Смолняниноу, поръже дати емоу тъварь Смолняниноу, а в прочее его воля. Аже Смолнянин тъварь дасть в Ризъ или на Гътьском бъръзъ, а не росплатмив ся поидъте к Богови, а кто задъницю възъметь. Тот и госптиныи тъварь дасть.»
В новой грамоте и другие уточнения в отношении торговых сделок: «Аже боудъть търговати Смолняниноу и Немьчицемь, Смолняниноу одинъх Смолнян на послоушьство не выводити. Такоже и Нъмьчица, такоже и в всъх тяжах ряд Смолняниноу с Немьчицемъ про послоушьство».
Далее повторяется запрет «Мстиславовой Правды» выводить и немца, и русина на железо (на испытание железом) «без его воли». Все же добавляется: «А за сором емоу 10 гривенъ съръбра възяти».
Отрицается также поединок, в который не должны вмешиваться судьи. Но вот рядом новое положение, отсутствовавшее в «Мсти-славовой Правде»: «Оже который немьчиць в Ризъ или на Гътьском Бъръзъ свяхеть Смольнянина, или в желъза въсадить, за сором емоу платити 3 гривны съръбра, такоже и Немьчицю Смольнъскъ».
Первым пунктом штрафов выступает отрывание бороды: «Аже кто оуръветь бороды смолялиноу в Ризъ или на Гътьскомь Бъръзъ, или Смоляниноу немьчецю томоу оурок 3 гр. съръбра».
В разделе о приставе, волоке Новым можно считать запрет возврата купленного товара: «Аже немьчицъ коупить в Ризъ (...) оу Смолнянина товар, нанесеть его домовъ, а въехочеть воротити, Смолняниноу же тъть товар ненадобе боле; такоже и немьчичю Смоленьскъ».
Проблема транзита и в этом договоре решаются так же, как в предыдущем: «А како боудъть немьчьскый гъсть Смоленьскъ, а почнъть ся кто отъ них просити выноу землю, то како то было при моемь отци, при Мъстиславъ при Романовици, и при моемь братъ, при Мъсти-славъ, о нем он прашати, а мнъ е по доумъ поущати».
Тем не менее, далее следуют снова новшества, которых не было во «Мстиславовой Правде»: «Аже оубьють тивоуна княжа, городъского, 20 гр. съръбра, какои послоу».
Распространяется и раздел о насилии. Насилие над вольной женщиной карается штрафом в 10 гривен серебром, а насилие над рабой — в одну гривну.
Образец торгового договора «с немецкими послами Новгорода «с немецкими послами», в котором на первое место означены и послы Любека и Готланда, является договор предположительно 1262 года, в котором наименование Ливонии даже не упоминается.
Предположительно в 1262 году написана грамота великого князя Новгородского Олександра, сына его Дмитрия, посадника Михаила, тысяцкого Жирослава с немецким послом Шивордом, любекским Тидриком, готским Оаълтеньмь (как видим, Рига еще здесь не упоминается) о мирной торговле.
Договор касается общих принципов свободной торговли: «Новгородцъм гостити на Гоцкым берег пакости, а Нъмцъм и Гътъм гостити в Новъгород бес пакости, и всему латинъскому языку, на старый мир. Пуд отложихом, а скалви поставихом по своеи воли и по любви».
Далее следует о различных пошлинах и платежах: «А в Ратшину тяжу платили есмы 20 гривен серебра за двъ голове, а третью выдяхом. А Нъмцъм и гътъм и всему Латинскому языку платити по двъ куни от копи, и от всякого въснаго товара, что кладуть на скалви, и продавшее и купившее».
Следуют некоторые уточнения: «А старый мир до Котлингъ. А Новгородцьм в становищи на Гътьскомь Бъръзъ бес пакости в старый мир. А зимнии рость оже не поиметь нашего посла, ни Новгородцьских купець из Новгорода или с Гъцкаго берега, а что ся учинить и с Котлинг до Новагорода или из Новагорода до Кетлинг Немецкъму гости, оже бес посла поидуть то Новугороду тяжя не надобе, в стары мир».
Отдельно оговаривается торговля в Карелии: «Оже кто гостить в Корълу, или нъмци или Гътяне, а что ся учинит, а то Новугорду тяжя не надобе. А которых тресе дворцъ въпросим ваша братья посли, а тъх ся есмы отступили по своеи воли. А се старая наша правда и грамота на чемь цъловали отци ваши и наши крест. А где ся тяжя родить, тую кончати. А иное грамоты у нас нътуть, ни потаили есмы, ни въдаем; на том крест цълуем».
Если в предыдущих грамотах речь шла о защите интересов смолян, хотя под ними подразумевались все восточнославянские купцы, непосредственного полочане и витебляне называются впервые из известных исследователями грамот в 1264 году в грамоте князя Гердена.
В ней, прежде всего, подтверждается дар князя Константина, который передал Ливонии довольно солидный участок в юго-западной части полоцкой территории, о которой с благодарностью вспоминает и Иннокентий 1V в своей булле: «Тако како грамота написана. Тако им надо всею землею отступити, што есте Лотыгольгольская земля, как не въступатися на тую землю, што князь Костянтин дал иестерю с своею братьею, с своею грамотою и с печатью, како боле того на ту землю не поискывати. Вверху того про ту пакость, што ся в розмирьи отворило, как им от тое земли местерю и братви его отступити с всею правдою»
Следуют гарантии свободной торговли немецким купцам: «Вверху того немечькому гостю в Полочьскую волно ехати и торговати, купити и продавати, такоже Полочаном и Видибляну волно гостити в Ригу и на Готьскы берег. А где будеть кто кому виноват, в томь городе правити, где тот человек живеть, инде суд ему не искати; в которой волости человек извиниться, ту ему правда дати, или вина его».
Предположительно к 1265 году относится грамота Полоцкого князя Изяслава, которой снова подтверждается ход судопроизводства в случае нарушений нормальной торговли между полочанами и немцами: «На семь к мне целовати крест в правду, любовь имети и мир: как было при первых князьях Полочьских Полочаном, Видьбляном волное торговаиъе на Готьскомъ березе и в Любъце, а рубежа не деяти».
Особо оговаривается судопроизводство:
«А кому с кым тяжа, суд дати без перевода, а суженого не посуживати, а где кому годно, ту тяжеться; поручникы и должникы и холопы выдати. А што он в рать деяло и в рубежех, про то вам не мъщати, ни нам вам мещати. Чего ся есме отступили в Ризе, к тому вам не приискывати ни людей, ни земли, ни воры, ни борти. На семь же целуите ко мне крест по любви в правду без всякого извета».
Предположительно 1265 годом датируется грамота князя Ярослава Ярославовича, который сообщает о ярлыке хана Менгу Тимура о свободном проезде по Двине ливонским купцам: «Менгу Тимурево слово ко Ярославу князю: даи путь немецкому гости на свою волость. От князя Ярослава ко рижаном, и к большим и к молодым, и кто гостит, и ко всъм: путь вашь чист есть по моей волости; а кто мнъ ратный, с тем ся сам въдаю; а гостю чист путь по моеи волости».
Рижский посол, насколько нам удалось установить, впервые упоминается в 1269 году в грамоте великого князя Ярослава, посадника Павше, тысяцкого Кондрата. Это «Михайла Инце Олцять» — Hinze Holzatis или Hinicus Holsie.
Предположительно в 1275 году написана рядная грамота Тешаты с Якимом, которую написал Довмонтов писец и которая хранится в Рижском архиве, значит она как-то связана с Ригой, хотя в самой грамоте Рига не упоминается.
«Се поряди ся Тъшата с Якыномь про складъство, про первое и про задьнее и на дъвцъ Якым серебро взял, а мониста Тъшатина у Якымовы жены свободна. Тъшятъ взятии и рощет сучинити промежи себе, а болъне надобъ Якыму Тъщята ни Тъятъ Якым. А на томь послуси Девдъ поп Дорожка Домослав Въкошкын Богдан Кузма Лоиковичь Жидило Жихновичь Иван Смолнянин. А кто сии ряд переступть Якым ли, Тъщята ли, тот дасть 100 гривен серебра.
В 1284 году написана грамота Смоленского великого князя Федора Ростиславовича о судном деле смоленского и немецкого купца:
«Се яз князь Смоленъскый Федор соудил есмь Биреля с Армановиемь про колокол, про Немецьскым. Бирель прав, а Армановичь виноват. Выдал есмь Армановича и с дворомь. Немъцом за колокол. А тоу были на соуде со мною бояре мои: Григорь намъстьник, Данило, Артъмии, Микула Дядковичь, околничии, Поутята Дядковичь, а от Немець были на соуде искали колокола: Ян, Алъбрат из Брюньжвика, Гнъци, Яган Варснъдоръпръ, Моисъи, княжь печатник Федоров, печатал».
В 1287 году написана грамота «митрофолита (!) Ризького» «ко своему милому сынови князю великому Федору»: «То буди тобе ведомо про тую жялобу, что Витыбляне жялобилися на Рижяны, чимь то хотели оправитися противу Гелмика, и их слово таково. Хотели ся темь словом оправити и рекли так пред князем Бряньскым: выехали 50-ть мужь из Риги и оубили человека, и оузяли 10-ть берковъсков воскоу. И ныне я митрофолит тако молвлю, как то Витебляне неправдою жялобилися на Рижяны, и ныне то есть мне ведомо, аже Рижяне суть в томь невиновати; и ныне я тому дивлюся, аже твои наместьник слушает всякого человека слова. А та правда есть промежи вас и нас: кде ся тяжия почнеть, ту концяти. И ныне я молюся вам, как то можете стояти оу тои правде и оу крестномь человании. Аже имеешь жялобитися вас кто на Рижяны, или Гелмико или кто иныи, и вышлите к нам а мы правдоу дамы по Божьи правде».
О Гелмике известно, что он торговал на Двине еще при монастыре в Рацыбурге, при епископе Иоанне, литовском князе Тройдеке, с 1274 по 1279 годы.
В 1294 году написана грамота великого князя Андрея Александровича к мужам Лат-ского короля в Ревель: «…Что несте присылали послы ко князю и ко всемоу Новоугоръдоу с любовию и с ласкою, князь великый послал к вам своего сына, а вашего племника Володимера, а от Новогорода Коузма и Илия, с любовию же и с ласкою. Что имоуть посъло великогъ князя и Новгоръдескым, томоу вероу имите, пословъ нашими оусты молвяте к вам».
Торговлю псковичан с Ригою характеризует грамота псковского посадника Сидора в Ригу о выдаче рижанина (?) Нездильца. Грамота относится к началу XIV века и текст этого короткого документа следующий (в современной транскрипции): «От посадника Сидора и от Рагуила, и от всех сотских, и от всех псковичей. Зде Нездилько ваш во Пльскове с детьми торговал с Кумордою и не доплатил Куморде 20 гривен серебра, и полутретия гривны серебра. А Ивана Голова человека нашего ввел в поруку. А Иван (...) побежал к вам. И ныне учините правду — выдайте Нездильца поручнику. Зде наша братия и дети ваши торгуют и вводят люди добрые в поруку. И мы за виноватым не стоим. Или не выдадите Нездельца поручнику, то мы исправим в Плескове на вашей братии».
Здесь следует подчеркнуть сплошные сложные отношения между поручителем и истцом. И средства воздействия в том случае, если провинившийся не будет выдан.
Переписка Риги с Полоцком касалась не только жалоб и различных судебных разбирательств. Так, грамота Полоцкого епископа Якова, относимая к 1300 году, касается скорее просьбы о помощи, возможно потерпевшему Полоцку от неурожая или иных бед: «А ныне есмь суведал, любовь ваша правая с сыном моимь, с Витенемъ; такоже, дети, была любовь ваша первая с Полочаны, с детми моими, што вам было надобе, то было ваше. А ныне што детем моим надобе, того им не бороните; а ныне абы сте пустили жито су Полотеско».
В то же время и в этой грамоте епископ не преминул напомнить о том, что в случае надобности он не откажется выступать и в качестве судьи: «Аже будеть Полочанин чимъ виноват Рижанину, я за темъ не стою своими детьми, исправу дамь. Аже будеть Рижанин чимь виноват Полочанину, вы даите им исправну такоже».
Подтверждение валентности прежде заключенных мирных и торговых договоров иногда оформлялось в весьма краткие обобщенные подтвенждения. Таким была грамота Смоленского князя Александра Глебовича, относимая к 1300 году: «Како есте были в любви с отцемь моимь Глъбомь, и с моимь стрииемь Федоромь, тако будете и со мною в любви; а язь тоъже любви хочю с вами. Гость ко мнъ поущайте, а поуть им чист, а мои моужи к вам ъдуть, и поуть им чисто».
Противоположность только что процитированной краткой грамоте — не в меру обстоятельная грамота рижан — жалоба Витебскому князю Михаилу Константиновичу на него же самого. Написана примерно в том же 1300 году и как единственный в своем роде примечательный документ приводится полностью.
«Поклон от ратманов и от всех горожан ко князю Витебьскому Михаилу. И ныне пришли пред нас наши горожяне, ино нам поведали со великою жалобою, которыи были зимусь с тобою у Витебьсце както еси товар у них отъял силою и неправдою. То было и первое: был у тебе один детина, наш горожанин, а иногда не бывал у вас, тогды рать была Литовская под городомь, он же хотел у рать ити, девкы купити и взял мець с собою, по нашей пошлине. Тогды, идя путем, заблудил к монастыряви, и выскочившее 3 черньчи, жо четвертый человек иный с ним, ту его емъшю были и рвали, и мець вызетяли силою у него. И потомь, княжо, ты на другый день ем его, сковал еси и держял его еси до того же дне, а товара еси стял на 3 берковьскы воску. Княжо, то еси неправду деял.
Забыл еси, княжо, своего крестного челования, занеже сам ведаши, княжо, како не тако есть мир доконцан, на старый мир, и на том крест челован. Както нам вашей братьи правда дати, а обиды не створити, ни малу, ни велику; тако было и вам по крестному челованию обиды не створити, ни малу. Ни велику, нашеи братии правла дати, товара силою не грабити, человека не мучити без вины. Княжо, слышишь сам от своие братье, както ты, княжо, деешь. А се тобе поведываем другую обиду: за грехы пригодило ся так, княжо, се дела дружина у пиру пиюче друг друга заразил до смерти както тыи бои удеял ся, тогды он, убоя вся живота, утекл к тобе, княжо. Немчи жо, то увидавшие, ажо к тобе утекл разбойник, и пришли пред княжо Немчи и молися тобе: выдай нам разбойника. И ты, им выдал разбойника, потому, княжо, шол еси у разбойникову клеть, товар еси разбойников взял, в иных людий товар был тутожь, и то поимал еси, княжо, тоть еси неправду деял. Ты сам ведаешь, както те тако есть мир доконцан межи земле. Аже друг друга убиеть до смерти, а имуть того человека кто разбои учинил, тому дати вина, по его делу; а товар его свободен своему племени. И ныне мы молим ся тобе, абы тыи товар отдал его племени. А се тобе 3-ю обиду поведываем, про тую детину, что товар его был со разбойниковым товаром у клети, както поехал из Витебьска у Смоленск, получил жо у разбойникове клети волны жо овчины на 5 серебра. Он же у Смоленьще услышав, аже ты его товар со разбойниковым товаръм узял, и он убозе наконь въсед, поехал у Витебск, и молил ся тобе, княжо, абы ты его товар отдал, что еси взял с разбойниковым товаром из клети, то ты ему не дал. То еси, княжо, неправду деял. И ныне, княжо, мы ся тобе молим, както тыи товар отдал, что еси взял безъвиные вины сеи. Еще, княжо, мы тобе поведваем 4-ю обиду, у чомь то еси неправду деял, както ныне правду ставиеше както есме не чювали от отчов, ни от дедов, ни от прадедов наших. Аже ты велишь кликати, сквозе торг: гость со гостемь не торгуй! Княжо, у том еси неправду деял. Княжо, аже еси тако у своемь сердчи тоть то еси неправого думою думал. Будуть тобе, княжо, лишни людье тую думу подъдали, той не у честь тобе дали тую думу; то есть тобе, княжо, достоино, аже бы тые люди казнил, както быше инии людие бояли ся, кто лихую думу подъдаваеть. Княжо, нашь горожанин Фредрик продал человеку мех соли, и он услышал, ажо ты не велел гостеви со гостемь торговати, и обестил ся тебе, княжо, и ты ему велел продати, и он шел с темь человеком, соли весить, както еще, соли не весили. Твои дворяне стояли ту у дворе; у Фредика ключь взяли силою клетьныи, и пошли прочь. Потомь твои детьскыи Плос, пришед, рекл Фредерику: поиде ко князю. И он пошол к тобе, по твоему слову. И както пришол к мостови, рекл Плос: поиде семо, зде князь, не ведя его к тобе, княжо, жо к собе в ыстобъку, и ту порты с него снем за шию оковал, и рукы и ногы, и мучил его так, както буди Богу жяль. И потомь ты детьскые свое послав на его подворие, и велел еси товар его розграбити, на 4 капи воску. И ныне мы ся тобе молим, абы тыи товар отдал княжо. И сам ведаешь, ажо неправдою еси свое крестное челование забыл. И се наше 5-ю обиду поведываем, както немчи послали свое кове из Смоленьска у Витебеск, то ты, княжо, тые коне обизрел, и улыбил еси одиного коня, так тои конь был Герлахов, тоте ты его зотел без измены. Тии людье рекли: княжо, мы коня не дамы, ни продамы его, не смеем: конь Герлаков. И ты, княжо, давал еси на кони 10 изроев, и они не взяли. Тоть ты рекл. Княжо: даите вы мне конь, я вас провожю из Смоленьска и сквозе Кассилю, а учена хочю проводити с коньми и до Полотьска. Тоть дали тобе конь, по твоему слову, княжо, дал жо есть пристав, своего человека Прокопия, и приехал Прокопии к Смоленьску тои первое, и далее ему скорлата порт жо чатор. Прокопьево слово так: у которыи день вы будете готови, я с вами готов буду. В тыи жо день, по его слову, приготовили ся есме были, и рекли есме Прокопии: се мы готови, поедимь! Прокопиево так: не могу я из света во тму ехати. Прокопий, на конь свои усед, поехал у Витебьск, а вашю братию попустил. Княжо, тимь словомь не дослужил ся еси того коня. Аже бы ты у своемь слове стоял, а нашю братию проводил бы, мы быхом не поминали того коня. И ныне мы ся тобе молим, както отдаи Герлиху конь, а любь 10 изроев, что еси сам первое давал на кони, или того не даси, ни коня ни серебра, Герлах хочет своего коня искати, како мога. А се еще 6-ю обиду поведываем, про Ильбранта, что твои брат торговал с ними на 30 изроев: 17 изроев заплатил, а тринадьсят изроев не заплатил. И ниже, княжо, мы ся тобе молим: отдай Ильбранту товар, своего брата душе постерега. И ныне 7-ю обиду поведываем, какого было нашей братии поехати из Витебеска у Смоленеск, тогды Литва изьимала их на пути, у твоемь городе, княжо, вязяло их, и мучили, и товар отимали в них. А у твоей волости ся то деяло. Товара взяли ту на 70-ть гривен серебра корного, и на 3 серебра, княжо, тобе было тое обиды постеречи. Аже бы ся то деяло при отчи твоемь Костянтине, тая бы обида николи же была нашей братьи, как ся тогда удеяла. И ныне, княжо, мы ся тобе молим, както тем людем отплати ты товар, которым то деяло у твоеи волости и у твоемь городе.
И ныне, княжо, пришол пред нас шахмат жо Фредрик. И то нам поведал се жялобою, както если торговал с ним, и не заплатил. Княжо, то было тобе достоино, у кого купише, тому заплати, то они быть на тя не жяловали. И ныне 8-ю обиду поведываем, про весы, както слышим от своие братие, аже ты, княжо, лишнее емлешь, както есме не чювали ни из отчины, ни от дедов, ни от прадедов. И ныне мы ся вам молим всем сердчемь, княжо, както есть мир доконцаи и крест челован на старый мир, тако и ныне, княжо, отложи лишнее и всяку неправду: аже стоите старый мир, тако и ныне, княжо, отложи лишнее и всяку неправду: аже стоите старый мир, твердо, како доконцано. И ныне, княжо, то буди тобе ведомо: аже не отложише лишнего дела и всякое неправды, мы хочом Богу жаловати ся, и тем, кто правду любить, а кривду ненавидить. Мы свое обиды не положим, а боле не можем терпети».
Этот Инца (или Инча) Ольцять (или Ольчать) упоминается как рижский посол и в последующих новгородских грамотах. В грамоте князя Андрея Александровича и посадника Семена предположительно около 1301 года, в которой, кстати, имеется и такой немаловажный как для рижских, так и для немецких купцов пункт: «Оже будет не чист путь в речках, князь велит своим мужам проводити сии гости а весть им подати». О правах русских купцов здесь не говорится: очевидно, путь «нечист» за море и в Германию не предполагался.
Предположительно в 1301 году написана грамота великого князя Андрея Александровича об определении торговых путей.
«Се приеха Иван Бълый из Любка, Адам с Гочкого берега, Инчя Олчять (Хинца Холтзатус) из Риги, от своеи братии, от всъх коупъчь своих латиньского языка. И дахом им 3 поути горни по своиеи волости, а четвертыи в ръчках; гости иехати бес пакости, на Божии роучъ и на княжи и на всего Новагорода. Оже боудеть нечист поуть в ръчках, князь велит своим моужем проводити сии гость, а въсть им пъдати».
Предположительно в 1303 году написана грамота о возврате награбденного товара и выдаче разбойников.
«Благословение от владыки Феклиста и от посадника, и от тысяиъского и от всего Новагорода, и от всъх купьцов к пискупу к рижьскому Герлаку и к Ламбрату, и к всъм ратманом, и к всъм рижаном. Что избили братию вашю у вас и товар поимали, за то вам Бог помози, аже есте разбойников изыскати по христовному челованию. Правду держите, братеи нашеи товар даите и разбойникы, а тъ не будеть промежи нас ръци. А кто привезль грамоту сию, тому веры имате».
Для характеристики невзгод, возникающих на пути иноземной торговли новгородских купцов в Риге, ценный материал содержит грамота новгородского архиепископа Феоклиста, относимая исследователями приблизительно к 1300 году. Адресована она к «пискупу к Рижскому и к Герлаку и Ламбрату, очевидно, ратманам, которые названы после упоминания их имен: «Что избили братию нашу у вас и товар поимали, за то вам бог помози! Аже есте разбойников изыскали, то хрестному целованию правду держите, братеи нашеи товар даите и разбойникы, а то не будет межи нас реци. А кто привезл грамату сию, тому веры имате».
Для характеристики невзгод, возникающих на пути иноземной торговли новгород-ских купцов в Риге ценный материал содержит грамота новгородского архиепископа Феоклиста, относимая исследователями приблизительно к 1300 году. Адресована она «к пискупу к Рижскому и к Герлаку и Ламбрату, очевидно, ратманам, которые названы после упоминания их имен: «Что избили братию нашу у вас и товар поимали, за то вам Бог помози! Аже есте разбойников изыскали, то хрестному целованию правду держите, братеи нашеи товар даите и разбойникы, а то не будет межи нас реци. А кто привезл грамоту сию, тому веры имите».
Один из основных видов полоцко-рижской торговли был воск, столь необходимый в жизни как западного, так и восточного христианина. Воск, кстати, широко использовался и для освещения, поэтому архиважным был не только в религиозном культе, которому в те времена отводилось первостепенное значение, но и в повседневном быту зажиточной части населения, для нужд которых прежде всего и существовала торговля, которая уже в те отдаленные и по нашим соображениям примитивные времена, играла немалую роль в жизни и повседневном быту человека. Как торговать воском, как его взвешивать, оплачивать, браковать — обо всем этом исчерпывающе рассказывает грамота, относимая к 1330 году.
«Так охочем мы горожане с мештеремь: переже, како весити воск на скалвах, а вам чинити такожь, иъ тяжелей нашего полупуда тож товар, который въсити на скалвах, а язык пускати на товар; а коли товар на стану станеть, отступи прочь, а рукою не приймай; а въсцъви крест цъловати, каки ему право въсити, какий ни товар будеть. А Немцъм дати въсчего от бърковьска засушня от воску, от мъди. От олова, а соль въсити оу пудный ръмънь, от върковьска оузятии иему долгая, от рубля дати ему долгая. А в Ризъ Рускому купцъви от въса дати иему от бърковьска пол овря, от воску, от мъди, от олова, от хмълю; а соль въсити пуднымь ръмънемь, от бърковьска дати иему от въса любъцьскый и от гривны серебра любъцьский. А въсти чистый воск без подьсада, без смолы, без сала, как върх, тако испод. Ажо привъзеть нечистый товар, а нелюб будеть, поиехати иему назад со своимь товаромь, а свой князь тамо казнить иего. Аже найдуть оу Немъць нечистый товар оу Руской земли, пойти иему назад с товаромь оу Ригу, там иего свой князь судить».
Словарь к тексту: весче — весчая пошлина; долгая — какое-то количество взимаемой пошлины за провез товара; весить — взвешивать; посады — примесь.
17 мая 1338 года Ганзейские послы (от Любека, Готланда) в присутствии Дерптского епископа, магистра Ливонского Ордена, ливонских рыцарей Далена, Икскюля, Тизенгаузена, Левенвальда, Врангеля договорились с послами великого князя Филиппом и новгородцами Андреем, Филиппом, Павлом, Анисимом, Микулой о судьбе товара убитого Волоса: «ведаться со своим истцом – Гинзе Фельбергом». Если Гинзе появится «в подсудную местность», там его задержать и «дать на нем суд «по крестному целованию». Что касается Герборта, который «был с Волосом на том корабле» — «об этом вераться детям Волоса самим с Гербортом, а гостю дела до того нет». Если Герборт «приедет на эту сторону моря, будь то в Дерпт или Феллин, то известить об этом, а истцу ведаться с истцом». «А то что двое людей были убиты на Неве, дать в том суд купцам, по крестному целованию. А что немец был убит в Рождество, новгородцам дать в том суд».
В договоре предусматриваются и такие случаи, когда вспыхивают на территории Ливонии военные действия: «А будет после зло, убийство или другое побоище, гостю до этого дела нет, истцу ведаться с истцом, а гостю чистый путь без пакости и без рубежа, немецкому гостю и русскому. А будет у новгородцев война с королем шведским или с людьми датского короля, или с божьими рыцарями, или с епископом рижским, или с епископом эзельским, немецкому купцу дела до того нет. Чистый путь ему, и горой и водой, без пакости».
6 января 1342 года заключается специальный договор о торговле воском. От Риги при заключении договора участие принимал Лудеке Донинге.
«Немцам брать воск с примесью от новгородцев до дня святых Петра и Павла так, как до сих пор они брали, а после для святых Петра и Павла или больше не брать от новгородцев воска с примесью, который был бы смешан с маслом или с желудями, или со смолой, или с горохом ни в Новгороде, в Пскове, ни в Полоцке, ни в Юрьеве, ни в Риге, ни в Колывани, ни на Готском берегу. Немцам брать у новгородцев чистый воск таким, каким Бог его дает, с его собственной подсадой, какой он есть. Новгородцам не брать воска с примесями ни от низовых, ни от корелов. А будет что привезет кто-либо поддельный воск в Новгород и случится с ним что-либо из-за этого, то не жаловаться ему ни на кого, а только на самого себя.
Примерно 1350-е годы. От половины XIV века до нас дошел другой документ — договор Смоленска с Ригой, заключенный «по доконанию дедовскому» и по старым грамотам. Среди пунктов договора в контексте нашего исследования важно отметить следующее: правительство рижское обязывалось блюсти русских купцов в своих владениях как своих рижан.
В XV-XVI веках смоленская торговля утрачивает для Риги свое значение в связи с отдаленностью, неудобствами, связанными с волоком.
Некоторое время после 1350 года, но не выходя за пределы II половины XIV века, дошла до нас грамота Полоцкого воеводы Приж-кинта к магистру Курляндскому и Рижскому с просьбой отпустить на поруки трех человек. Грамота — важный документ для истории восточнославянско-рижских юридических отношений. Приводим центральную часть грамоты, излагающую самую суть дела:
«… Што же у нас простлъ Еремея на свои руки и всех ратьманъ и мы его пустили на местеревы руки и всехъ ратьманъ А ко реченому дни ему опять были. Тако же и азъ всевода и вси бояре и вси мужи полочане при симъ и молимъ ся и всемъ ратьманомъ што же бы есте пустили на наши руки тако трехъ чълъвъковъ Илью Лишняна, Павла Себезького, Якова Виховичького. На воеводины руки и всех бояръ и мужъ полочаны. А реченому дни имъ быти».
В январе-феврале 1392 года заключен «Нибуров мир», так прозванный по имени любекского купца Ивана Нибура. При заключении этого торгового договора участвовал и риж-ский посол Тилько Нибрюге. И в этом договоре речь идет о товаре, «что в Ругодиве поруб и против того товара повелел Новгород взяти товар своеи братии». Новгород «повелеша товар дати своеи братии: Федору, Михайле, Василию, Терентею, Сыену, Сидору, Ильиным детям, Ивану Нибур и Инце Вланьдерь и Федору Куру (куршу) — ведатися им самим с тыми истцами своими купцами, чего чей товар. «Теи товар, что в Ругодиве порублен – не у новгородских купцов, у Федора, Михайле, Василья, Терентея, Ильининых детей и у их другов; а то Новгород уведается с ругодивцы, кто у их товар поимали.
Новгородским купцам путь чист на Гоцькы берег по пискупле земли Юрьевского и по его городам».
Примерно 1399 годом датируется грамота наместника полоцкого к ратманам рижским, в которой рассматривается не затрагивавшаяся до сих пор проблема о правильности весов. Приводим ту часть грамоты, в которой отмеченная проблема дискутируется:
«Што же писали есте намъ о весу о солоном о том весумного было словъ и послы ваши были у нас а весы солоныи восковыи серебряныи отъ вас пришли к нам и мы ныне в тыи весы весим а привезлъ к нам весы Ивань Колинь и солоныи и серебреныи. А только вам не любы ваши жь весы и вы возмите свои весы а мы весимь въ свои весы въ старыи а што Иванъ правит воску Момотовъ ученик а тоте воскъ поимали чистои сотое Софьи а поимал тоже воскъ Иванъ Марков ученик да Кондрат Еремеевъ, Микула Романовъ у Повалда у Ондрона у Сорочьковича а передъ наместники полоцъкими перед Домонтом перед Васильемъ Дмитриевич перед Овдошъком Толъстоусович перед Терентъком Костянтинович Олександръ Лобъиничъ былъ Лука Попович, Климяга Мясникович и Игнатъ Немъчинович а Вильневъци были Семенъ Залотоверьхии Тильковъ сынъ Иванъ а рижанъ Иванъ Колинъ Ерофеи Федьковъ брат Захарья Кудрявыи а и нашего воску взяли были 9 круговъ и мы у них выимали из учановъ и ныне чанамъ на васъ боле жалоба въ вашихъ весехъ у Берьковьска Полупуда нетъ, а въ серебреных весехъ полузолотьника по хрестъному целованью што бы есте то поправили».
К концу XIV века относится также грамота вдовы полоцкого князя Андрея в Ригу о белке:
«…Што Федор Сорочьков привезл белъку ис Полотъска и поставил белъку у Федька а то е белъка наша. Отдате нашу белъку. А велели есмо продати белъку тую Проньку да Кольцу».
Опять обида! Около 1400 года Новгород-ский посадник Александр Фоминич посылает в Ригу Бориса Кижанинова «про его обиду» «и вы есте блыскали с местером».
Большие трудности в добывании своего денежного долга от рижанина Ивана «на Лютке» претерпел новгородец Данила Ондреев. О его злоключениях рассказывает грамота новгородского посадника Василия Никитича в Ригу (относится к XIV-XV векам), выдержку из которой приводим:
«Здесь нам бьет челом ваш брат (очевидно, купец) Данила Андреев, что ему взятии на Ивана на Лютке без рубле тридцать рублев и двадцать золотник на товаре и како был здесь от вас в новегороде послан Олексей и посадник и тысяцкий и купце говориле вашему послу о Даниле, что посылала есте Данилу с местеревою грамотою на Колывань. С местером с одиной пославице к посадникам и к ратманам. И Даниле грамотку отвезле от колываньскых посадников, и от ратманов к местерю и к вам, что Данила у Ивана у Лютке товара не взел и ваш посол Олексей повествовал посаднику и тысяцкому и купцам и всему Новгороду: Пошлите Данилу на Ригу, тамо ему исправа будет, а товара Лютки на половина у местеря, а половина у нас, и ныца послала есме своего брата Данилу к вам на Ригу, и вы нынеча Даниле исправу даите и товарец ему отдаите (...), а по городам ему не шлите црес его исправу, зандо брату нашему Даниле в тых ездех убойка много, а Даниле великы Новгород не мегеть».
1405 год. Разрабатывается новый проект мирного договора Литвы с Полоцком. За рижскими немцами сохраняются их прежние льготы.
В первом варианте договора значилось: «А мимо города Польтеск немецкому купцю не ходити, торговати немцем у Полотвец». Это значило, что и полочане могли торговать только в Риге.
Однако в самом договоре это место звучит совсем по-другому: «Полочане могут мимо Ригу у землю, а Рижане мимо Полтеск у земли, куда хочют, то на обе стороне межи нас водою и землею».
Богатый материал, организующий рижско-полоцкую торговлю, содержит грамота 17 мая 1405 года, которую приводим здесь полностью:
«… Потом Полочаном немечьким купцем с всем одиночъством за себе и за последних будущих доброю волею их пускати у Полочьку торговати, и с гостемь и с Полочаны все сполу, то будь мало или велико, во всякои торговли, какый ли ни был товар, ни какого чего выложено, без всякоя хитрости. Такоже мы хочем Руським купьцем у Ризе чинити. Потом Полочаном стеречи Немецьских купьцев, как своя братья, и право судити ему, и право деяти во всяком дъле, без всякая хитрости. Такоже мы хочем Полочаном у Ризе чинити. Потом аще которы Немьчин изъвиниться у Полочьсце, того Немьчина отослати в Ригу: ратьмане его судять по своеи правде, аже Полочанин извиниться у Ризе, ино его послати у Польтеск, и тамо его свои и казнить по своеи правде. Потомь держати Полочьки вес восковои берьковеск больши Ризького берьковьска пол пуда. А соль весити пудьным ременемь, по старому закону. А за которыи вес не право будеть, ино отослати у Ригу правити, по старому закону. А серебрены вес держати, по старому закону. А весьцем хрест целова, што им право весити на объ стороне, без всякяя хитрости, во всяком весу. А от веса узяти по старому закону. А мы у Ризе Руському купьцеви тако же чиним. Потомъ, ажь бы какое стало нелюбье межи местеря и князя великого Витовта, любо межю боярав, либо Куньдоров, либо риделев, либо дворянинов, на объ стороне, в тое купьцем не уступатися: купьцеви приехати, от ехати чисто всегды. Потом што починится у рубежи какое мешанье, то опрочь купьцев; а купьцем и тое не уступатися; знати истъцю истьца, во всяком дъле.
А сую грамоту нам, немцем, и вам, Полочаном, межи себе кръпко держати, по хрестеному целованью и по печатем, без ысякая хитрости…»
Новый договор полочане заключают с Ригой 21 июня 1405 года.
«Вам нашего полочанина стеречи, как своего брата немчина у Ризе. А торговати по старому закону всякую торговлю, купити, продати». Торговать немцам положено «с гостем литовское земли добровольно. А с новгородци немецькому купцю торговати, а промежи има ходити нашему полочанину, занеже нас новгородци не пустят у немечькии двор торговати без своего новгороца. А с москвичи торговати вашим немьцем также нашему полочанину межи ими ходити, торговати: занеже на нас москвичи тамьгу емлют. А восковый вес держати по старому закону, што же ваши берьковеск восковыи больши вашего берьковеска полупудом Ризьского весу; а сеоребрыныи весы Ризькии держати больши Полочькиих весов серебрыных полузолотником. А соль весити пудным ременемъ, а берьковеск солоный учинити у восковые берьковьск; а белки купити, а намет давати, а у двор не имати. А мимо города Польтеск немецькому купьцю не ходити, торговати немьцем у Полотьске, порозничи; а корьчмы вам у нас у Полотьсце не держати. А кони нам у вас у Ризе купити, на чем у верх ехати, а от ног не имати».
С каждым новым договором уточняются и отслеживаются условия ливонско-полоцкой торговли. В договоре 21 июня 1405 года находим новые уточнения и осложнения:
«… Вам вашего полочанина стеречи, как своего брата немчина у Ризе, также по томуже стеречи у Полотьсце. А торговати по старому закону всякую торговлю, купити, продати. Купити вам немцем у нас, у Полотьсце, немецькому купьцю пол берьковьска воску. По тысячи белкы. А торговати немецькому купьцю с гостем литовьское земли доброволно. А с Новьгороци немецькому купьцю торговати, а промежи ими ходити нашему полочанину».
Зафиксированные в Конисском договоре, подписанном в 1407 году Ригою и Полоцком, на долгое время устанавливается мир и правила немецко-русско-литовской торговли. Наследники Витовта лишь подтверждали договор, заключенный их великим отцом.
Было постановлено, что полочане в Риге не торговали малою торговлею, что называли «разницею». Полочане могут мимо Риги ездить в какую угодно землю сухим путем и водою. Если полочанин совершит какое-нибудь преступление в Риге, его отсылают для суда в Полоцк.
Большой интерес в этом договоре представляет точная регламентация самых мельчайших подробностей торгового процесса.
Соль в Полоцке должна весить (взвешивать) тем же весом, каким взвешивают воск. Теми же колоколами (гирями). Вес полоцкий будет больше рижского полпудом. Сперва рижане посылают свои колокола и скалвы. Половцы на свой счет, а потом, когда эти колокола сотрутся или изломаются, то уже полочане на свой счет посылают в Ригу для исправления эти колокола. Серебряные весы держать в Риге полузолотником больше одного рубля. Весовщикам целовать крест, что будут взвешивать справедливо, как одному, так и другому. Весовщику при взвешивании отойти прочь от скалв, и рукой не принимать, а весчую пошлину брать в Риге на полочанах, такую, какую берут в Полоцке на рижанах. Если случится тяжба между полочанином и рижанином, то истцу знаться с истцом, а другому никому в их дело не вмешиваться и за это «препятствии торговле не делати». Купцам будет путь свободен и во время усобицы между магистром Ордена и земельными людьми.
Сказанное отнюдь не означает, что полоцкая торговля в XV веке протекала «без сучка, без задоринки». Так 26 августа 1409 года нем-цы в Полоцке, русские в Риге были взяты под стражу и посажены «в погреб». Выпущены лишь после продолжительных переговоров, результат которых — новая мирная и торговая грамота князя Ивана Семеновича, полоцкого наместника, который сообщает о заключении с Ригой нового торгового договора.
Кстати сказать, в Риге полоцкие купцы не только были задержаны со всем их товаром, но один «человек» «казнен», а его «струг с товаром» у него отобран и «челядь» рижские «торговци» «без кун поимали». Князь требует отпустить полочан, их струги и челядь. Далее «которыи наши торговци восхотять на конех ехати, и конь к нам възведуть, тогды мы вашь товар отпустим к вам на низ, которыи поторгованный воск а бълку. А коль паки будут наши люди в нас и вси с товаром, што на струзъх идут, мы паки тогды весь вашь товар отпустим». Дальше идут обычные формулы мирных договоров.
Вскоре опять — кровопролитие, связанное с арестом немецких товаров.
И снова взаимно захваченные товары. О них договорная грамота 21 августа 1409 года. В переговорах на этот раз в Новгороде с посадником Фомой Есифовичем участвовали послы от Риги, Юрьева и Колывани Иван и Тидеман.
«Тот товар, что задержали у Германа, Тидемана и Ганса с их товарищами, — Антон, тит, Якун, Матвей, Гаврила, Авксентий с их товарищами, и положили в церкви св. Ивана, — тот товар Новгород вернул немецким купцам с их товарищами. Тот товар, что был задержан у новгородсктих купцов в немецких городах, немцы должны вернуть новгородским купцам и дать свободно вывезти». После обоюдной выдачи товаров, зла друг на друга больше не имели.
1414–1415 годы ознаменовались перемирием, которое через 5 лет было возобновлено, что обеспечило нормальное торговое сношение.
1417 год, ознаменованный двумя договорными грамотами с Ливонией (Ригой, Юрьевом, Колыванью) — одна грамота архиепископа Семена, другая — новгородского посадника Семена Васильевича, — повторяют обычные договорные стереотипы.
Ничего нового для изучения судеб русских купцов в Ливонии не дает и пространная договорная грамота Пскова с Ливонским Орденом 24 сентября 1417 года. В ней, правда, много фактического материала, освещающего военные позиции Пскова по отношению к Новгороду, Ливонскому Ордену и великому князю литовскому Витовту, анализ различных политических вариантов мирных и военных отношений Пскова с этими тремя державами, но торговые проблемы ограничены буквально одною фразою: «Послам и гостям и купцам чистый путь горою и водой с обеих сторон, торговать твоим гостям в земле магистра без вреда, по старому обычаю и по этому новому крестному целованию».
Иной характер носят грамоты в Ригу и Новгородского архиепископа Симсона и посадника Александра Игнатьевича (обе грамоты датируются 1418–1421 годами) о взыскании с рижских купцов Гинца Сассенбека («Зашемъбяк»), его брата Ортимья — местерова толка — 50 рублей за взятую белку у Олександра Труфанова (или Трифанова?). И архиепископскую и посадникову грамоту привез в Ригу Олексей Попович.
Во II половине XV века юридические и экономические проблемы русско-немецкой торговли настолько созрели, что потребовали нескольких грамот с изложением и попыткой решения этих назревших проблем. В грамоте «от бояр Полоцкых и от местичов, и от всего посполство прежде всего — снова о задержанных купцах и их товарах: «Што пишете до нас о своих купцех, што забавлены были в нас ваши купци, што про то был въздерьжал ваших купцев пан Ондрей, воевода Полоцкый, наш осподин. Што наши у Невгини были забавлены и посоромочены, и кони отойманы, а наши же кони, ино про то был пан Ондрей, воевода Полоцкый, ваших въздержал, доколе грамота исходить до Невгинска кунтыря. А как грамота пришла от Невгинского, и ваши купци поехали добри здраво, куды хто хочет. А што пишете до нас, жалуяся на нас, што ваших купцев не пустим мы ни до Витебьска и до Смоленьска, а ведь же панове, ведаете вы и мы што межи нас и вас есть старые записи, штоже нашим мимо Ригу а вашим мимо Полотеск чист путь, и водою и землею, куде хто хочет, ино, коли нас пустите, по старым записям, водою и землею, мимо Ригу, ино вашим чист путь мимо Полотеск, и водою и землею куде хто хочет. Аже вы нам поставляете один Юрьев против всее нашее дорогы, а ведь вам и нам сведомо, што не писан Юрьев у старих записех; и вы нам отлазите одним Юрьевом противу всее нашее дорогы».
В 1430 году со смертью Витовта началась 10-летняя борьба между Свидригайлом и Сигизмундом, что немало повредило нормальному ходу торговли, тем более что Ливонский Орден принимает активное участие в борьбе претендентов на престол, сражаясь то на стороне одной, то другой партии.
Договорные грамоты Великого Новгорода в лице его посадника, тысяцкого, именитых купцов периодически повторяются. Такие договорные грамоты составлены 16 июля 1436 года.
Лишь в 1439 году Сигизмунд утверждается на престоле и утверждает Кописский торговый договор.
40-е годы XV века. Преграды русским купцам в их немецкой торговле все увеличиваются. Все сильнее и реальнее преграждается путь к морю, а немцам — взаимно — в Витебск и Смоленск. Только когда рижский посол Герман Сундерн открыл для полочан вольный проезд через Ригу, полочане открыли немцам путь в Витебск и Смоленск. 1 марта 1450 года (среди послов — из Риги Иоганн Трерос), 1448 года (среди заключивших договор — «толк княжь местеров Индрик»), 25 июня 1448 года (среди заключавших договор — магистр рижский Гейденрик Финке, комтур Мариенбургский Гиндрик.
Другая грамота, восходящая примерно, к тому же времени, рассказывает о рижских происшествиях. Написана грамота от имени одного полоцкого начальника:
«…И зде как приехал есмь у Полотеск, и купци князя великого Полочане били нам челом, а поведают, штож князь вашь мештерь Полочанам у Ризе торговати не дал, а еще и товар у них пограбил, и суды отоимал, во князя вашого мештереве земли, что пеши пришли к Полоцку: такую им соромоту учинил; ино не им соромоту учинил, осподарю вашему князю великому соромоту чинит. А вашим купцом Ризским у Полоцку добровольно торговали и вы бы князю своему мештеру говорили, штобы князя великого купцом Полочаном товар их отдал, а торговати бы дал, как издавна была по старому, а не въсхочеть ли отдати, ино зде у Полоцку ваших купцов полно, и ны против велим товар у ваших забавити. А к нам бы есте отписали».
Не забыта в грамоте и Невгинская «конфузия»:
«А к нам бы есте отписали. А такжо у Невгини у Полочан товар трясут, а грабеж и гличами поставы колут, и вы бы и о том князю своему мештерю говорили, а к нам бы есте отписали против нашой грамоты. А Горман вашь нам на то слюбил и руку на том дал, што князя великого купьцом Полочаном у Ризе торговати доброволно, и за море путь чист, водою и сухим путем, как издавна бывало, по старому. А дасть ли пан князь вашь местерь купцом Полочаном за море путь чист, а у нас вашим купцам Ризским путь чист к Витебску и к Смоленску. А ваши записи старые у Полочан, а Полоцкии записи старыи у вас. А как Гарман вашь нам слюбил и руку дал, што нашим купцом Полочаном за море путь чист торговати, и мы, по тому слюбенью по Гарманову, ваших есмо купцов пропустили к Витебьску и к Смоленску, они ж и на Москве побывали. А как слюбите нам, што на ным, купцом Полочаном дадите за море путь чист торговати, водою и сухим путем. А мы ныне ваших купцов пропустим к Витебьску и к Смоленску по старому. А такжо послали есмо слугу своего Дашка и Полочан до Риги, своим делом, своими речми. А отсюле поехали водою, а оттоле ужо нелза ехати водою, замержете, и они собе там кони купят: ино прошю вас, своих приятелей, штобы есте их пропустили доброволно».
Более конкретны псковские грамоты этого и последующего периода. Грамота Пскова в Ригу, относящаяся к 1463-1465 годам, содержит жалобы на рижан, учинивших над новгородскими купцами: «Жалуются нам молоди люди купцини Иване да Кузма на вашего брата Иволта, что тот, не зная Бога, вдерниях наших купчин Ивана да Кузму 5 дней; а искал на них животу братии своего Ивана, что убил брата его слуга его жь; а искал на них чепи золотой, да дву ковшов серебряных, да кругу воску, да белке без числа, да полтреядчяти бочек вина, да 4 бочек меду пресного».
«Мы тому вельми дивимся, — выражает свое недоумение псковский князь Иван Александрович, — что теи Иволт не право чинит, что на наших правых людех ищет, цего у брата его и не было».
Князь предлагает свое объяснение происшествию: «Было это так. Как брата его убив, слуга тую же ночь жбегле, ино отсталошь у него полтретьядчьять боцек пива да 4 бочке меду сыценога. Ино тое пиво и мед поимали наши люди, кому был Иване виноват, а живот его за печятью лежал на городе. Потом, приехав Иволт просил у нас исправе головника, и животу, и пива и меду. И мы, обыскав, головника выдали и живот брата его; и он еще почял просити пива и меду. И мы поставили перед Иволтом тых людей, которыи имали пиво и мед за свои пенежи. Иволт, стоя, говорил так: мои брат не виноват был никаму жь. И мы отвечяли Иволту: мы тобе с тымы людмы суд дадим по псковскои послине. И он отвечял: яз приехал в Псков не тягатся. И вы, посадники рижкий и ратмани, не давайте вам таким збродням над нашимы купцинамы, чтобы опять не держял наших купцин никого. А надобно ему на тых людех искати, которыи поимали пиво и мед за свои пенежи, и он пусть едеть ко Пскову, мы ему суд дадим».
Грамота содержит и вторую жалобу: «Жялуются Иване Филимонове да Кузма Креневе на Ивана на Кортавого: взял у них 20 гривен, а взял перед судьею, перед Кортом, что на Кеской улице живеть». Характер этой жалобы в грамоте не раскрывается.
В 1466 году на полочан в Риге было совершено нападение (инсултиерт ворден, С. Меттиг) и пришли и грозили рижанам репрессиями. Архиепископ Сильвестр пишет королю Казимиру: в Риге всякие моряки из Германии и Северных королевств, которые днями и ночами пьянствуют по трактирам, побили таких же пьянчужек из Полоцка — в этом рижский магистрат неповинен. 12 лет длится спор и только в 1478 году заключается, наконец, мирный и торговый договор.
Так оценивал события Рижский архиепископ, а иначе полоцкие бояре и жители Полоцка в своем послании Рижскому магистрату о различных затруднениях, возникающих в торговле между двумя не всегда дружественными территориями.
«…Што пишете до нас о своих купцах, што забавлены были в нас ваши купцы, ино про то был въздерьжал ваших купцев пан Ондрей, воевода Полоцкый, наш осподин. Што наши у Невгина были забавлены и посоромочены, и кони отойманы, а наши же кони, ино про то был пан Ондрей, воевода Полоцкий, ваших въздержали, доколе грамота исходить до Невгинского куптыря. А как грамота пришла от Невгинского, и ваши купци поехали добри здрово, куды хто хочет. А што пишете до нас, жалуясь на нас, што ваших купцев не пустили мы ни до Витебьска и до Смоленска, а ведь же панове, ведаете вы и мы, што межи нас и вас есть старые записи, штоже нашим мимо Ригу чист путь, водою и землею, а вашим мимо Полтеск чист путь и водою и землею, куде хто хочет; ино, коли нас пустите, по старым записям водою и землею, мимо Ригу, ино вашим чист путь мимо Полтеск, и водою и землею, куде хто хочет. Ажь вы нам поставляете один Юрьев против всее нашее дорогы. А ведь вам и нам сведомо, што не писаи Юрьев у старых записех; а вы нам отлазите одным Юрьевом противу всее нашее дорогы. А што пишете до нас про давные должныкы, ино ведь ведаете сами, што истьцю истьца знати; а наш осподин, пан Ондрей, воеводы Полоцкый, нашим купцам дает децкых, а велит правити. А што нам пишете, што ся нам кривды чинят у вашеи земли, а либо у бискупове, а либо у котором городку, ино сами и ведает, што нам ни с чым записей нет, лишь вас; ино того деля нам пишем, штобы есте говорили князю мештеру и князю бискупу, штобы нашим не было шкоты на дорозе, великый король, жаловал вас по старым записем, ино ведаете же, панове, сами, што мы в старых записей не выступаем ничего; ино хочете ль нас пустити мимо Ригу по старым записем, водою и землею, и вы нам отпишите с сим чаловеком, хто вам сию грамоту дасть. А через то будто здорово».
В этом документе примечательно несколько моментов. Прежде всего, важна констатация задержания полоцких купцов с их товаром и стругами в Невгине-Динабурге. Следовательно: не одна Рига была тем местом, где торговали полоцкие купцы.
Далее примечательны упоминавшиеся высказывания: если рижане не пустят полочан «мимо Риги», то и для рижан путь в Витебск и Смоленск будет закрыт. То, что рижане разрешают полоцким купцам посещать Юрьев — этого еще мало для разрешения свободного пути в Витебск и Смоленск.
Во второй грамоте новая мысль: «Сором полоцким купцам — сором самому князю». И в этой грамоте упоминается тот же самый конфликт в Невгине, о котором говорилось в предыдущей грамоте.
Во время этих дискуссий в 1470 году рижане пишут в Данциг, что не могут допустить полочан плыть за море. Вольный путь таким образом — предмет вечных споров и с годами он становится все актуальнее. Одновременно Рига ограничивает и ганзейских купцов в областях Западной Двины.
В 1480 году Псковский князь Василий Васильевич жалуется польскому королю Казимиру на притеснения торговых людей, на нападение рыцарей Ливонского Орднна на Псковские пригороды, на захваты пленников: «Князь местер, пришед на миру, на крестном целованьи, и на землю святое Троицы, на отчину великих князей, два пригороды псковских выжгли, волости пожгли, хрестианство пересекли и в полон свели. А нынечи нам слышаны, што деи кеязь местер тобе, нашому господину, честному королю бьет чолом на отчину великих князей, на Псков, а просит у тебе силы помоч на Псков. А сам будучи виноват перед Псковом; и ты бы, господине, великий и честный король, силы князю местеру в помоч не давал на Псков; а отъчина великих князей тобе, своему господину, честному великому королю, и посадники псковские и старые посадники псковские и сынове посъчичьи, и бояре, и купцы и жителе житие люди. И весь Псков чолом бьет.
Вторая жалоба: «Князь местер наших пскович полонил, и тые наши полоняне псковичи через твою литовскую землю бегают ко Пскову из Немецкое земли и Литва тых полоняников ко Пскову не пускают забавливают у себе; и ты бы господине, пожаловал наших полонянуков пскович своим не велел приимати. А мы тобе своему господину чолом бьем».
К концу XV века ганзейское влияние подходит к своему концу. То огромное, всеохватное и всеобъемлемое влияние, которое оно имело в 1383 году и предписывало свободную торговлю и плавание по Двине только для Ганзейских купцов, давно миновало.
Следует, однако, отметить, что и во время ганзейского влияния в Риге, вопреки запретам, русским купцам были открыты кредиты (об этом красноречиво рассказывают «Долговые книги») особенно под воск и белку (меха).
И в других случаях в отличие от Новгородских строгих регламентаций и в отношении торговли, и в отношении купеческого быта в Полоцке и других Двинских ганзейских конторах господствовала относительная свобода. Все же в XV веке полочане в Риге занимались только оптовой торговлей. И единственное, что свято блюлось — право свободного приезда и отъезда даже во время очередных военных схваток между Литвой и Орденом.
После закрытия Новгородской конторы в 1496 году русская торговля концентрировалась в Риге. Полоцкий рынок также перемещается в Ригу. Единственное правило, которое свято блюдется — это запрет торговать гостя с гостем.
Как выглядела, как регламентировалась торговля русских купцов в Риге в XVI веке в период русско-литовских противостояний?
С. Соловьев приводит документ, рассказывающий о том, какие преграды могли возникать на пути русской торговли в Ливонии со стороны полоцких властей. В 1502 году жители Витебска жаловались польскому королю на наместника Станислава Глебовича: «От каждого струга, отправляемого в Ригу, берет по десяти грошей; когда шлет свою золу в Ригу и велит там менять ее на соль, то на каждый мещанский струг накладывает по меху своей соли, а кто из мещан не захочет брать этой соли, с того берет по десяти рублей грошей (Соловьев С., 170).
Начало XVI века. Постоянные военные схватки русичей с ливонцами. «Довольствовались, — пишет Карамзин (II, VIII, V, сноска 157), — единственно купеческими связями».
После очередной победы над Ливонским Орденом в XVI веке русские включают в мирный договор такой пункт: русским купцам разрешается торговать во всех Ливонских городах.
И все же попытки заключить новые торговые связи делаются постоянно и теперь. Новгородский наместник Василий Шуйский и Морозов заключают в 1514 году мирные условия с Ганзой. Установили, чтобы россиян судить в Германии (в том числе и Риге, Вендене) как немцев; не показывать без ведома наместников велико-княжеских; не лишать вольности без суда.
«Торговать бы волен всяким товаром без вывета, а которые церкви русские и купцы в немецких городех, и те очистити по старине, а и не обудети. Купцу новгородскому ездить в немецкую землю с товаром горою и водою путь чист. А купит немчин у новгородца воск, а будет воск не чист, и ноугородцу тот воск обменити. А даст немчин серебро; а будет нечисто, и немчину то серебро обменити; а учнет продавати немчин соль и сельдь и мед в ласт, ино весчего нет, а ласт или продавати и купити по старине не скупо. А похочет ноугородец товар класти с немчином в ладью или в бусу в одном месте, а доспеетца притча на море, ино делитесь по товару, что останетца по крестову целованью; а задерет на море Новогороду к бусу ветром, да прибьет к неметцкую к новогородцкой земле, и те бусы обыскав отдавати на обе стороны без хитрости имати от тех бус перейма от 10 рублей по рублю. А дойдет ноугородец до казни в семидесяти гордех, ино его не казнити, а обослатись с наместники Великого Новагорода; а наместники пришлют в Ригу и в Юрьев и в Колывань человека два или три добрых, и нам перед теми людьми Ноугородцу туто и управа учинити. А взыщот Ноугородец на немчина, а досудят до целования, ино целовати ответчику. А в немецких городах судити ноугородца как своего ноугородцы. А порубу не бытии на обе стороны ни в Клешку, ни в погреб без суда не сажать, ни ковати».
Последний документ о торговых отношениях ливонской Риги с полоцком относится к 1553 году. Причина упадка торговли — начало военных действий.
В 1554 году ливонские послы сулили «восстановить» наши древние церкви вместе с католическими, опустошенные фанатиками нового лютеранского исповедания в Дерпте, Ревеле и Риге: за что еще отец Иоанн IV грозил ливонцам, сказав: «Я не папа и не Император, которые не умеют защищить своих храмов». Торговлю объявляли свободною по воле Иоанна, которому жаловались купцы ганзейские, что правительство Рижское запрещает ее купцам ввозить к нам металлы, оружие, доспехи, и хочет, чтобы немцы покупали наше сало и воск в Ливонии.
Ливонская война — это не единовременное событие, а целая эпопея, вбирающая в себя также немало исторических памятников — документов, касающихся также и торговли. Так, в капитуляционном договоре Дерпта, помеченного 18 июня 1558 года, 9-м пунктом было записано: «Иностранные купцы, немецкие и русские, не могут торговать в Дерпте непосредственно друг с другом (гость с гостем), а только с дерптскими горожанами» (Карамзин).
Вообще-то в период Ливонской войны (1558–1583) «русская торговля» стала ограниченной. У русских купцов отняли подворья и склады для товаров. Прекратилась ли торговля во время военных действий вообще? Никаких определенных материалов пока не обнаружено. Однако надо полагать, что во время неоднократных кратковременных передышек, когда возобновлялись, хотя иногда возобновлялись непродуктивные мирные переговоры, могли быть и какие-то торговые сделки. Особенно относится это к периоду между первым и вторым эпизодом войны (60-е и 70-е годы).
Не найдены также материалы, проливающие свет на вопрос — какую роль торговые люди играли в деле снабжения армии теми продуктами, которые нельзя было добыть мечом или копьем, а также ту часть мирного населения, которое питалось не тем, что сама выращивала или находила. Разделяли ли немецкие купцы участь многих, взятых на саблю городов — продажу в рабство? Как распределялись рыцари с русскими купцами в городах, возвращенных ордену?
