Сергей Мазур:
Я думаю, нужно продолжить путешествие в вашу биографию, в чем-то хрестоматийную для директора школы. Как вы попали в Елгаву и что там произошло?
Александр Городинский:
В Елгаве я оказался после увольнения из Калупе. Меня приняли в профтехобразование, министром тогда был Янис Александрович Калейс — не устану повторять: выдающийся лидер, который понимал людей, умел создать удивительно благоприятную для работы и творчества обстановку.
Янис Александрович предложил на выбор несколько училищ. Я выбрал худшее по официальным показателям. Он удивился и говорит: «Почему такой выбор? Ведь Елгав-
ское училище на учете в ЦК КПСС по преступности и другим проблемам. Есть училища с хорошей репутацией, где директора в расцвете славы ушли на пенсию, и ты спокойно можешь на их лаврах продолжать работать».
Я сделал свой выбор, чтобы скорее забыть Калупе, ведь там я потерял не просто работу, я потерял дружную, хорошую семью — около 300 детей: я потерял целый мир. Представляете, десять лет подряд прожить в кругу любящих и почитающих тебя, в атмосфере добра и творчества, где чувствуешь себя нужным и ответственным человеком. Для меня это была трагедия... Так инспектор министерства Хоромецкий привез меня в Елгаву.
Сергей Мазур:
Вы, директор, которому постоянно приходилось противопоставлять себя обстоятельствам. С какими проблемами вам пришлось столкнуться в Елгаве в первое время?
Александр Городинский:
Сложнее всего было переносить неэтичность взаимоотношений, грубость, подсиживание друг друга, равнодушие. Я уже забыл, что такое возможно в жизни. В Калупе мы жили, можно сказать, как в раю.
С другой стороны, в Елгаве встретились с такими же проблемами, как в начале работы в Калупе — преступность, запущенное хозяйство. В отличие от интерната, ученики здесь жили дома и под присмотром оказывались только во время уроков, которые посещались, как попало.
Первое время трудно было организовать работу педагогов — опытных учителей, знающих предмет и психологию, в училище в то время не оказалось. С учениками у меня никогда проблем не возникало — ни там, ни здесь, ни в Америке. Первый год пришлось многое организовывать и работать не столько учителем, сколько руководителем. Разумеется, пригодился опыт отца и методы, приобретенные в Калупе.
Надо сказать, меня поддержало городское начальство и министерство. Нам не мешали, любые проблемы разбирали справедливо. Когда я приступил к работе, министр сказал: «Мы тебя не будем ограничивать. Если уволишь всех работников — поддержим, если оставишь половину коллектива — будешь герой. Только следуй правилам и законам. «Подзалетишь», тебя никто не спасет, сам будешь выпутываться».
Средства на ремонт тоже выделили. Ведь училище стояло на учете в ЦК КПСС — нужно было срочно улучшать обстановку. Считаю, условия создали для работы идеальные.
Конечно, появились недовольные. Они начали пользоваться древним и проверенным методом борьбы — клеветой, жалобами, саботажем, угрозами мне и семье по телефону. Из почти ста работников таких было только человека два, может три, не больше. Мало кому нравится работать в школе, про которую ходит дурная слава.
Сергей Мазур:
Педагог в чем-то утопист. Вспоминаются слова французского социального мыслителя XIX века Шарля Фурье: «... воспитание имеет целью осуществлять полное развитие физических и умственных способностей, применять их все, даже развлечения, к производительному труду».
Почти 200 лет прошло после Фурье. Но попробуйте скрыть фамилию автора, сочинившего эту фразу. Кто разберет, где слова утописта, а где современного директора? А ведь поменялось общество, изменились ученики, преподаватели, стандарты обучения, но строй мышления, кажется, остался тем же. Руководители образовательных учреждений говорят все о том же: об идеальной модели школы.
Мне импонирует подход А.С. Макаренко в «Педагогической поэме». У великого педагога стремление к идеальной школе сочеталось с анализом ситуации. Он, по крайней мере, знал, с кем работает. Уже в приложении к «Педагогической поэме» А.С. Макаренко разместил главу «Типы и прототипы персонажей «Педагогической поэмы»». Екатерина Григорьевна — педагог нового типа, Лидия Петровна — сторонница нового воспитания, Халабуда Сидор Иванович — представитель утилитарно-хозяйственной педагогики и т.д.
Чем запомнилась работа в первые годы?
Александр Городинский:
Мы сумели построить в течение года великолепный мир в Елгаве, и уже через год или полтора переименовали училище № 45 в Технический лицей. Сменили не только название, всю систему образования и организации. Мы создали лицей, где сочетались наука, практика, философия, искусство и профессиональная подготовка. Подобного учебного заведения я не встречал до сих пор: ни в Европе, ни в Азии, ни в Америке.
В лицее студенты обучались по более тридцати профессиям, в том числе таким, как гувернер или домашний учитель, реставратор, декоратор, руководитель малого бизнеса, строитель, автомеханик. Были открыты группы, в которых ученики получали знания на уровне второго университетского курса включительно; масса вечерних групп, где можно было обучиться простейшим профессиям.
В это же время для учеников мы создали много различных внеурочных мероприятий, которые потом выросли в самостоятельные «школы», со своими собственными программами и планами работы, со своим бюджетом и организационными структурами.
Под «крышей» Технического лицея действовал ряд спортивных школ. Наши каратисты, боксеры, футболисты, картингисты имели достижения на чемпионатах Союза и Европы.
Для учеников, склонных к интеллектуальной деятельности, у нас заседал каждый понедельник философский клуб, которым руководил Семен Зайчик. Туда собирались философствовать, почти как в Античной Греции. Только в отличие от Античности мы пили чай вместо древнегреческого вина. Ученики старших классов были ответственны за подготовку этих «симпозиумов».
Кроме этого, представьте себе, у нас были группы детского садика, уникальная частная школа, работающая по авторской программе и методике, где реализовались эффективные инновационные методы, короче говоря: истинное искусство образования. Частная школа стала лауреатом премии Сороса за новаторскую методику. Даже спустя двадцать лет система образования, действующая в нашей частной школе, является инновационной.
Через два года к нам за обменом опытом приезжали из развитых зарубежных стран. Наши учителя были известны не только в Союзе, но и в Европе, в США (это было еще до развала СССР).
Сергей Мазур:
Что в это время происходило в Калупе?
Александр Городинский:
В Калупе, к сожалению, прекратилась та педагогическая работа, которую мы успешно создали... Нет смысла анализировать почему — это печально и банально.
...До сих пор какая-то неведомая сила тянет меня в Калупскую школу-интернат, которой давно уже нет. Помню, мы с учителями, которые переехали работать в Елгаву, когда у нас что-то очень хорошо получалось в лицее невольно восклицали: «Ну, прямо, как в Калупе!» Это означало — очень хорошо.
Сейчас понимаю, спустя несколько десятилетий во «вселенском» смысле, я более всего был востребован именно в Калупской школе как человек, как психолог и педагог, как методист...
...Через год после увольнения я съездил на выпускной вечер к своим калупским ученикам и не узнал ни здания, ни территории, ни учеников. Больше туда не ездил. Знаю, что через несколько лет детский дом закрыли. Меня поразило: за год можно разрушить такую мощную и стройную систему, в том числе — атмосферу, дух. Когда же в 1991 году буквально за несколько месяцев разрушилась вся страна — я понял: такое возможно и в масштабе одной школы.
Сергей Мазур:
Как вам удалось столь быстро изменить отношение к работе учителей и работников в Елгаве?
Александр Городинский:
В Елгаву приехали вместе со мной несколько прекрасных учителей из Калупе (их тоже уволили в силу того, что они защищали наши идеи). Без них, конечно, такого рывка не могло быть в лицее.
О, это выдающиеся педагоги, которые способны решать любые педагогические проблемы. Юрий Галицкий — он сейчас в Германии продолжает свою уникальную педагогику; Федоров Алексей, Висанте Маргарита — они в Испании; Яковлева Ираида, Салмина Татьяна (не знаю их судеб).
Вначале эти учителя на новом месте переживали серьезные трудности, возможно даже больше, чем я, поскольку у меня хоть какая-то была власть — они же были рядовыми учителями. После Калупе для них Елгава предстала как возвращение на несколько сотен лет назад.
Сергей Мазур:
Сообщество ведь одним упорством не возникает. Еще раз хотел бы прибегнуть к аналогии с социальным утопизмом. У Сен-Симона в «Теории общественной организации» сообщество возникает не в результате свободной деятельности индивидов, а благодаря научному проекту. «В новом политическом строе единственной и постоянной целью общественной организации должно быть возможно лучшее применение для удовлетворения потребностей человека знаний, добытых науками, искусствами и ремеслами, распространение этих знаний, их совершенствование и возможно большее накопление, словом, возможно более полезное сочетание всех отдельных работ в области наук, искусств и ремесел». При таком порядке вещей исчезают три основных порока: произвол, неспособность, интрига. Сообщество, таким образом, может быть быть построено только на рациональных основаниях. Так у утопистов. А как обстояли дела у вас?
Александр Городинский:
Мы создали благоприятные условия для творческой работы.
Ведь подавляющее большинство учителей в любом коллективе предпочтут работать творчески. Настоящий учитель — это мастер и творец, создатель, если угодно — художник.
Главное понять это. Я это понял еще в детстве, наблюдая, как работали мой отец и мать. Дай возможность художнику быть художником, помогай ему, оберегай его от неприятностей — и все получится. В этом основная задача директора школы.
Помню, когда меня первый раз представили коллективу, учителя приготовились слушать доклад на час-полтора. Тогда же я сказал только одну фразу: учительствование — более сложная и более системная творческая деятельность, чем любая другая. Потому что учитель ответственен за будущее, и его ошибки дорого стоят. Учитель должен быть одинаково прекрасным ремесленником и художником. При таком сочетании ваша работа принесет вам удовлетворение и радость. Как этого достичь — мы с коллегами вам покажем.
После этого мы сразу системно приступили к решению всех вопросов «строительства» коллектива. Не по очереди и долго, а сразу и в комплексе. Если бы решали насущные вопросы по очереди, то нерешенные проблемы «убивали» бы решаемые.
В комплекс первостепенных решаемых вопросов входили изучение философии, педагогики и психологии, этики, методики. Так же решили формально-организационные вопросы по созданию необходимого комфорта в работе учителей. Системная деятельность определила успех.
Для этого в Лицее создали «Открытый Университет Учителей» — научно-практическая лаборатория педагогики и психологии. В нашем университете была своя программа, расписание, практические работы. В этом университете на добровольных началах проводили практические занятия и читали лекции известные профессора: Мауриньш, А. Алексейчик, Н. Шерстинников, Б. Хасан, Г. Бреслав, В. Слободчиков, Л. Пэкс, Рудзитис и многие другие. Мне трудно вспомнить все имена. Потом, когда стало возможным, приезжали профессора из Европы и США.
Наш внутришкольный университет сотрудничал с «Высшей Педагогической Семинарией», которой руководил Гершон Бреслав и с «Елгавским университетом», с кафедрой педагогики и психологии, которой руководил Лудис Пэкс.
Уровень подготовки, которую наши учителя получали в Лицее, можно сравнить с аспирантурой. Кроме того, пять раз в году проводились международные научно-практические конференции.
Сергей Мазур:
Извините, Александр. Сравнение с утопией напрашивается само собой. Слова Сен-Симона из «Письма Женевского обитателя к современникам» можно вложить в уста любому современному «передовому» директору школы. Напомню их: «Всю жизнь я очень деятельно наблюдал и размышлял, и целью моих трудов было ваше счастье». Там же : «Со своим проектом я обратился непосредственно к человечеству, так как оно в целом должно интересоваться им, но я вовсе не предавался безумной надежде, что оно сразу займется его осуществлением; я всегда думал, что успех зависит от более или менее энергичных дей-ствий». В Латвии тип директора-утописта, в чем-то с долей авантюризма можно было встретить в конце 80-х, начале 90-х гг. Сегодня, как мне кажется, преобладает тип директора- предпринимателя и чиновника. Если описать строй мышления директора-чиновника, то в нем строго отделяется декларативная часть от прагматической. В декларативном аспекте, как принято, речь будет идти о развитии, инновации, личности ребенка — то есть о тех вопросах, которые директора по-настоящему не интересуют. Прагматическая часть миро-созерцания связана со стремлением к карьере и предпринимательству. Понятно, что преподавателей такой директор подбирает преимущественно по формальным критериям.
Александр Городинский:
Учителей нам не нужно было собирать — они там работали. Создали правильные условия для педагогической деятельности и таланты раскрылись очень скоро. Кроме тех, кто приехал из Калупе, остались почти все, кто уже работал.
Через месяц меня вызывает министр с кадровым отчетом. Он думал, я приеду с длинным списком увольняемых, а я привез приказ об увольнении только одного человека. Калейс долго смотрел на меня и говорит: «Как? Всех оставляешь?» «Да, — говорю, — попробую изменить обстановку». Реакция министра оказалась совершенно неожиданной. Он встал из-за стола и по-отечески обнял меня, ничего не говоря.
Сергей Мазур:
Невозможно долго удерживать специалиста на очень низкой зарплате.
Александр Городинский:
Очень просто. Мы создали достаточное количество экономических объединений в лицее, именно столько, сколько требовалось, чтобы оставаться независимыми от внеш-
них обстоятельств. Это помогало в 90-е годы решать проблемы. Наши бригады работали в разных областях, принося прибыль. Строительные бригады работали по всему Союзу, а когда приоткрылись границы, и в Европе.
Учителя в лицее хорошо зарабатывали, у нас не случалось, чтобы не выплачивали зарплату. Если вдруг не хватало денег в министерстве — наш «хозрасчет» выручал. Из «хозрасчета» учителя получали хорошие премии. Мы постоянно путешествовали — ведь учителю необходимо расширять свой кругозор, иначе он отстанет от жизни.
Чтобы учителя спокойно работали и не волновались о «хлебе насущном», в лицейской столовой организовали продажу по низким ценам продуктов. Элеонора, к тому, что она была просто фантастический шеф-повар, к концу дня для желающих готовила по заказу пакеты. Это удобно, тем более, что было время, когда и за деньги в магазине не все можно было купить.
Плюс к этому мы открыли в лицее магазин товаров и одежды, где учителя могли заказать нужные для себя вещи.
Сергей Мазур:
Была ли преемственность в вашей работе от Калупе до Елгавы?
Александр Городинский:
В Калупе мы создали уникальную методическую систему индивидуальной работы по развитию мышления и формированию самодостаточной и свободной личности. До сих пор я не знаю, где бы в мировой практике успешно существовала подобная образовательная система. В Елгаве, работая вместе с учеными, мы довели ее до совершенства. Эта система позволяла успешно обучать и развивать каждого ученика. При этом учитель являлся носителем и владельцем целого набора уникальных педагогических систем.
Что бы эта система успешно работала, мы создали настолько комфортные условия для учащихся, что в лицее вопросы дисциплины и посещения вообще не возникали. Так- же было в Калупе — у нас дети не убегали из детдома, наоборот, были случаи, когда родительские дети убегали к нам в детский дом.
Сейчас в развитых (в смысле образования) странах подобные образовательные системы успешно развиваются. Не зря профессора из Европы, США, других стран увозили из нашего лицея горы видео- и письменных материалов о нашей работе.
Печально, что у меня не хватило сил и умения сохранить такие уникальные школы...
Сергей Мазур:
Образование — двойственный феномен. С одной стороны, оно связано с административными механизмами: законодательной базой, финансированием, стандартами, кадровой работой, политикой образования и проч. С другой стороны, суть образования в педагогике. Конечно, не в университетской дисциплине, которую преподают на педагогических кафедрах. Каждый учитель знает — это все не по-настоящему. Никакой педагогики в школах нет, она ею не интересуется. Педагогика нечто индивидуальное. Ее невозможно «впихнуть» в рамки того или иного административного проекта. Поэтому философию образования, мне кажется, необходимо искать именно в педагогике, а не в чем-либо другом. Философию трудно свести к одному единственному критерию. Ее можно обрести в великих философиях прошлого, например, в античной философии. Или увидеть в образцах высокой культуры, к которой, безусловно, относится мировая литература. Иногда педагогический смысл обнаруживаешь в абсолютно антипедагогических явлениях.
Недавно посмотрел фильм известного российского режиссера Андрея Звягинцева «Возвращение» (2003). Вот слова из рецензии о фильме: «В семью, где растут два мальчика, возвращается отец (из ниоткуда, из самой смерти, из Чистилища или с небесных сфер — из Иного), везет сыновей на рыбалку, где внезапно погибает. По ходу путешествия мальчиков преследует иррациональный страх, недоверие к «отцу», интуитивное предощущение сокровенной тайны. Герои прибывают на остров, где должна свершиться мистерия инициации: отец уйдет, проведя души юных героев через невыразимые метафизические переживания к новому, «мужскому» состоянию».
Просматривая фильм, мы понимаем, насколько абсурдны слова рецензии. Уже к взрослым детям возвращается отец и начинает их «воспитывать». Негуманность и антипедагогичность такого поведения приводит к тому, что мальчики начинают ненавидеть своего отца. В чем же здесь смысл? Может быть в том, что человеку нужны испытания, «встряска», которые только и могут привести его к изменению. Разве такое возможно в школе?
В чем заключалась ваша философия?
Александр Городинский:
Философия Лицея была такова: важно, чтобы человек нашел свое место в жизни. Мы учили своих учеников критически мыслить, жить, если сказать просто, в тех условиях, в которых они окажутся по судьбе. Мы учили наших учеников общаться с людьми, находить наилучший путь в жизни. Сейчас эти вопросы ставятся и решаются перед образованием во всем цивилизованном мире. Ведь готовить учеников по одной программе и для схожей деятельности, скажем, рабочими у станка, уже не актуально. Миссия школы, как заведение, где передаются и транслируются знания — тоже уже не актуальна.
Сергей Мазур:
Вспомните какой-нибудь интересный случай.
Александр Городинский:
Один из таких педагогических эпизодов произошел в самом начале моей карьеры. Надо было дать понять ученикам, что они нормальные люди, не преступники, как их называли. Для этого требуется настоящее дело — серьезное и ответственное. В 1986 году произошло землетрясение в Молдавии. Вся страна помогала восстанавливать республику. Мы также решили помочь пострадавшим и поехать в Молдавию с отрядом строителей. Из опыта в Калупе известно, чтобы изменить имидж, нужно не просто собрать детей на митинг и сказать, «давайте жить дружно». Надо поручить им какое-то конкретное дело.
Елгавское училище (в народе «сорокапятка») имело плохую славу и туда поступали с такими словами: «если будешь плохо учиться — пойдешь в сорокапятку; если ни на что не способен — тебе в «сорокапятку»; если хочешь подготовиться к тюрьме — иди в сорокапятку».
Прихожу с планом к министру. Он внимательно выслушал, потом говорит: «Как? Такая преступность в училище! Ты что, сам в тюрьму захотел?! У тебя отчет в ЦК КПСС следующим летом о проделанной работе, а ты собираешься со своими хулиганами еще прибавить проблем?!» Я говорю: «Это великолепный способ дать возможность ребятам реабелитировать себя».
Калейс удивился и говорит: «Давай попробуем. Но имей в виду, если будут какие-то неприятности, расхлебывать придется тебе самому».
Получив разрешение, сказал ученикам и учителям, что у нас есть возможность, проявить лучшие качества. Дети удивились такому доверию (что думали учителя — можно только догадываться).
Мы собрали парней. В бригаде оказались почти все, кто стоял на учете в милиции (а у нас других и не было).
Перед самым отъездом произошел еще один увлекательный эпизод. В шесть часов утра надо было быть в Рижском аэропорту. А в эту ночь ребята «отметили» такое событие хорошей дракой — стенка на стенку: летающие стулья, кровь по стенкам — все, как положено в «голливудских фильмах» — ничего нового. Помню, какое у меня было отчаяние...
Главное было не в этом, а в следующем: я собрал всех в аудитории (не знаю, откуда взялись силы и слова) и поговорил по душам. Смотрю, стыдно им стало, многие пацаны даже заплакали... Тогда я впервые понял, что смогу найти подход к этим хулиганам.
Одним словом, мы помирились, пару часов поспали, замазали, чем могли свои раны, и когда сели в автобус, все были трезвые, как стеклышко, как будто в жизни никогда не пили.
Приехав в Молдавию, через месяц эти ребята заняли первое место среди всех стройотрядов. О нашей бригаде написали во всесоюзном журнале.
В день возвращения ребят мы устроили им прием, как космонавтам. Тогда я второй раз видел слезы на их глазах. Потом они мне признались, что в жизни плакали два раза: первый раз перед отъездом в Молдавию, второй раз — когда вернулись.
Со следующего года наш лицей начал у себя в Елгаве строить 78 квартирные дома для города. В то время работал прекрасный руководитель строительного треста — Виктор Лиепиньш. Он поверил нам. Это тоже настоящее событие — строить силами учеников дом от нулевого цикла до сдачи под ключ. В то время мы единственные в Советском Союзе имели подобный опыт.
Таких эпизодов происходило много в течение года. И на заводах наши ученики работали успешно, и на реставрации памятников архитектуры. Например, мы приняли участие в реставрации Рундальского дворца.
На следующий год набор в училище был конкурсный — мы не каждого принимали. В последние восемь лет моей работы в Лицее конкурс достигал десяти человек на одно место.