ПРЕМЬЕРЫ
«День памяти»
накануне Прощеного воскресенья
Премьера спектакля по пьесе Алексея Щербака
в Латвийском Национальном театре и другие мысли
Владимир Решетов
В этом году 16 марта выпало на субботу. Как всегда, с утра памятник Свободы был отделен от города желтой металлической оградой. Издалека видны были полицейские в ярких жилетках, спецназ в темной униформе. Все было так же, к чему мы привыкли за последние лет двадцать…
В Латвийском Национальном театре именно на этот день была назначена знаковая премьера. Правда, не видно было больших афиш на фасаде. Выразительную рекламу на латышском языке я заметил в одной из газет. На голой груди пожилого человека в ряд висели два Георгиевских креста, орден Лачплесиса и нацистский Железный крест…
Может показаться странным, но премьера о «дне легионера» была пару лет назад сыграна… в Англии. Именно там, на берегах туманного Альбиона, пьеса рижского драматурга показалась актуальной и пришлась к месту. Почему не в Риге? Я думал над этим. И пришел к выводу. Но вывод положено раскрывать в конце.
Время и место
Действие, которое описано Алексеем Щербаком, начинается в типовой квартире блочного района Риги, то ли в Пурвциемсе, то ли в Золитуде… Надо иметь в виду, что семья русская. Это важно. Потому что спектакль поставлен в латышском театре. И идет по-латышски. Отец — Саша (Иварс Пуга), мать — Света (Илзе Рудолфа), брат — Леша (Иварс Клявинскис) и дочь Аня (Алисе Поляченко) живут вместе. И у них внешне благополучная семья. Правда, вектор жизни разнонаправлен. Леша хочет углублять англий-ский, чтобы уехать из страны туда, где платят больше, для него все равно, какой цвет кожи у его подруги. Мама, сотрудник частной фирмы, еще не утратившая энергии для простых плотских радостей, хочет мира в семье, и становится на позицию дочки. Папа — специалист строительной компании, у которого жизнь вполне стабильна, благополучен, не чужд либеральных взглядов. И только будущий хирург, юная Аня — в водовороте политических процессов, легко внушаема, потому склонна к радикализму. Ее друг Борис (Янис Вимба) — функционер одной из неназванных, но узнаваемых политических партий. Он предлагает Ане включиться в активную жизнь, выйти с плакатом в знаковый день 16 марта к памятнику Свободы. Идеи противостояния фашизму, о которых говорит Борис и воплощением которого для них является Латышский легион, для Ани выглядят актуальными и острыми. И она пылко принимает их, готовая выйти на площадь, и решает сказать об этом в семье.
Происходит жесткий обмен мнениями. Отец Ани категорически против. Но потом все же, чтобы найти с дочерью общий язык, решает изменить свою позицию — он предлагает ей свой текст плаката и решается набросать его на листе ватмана… А позже и сам решает пойти с ней к памятнику Свободы.
По соседству живет бывший солдат нескольких армий, пенсионер Валдис (Гиртс Яковлевс), к которому в гости приходит такой же пенсионер Паулс (Улдис Норенбергс), бывший легионер и узник лагерей. А рядом, на той же лестничной клетке, ветеран-орденоносец, снайпер дядя Миша (Улдис Думпис).
К ветерану армии-освободительницы захаживает Аня и находит понимание в лице дяди Миши по отношению к «дню легиона» и к легионерам, как к таковым. Слово «фашисты» двух толкований не подразумевает.
Все действие происходит как бы одновременно в нескольких квартирах одной лестничной клетки. Методом многоэкранного монтажа, когда то и дело высвечивается именно тот участок, куда перемещается действие спектакля, режиссер Михаил Груздов добивается жизненной динамики пьесы, непрерывно, без пауз и смены декораций. Кстати, декорации (Рейнис Суханов) сделаны лаконично и стилистически безупречно: водопроводные трубы, умывальники, санузлы, простые дешевые кушетки, такие же столы и стулья, — антураж типичной квартиры сразу же создает понятную среду и характеризует время действия. Грамотно и столь же точно подошел сценограф и к костюмам персонажей. Пенсионеры в плащах, полиэтиленовые мешки из супермаркета в их руках, партийные функционеры в стандартных современных костюмах и галстуках — как все понятно и узнаваемо!..
Немаловажная деталь: соответственно одеты театральные специалисты по свету, звуку и помощник режиссера — они появились в зале в форменных кителях полицейских. А еще в зале установлены традиционные заграждения с надписью «полиция», которые так привычны 16 марта вокруг памятника Свободы в центре Риги.
Особо надо сказать о видеоряде. Кадры из знаменитого мультика про кота Леопольда, который призывает жить дружно, сменяются агрессивными эскападами из сериала про Тома и Джерри. Репортажные сюжеты с места событий 16 марта чередуются привычной видеокартинкой и звуками «скорой».
Свои и чужие
Поначалу спектакль вызвал у меня впечатление грубовато нарисованной картинки. Особенно нарочитые жесты, с частым прихлопыванием кулака об ладонь, в сцене разговора Ани и Бориса. Очень все это было похоже на самодеятельный театр, что совсем не вязалось с почерком известного мастера, режиссера Михаила Груздова. Довольно натянутыми и неубедительными были диалоги в семье, особенно отца с дочерью. Аргументация, что дети должны заниматься своими делами (например, учебой), а не политикой в интонациях Иварса Пуги тоже не делали позицию отца — Саши, прочной в противодействии энергичной позиции дочки Ани. Тем не менее, спектакль постепенно встал на профессиональные рельсы и его ход все же происходил в дальнейшем без заметных сбоев и качаний.
Сказать, что мартовская дата делит общество надвое, что по-прежнему актуальна — значит не сказать ничего. Пресловутый «день легионера» год от года являясь темой «номер один» в латышских и русских медиа, уже за месяц до даты будоражит общество и не дает покоя ни депутатам, ни рядовым гражданам. Появление же пьесы на латышской сцене, на мой взгляд, свидетельствует о повороте в обсуждении острого вопроса в национальной среде.
Пожалуй, впервые в публичном латышскоязычном пространстве звучат, сталкиваясь, две полярные точки зрения. Кроме этого, разделение современного латвийского общества по принципу «мы — они» соседствует с умеренной позицией, выразителем которой является отец экстремально настроенной Ани. Он говорит о том, что надо дать старикам-ветеранам спокойно дожить свой век, что им, пожилым, больным людям, давно уже нечего делить. Иначе думают такие политики, как вполне циничный Борис. Для него формула «легионер значит фашист» — единственно правильная. И выгодная. Очевидно, он преуспел, убеждая в этом Аню и таких, как она. Девушка готова ради реализации идеи пойти на все. Ее готовность к жертвенной самоотдаче во имя идеи подогревает и вспыхнувшее к Борису чувство. Но она еще не подозревает, что Борис и его коллега Гинтс, прекрасно узнаваемый функционер из националистической партии (блестящая работа Дмитрия Петренко, которого так привычно еще недавно было видеть в популярных программах новостей одного из русских каналов) — части одной системы, прекрасно находящие общий язык в неформальной обстановке. Но не только. В этой игре, их роли — быть по разные стороны баррикады. А главная ставка, по их мнению, — деньги. Такие же люди, как Аня — всего лишь инструмент, средство для достижения целей. «Правые», «левые», «свои», «чужие» — всего лишь удобная маркировка.
Разочарование в идеалах, как это чаще всего бывает, приводит Аню в финале к трагедии…
Ответов на вопросы, поставленные спектаклем, как и в жизни, пока что нет. Но хорошо одно уже то, что тема вынесена на суд общества.
Памятники без идеологии
Весь спектакль меня не оставляла мысль — а как бы его восприняла русская аудитория, если бы кто осмелился поставить его на языке оригинала? Я задал этот вопрос драматургу: он молча улыбнулся… Увы! — я с ним мог бы согласиться…
На мой взгляд, русскоязычное сообщество в большинстве своем к этому все еще не готово. Чтобы обсуждать любую острую тему, нужно иметь холодный разум, трезвый подход. К сожалению, общество, подогреваемое масс-медиа, издающимися на русском языке в Латвии, а также телеканалы и некоторые порталы «большого брата» действуют сообща. Очень удобно, если не властвовать, то влиять на умы, используя формулы этнических и ментальных различий. Для чего? Ответ, мне кажется, лежит в сфере психологии имперского сознания. Реликт постсоветского мышления никак не уходит из сознания людей военного и послевоенного поколений. Нынешняя наследница бывшей, империя коммунизма, точнее, ее власти, вполне осознанно стремятся убедить часть населения своих бывших окраин, что нет перспектив вне «единой и неделимой», что «было славное прошлое», от которого нельзя отказываться, и к которому вполне можно вернуться. Может, не сразу, со временем, так сказать.
Вы заметили, как дружно подхвачен был тезис — «в Риге мэром избран русский»? И в течение всей каденции Ушакова в кресле градоначальника этот тезис стал неким положительным клише в восприятии Риги россиянами, а заодно и нашими земляками. Хотя в государстве с давними корнями демократии вряд ли кого интересует происхождение мэра города — итальянец ли его папа, нигериец ли его дедушка. Нам же предлагается такая пара — «в плохой Латвии есть хороший русский мэр». Кстати, очень удобный инструмент нейролингвистического программирования. Сам Ушаков, впрочем, понимает, что иногда ему удобно говорить: национальность — не профессия. Потому и подчеркивает время от времени, что его дело — хозяйственные нужды города. Правда, это не мешает ему возглавлять общество «9 мая», регулярно поддерживающее массовые мероприятия у памятника в парке Победы.
Недавно услышал очень мудрое рассуждение латвийского (или как он сам предпочитает говорить — латышского) скульптора Глеба Пантелеева о памятниках. Он считает, что пройдет всего несколько десятков лет и каменные или бронзовые символы перестанут служить этническому раздору, в основе которого идеология. Мне кажется, это логично. И в самом деле, кто из русских сейчас будет митинговать у бюста Наполеону или у могил немецких солдат Первой мировой войны? Кто вспомнит о страстях и ненависти, царивших в годы Великой войны 1914-1918 годов по отношению к любым проявлениям немецкости в Российской империи? Но ведь тогда на волне этой ненависти даже города переименовывали — Санкт-Петербург именно тогда стал Петроградом.
Время лечит. Эта поговорка актуальна всегда и применима к ситуации 16 марта. Как бы ни хотели в этот день всплеска общественных эмоций штатные «антифашисты Борисы» или их оппоненты «Гинтсы». Важно, чтобы общество само нашло в себе силы успокоиться, взвешенно смотреть на исторические события. Ничего не забывать, но учиться быть бдительными и не давать волю эмоциям, когда есть возможность подключить трезвый разум.
Вместо послесловия
Я человек послевоенного поколения. Мои родители пережили страшное время Второй мировой. Мама прожила все четыре года на оккупированной территории. Мои дети многое знают о той войне. Но в силу естественных причин, мне кажется, уже спокойнее видят многое из того, что их мамы, папы, дедушки, бабушки по-прежнему воспринимают обнаженным, раненным сердцем. И это правильно. Нельзя наследовать ненависть из поколения в поколение. Формула «никто не забыт и ничто не забыто»— не повод для мести, а средство памяти.
В силу семейных причин (мой покойный отец был офицером Советской армии), всего спустя двадцать лет после окончания Второй мировой, я несколько лет прожил на территории концлагеря Равенсбрюк. Мы жили в домах, в которых до нас… квартировали эсэсовские надзирательницы и офицеры Гиммлера. Тогда я о многом не задумывался. Наверное, правильно. А не так давно пришло в голову: разве это само по себе не злая гримаса судьбы, когда победители ничтоже сумняшеся меняются местами с побежденными?!.. Разве это не аргумент в пользу формулы «нацизм равно коммунизм»?!..
Да, безусловно, фашизм, нацизм — великое зло. Я не о том. Дайте пенсионерам возлагать цветы к памятнику ли Свободы 16 марта или к монументу за Двиной самим, без сопровождения вакханалией в прессе, без встречных маршей и костюмированных, срежиссированных постановок в окружении усиленных нарядов полиции. Ведь всегда возникает вопрос — кому выгодно? На него что-то нет внятного ответа.
ххх
Возвращаясь к английской премьере. Если вдуматься, то в Великобритании есть свой «легион» и аналогичные даты. Это отношения с Северной Ирландией. Подобное можно найти в бывшей Югославии, других регионах мира. Конфликты, которые со временем из открытой фазы перешли с поля боя в квартиры и кухни. Но от этого не стали менее опасными.
Один знакомый рижский раввин, когда его спросили, что он думает о ежегодных шествиях 16 марта, ответил так: я был солдатом и воевал с арабами. Мы их победили. Но никто не может помешать им помянуть своих погибших товарищей — это их право. Такое же право есть у меня…
ххх
Директор театра Оярс Рубенис, когда я подошел к нему после премьеры, напомнил мне того самого Ояра из телевизионной программы «Лабвакар» времен Атмоды — озорные искры плясали в его довольных глазах. Спросив мое мнение о постановке, он, не дожидаясь ответа, сказал с улыбкой — «Латыши нам дадут по морде!..».
ххх
…Премьера спектакля состоялась в этом году в «день раздора» — 16 марта. Воскресенье 17-го для православных было Прощеным. Невдомек это было ни тем, кто нес цветы к подножию Милды, ни тем, кто были против. Думаю, что и о спектакле в Национальном театре большинство из них не подозревало. Боязно только, что и тех и других используют в своих целях «борисы» и «гинтсы»…
