Продолжение статьи

§ II . II . Проблемы индивидуального у неокантианцев

         Постановка проблемы индивидуального (на наш взгляд, ошибочная) неокантианцами происходила в сложном социокультурном контексте университетской жизни довоенной Германии.
           Наука как социальный институт создавала в Германии пространство для постановки проблем в разных сферах деятельности человека. Философия неокантианцев в этом качестве стала одним из источников формирования программ: научных, гуманитарных, социальных, политических, получивших общеевропейское значение...
           Так, философская программа неокантианцев, приобретя статус самостоятельного научного направления, развернулась в Марбургскую (Г.Коген, П.Наторп, Э.Кассирер) и Баденскую школу (В.Виндельбанд, Г.Риккерт), обогатив университетскую жизнь Германии начала XX века. Просуществовав более 20 лет, неокантианство вышло за границы Германии и стало общеевропейским явлением, достигнув границ, в том числе и России. Идеи неокантианцев в XX веке – предмет полемики европейской социал-демократии, например, о соотношении этики и социализма (см. книгу К. Каутского «Этика и материалистическое понимание истории», Э. Бернштейна «Кант против Канта»). Неокантианство создало новую педагогику (П.Наторп), этическое учение, неокантианская философия культуры Э. Кассирера не утратила своего значения и в XXI веке. В философии истории неокантианцев (Г. Риккерт, Э. Трельч...) разработан методологический, категориальный аппарат, ставший неотъемлемой частью современной истории. Не проведя ревизии неокантианства, можно легко попасть в ситуацию усеченного использования категорий (например, категории целеполагания в истории). Думая, к примеру, о теме «Проектирование истории» как чуть ли не о последнем слове методологии XXI века, можно не заметить обсуждение этой темы немецкими философами еще в начале XX века. Неокантианцы сумели поставить существенные вопросы в философии истории.
           Краеугольный камень философствования неокантианцев – проблема индивидуальности в истории.
           Неокантианцы, в том числе и Г. Риккерт, отвергли Гегеля как несовременного философа, частично отбросив, вероятно, и Канта, так как в философии истории Гегеля поглощается индивидуальность.
На наш взгляд, постановка проблемы индивидуального – философски значимое длостижение неокантианства.
           Однако в рамках неокантианства данная проблема так и не была раскрыта из-за «размытости» понятия индивидуального. Неокантианцы стали своего рода заложниками собственной методологии. Выделив схему индивидуального, неокантианцы элементы собственной схемы оставили вне осмысления, вне процедуры рефлексии. Выделяя метод гуманитарных наук, они обратили внимание на противоположность способов образования понятий в естествознании и гуманитарных науках. В гуманитарных, исторических науках понятия образуются телеологически благодаря индивидуализирующему методу. Индивидуальное неокантианцев есть нечто в их логике противопоставленное общему. Индивидуальным, единственным становится и жизнь отдельных наций, государств, городов, исторических процессов. Индивидуальное в сцепке с категорией ценности осмысливается в формальном противопоставлении общему. Схема индивидуального – общего существует у неокантианцев только в их логических построениях истории. Никоим образом она не проецируется на ту действительность, которую, по их утверждениям, должна познавать история. Истоки такого подхода восходят к кантовским категориям должного и сущего. Неокантианцы, в отличие от Канта, «опрокинули» должное на общество, приспособив ее к собственному стилю философствования.
           Неокантианцы охотнее занимались методологией истории, чем самой историей. Обобщенную позицию неокантианцев несколько упрощенно можно выразить в следующей установке: «Мы создаем для историков идеальную методологию, а уж исследование самой ткани истории мы предоставляем историкам».
           Философия истории неокантианцев оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, неокантианцы — наследники кантианско-гегельянской традиции в философии истории, сумевшие вычленить принципиальные проблемы в философии истории (проблема индивидуального). С другой стороны, неокантианцы так и не сумели (не захотели?) осмыслять собственную конструкцию истории. А категориям деятельности и мышления Фрейбургская (Баденская) школа уделила незначительное внимание. Так, в «Философии истории» Г. Риккерта не находится места для категории деятельности.
           В силу этого, вероятно, историческая методология неокантианцев реализовалась как и у их предшественников в спекулятивных построениях. Поэтому даже базовые методологические тексты неокантианцев оказались невостребованными уже следующим поколением философов и методологов науки. Неудивительно: современники находили книгу Генриха Риккерта «Границы естественнонаучного образования понятий» скучной и претенцезиозной.

§ II . III . Проблема индивидуального и роль личности в истории

          Однако следует заметить, проблема индивидуальности, сформулированная неокантианцами, многогранна. У историков она встречается, на наш взгляд, в производной от проблемы индивидуальности теме «Роль личности в истории». Столь же производную роль играли новые направления неокантианских исследованиях, выразившихся, к примеру, в исторических изысканиях категории повседневности и менталитета. Так, русские неокантианцы (А.И. Введенский, Н.Я. Грот), основавшие Московское психологическое общество и издававшие журнал «Вопросы философии и психологии», исходя из кантовской этики, сформулировали категорию «чужого Я».

          Личности в истории историки отводили разное место – от сугубо подчиненного обществу до места движущей силы Всемирной истории. Таким образом, вторичным представлениям о безусловнойподчиненности личности обществу противопоставлялись представления о личности как творце истории. Имеется в виду не идеологический пафос тоталитарных режимов, прославлявших строителей светлого будущего, а теоретические установки историков, связанные с идеями финальности истории, ее стадиальности, неизбежным отчуждением личности от истории или общества в эпоху всеобщей секуляризации. Поиск сопричастности личности истории такими историками ведется обычно в отрыве от действительности, в отдаленных от нашего времени периодах истории, в которых человек, «благодаря Промыслу или Провидению, превращается в историческую личность».

          В философии Гегеля тема роли личности в истории вытекает из идеи примарности мышления, конституирующего историческую действительность.
           Идея личности Гегеля неотделима от идеи телеологичности исторического процесса. Гегель историю мыслил посредством принципов, специальных конструкций, в том числе и посредством схем. Известный гегелевский принцип единства исторического и логического разворачивается в грандиозной картине мировой истории. Гегелевская триада: тезис – антитезис – синтез, соответствует самодвижению абсолютной идеи (тезис) являющей себя в мире первоначально в отчужденных формах (антитезис); осуществляющейся, возвращением к себе посредством самосознания. Синтез осмысленного и неосмысленного, свободы и несвободы, упорядоченного и хаотичного осуществляется посредством формы – государства.
           Идея как мышление становится абсолютным мерилом, в том числе и для человека. Утилитиранные ценности общества ничто перед задачей реализации идеи.
           Поэтому гедонизм, приспособленность человека к обстоятельствам жизни – внеисторическое явление.
           Личность человека оценивается масштабом целей и действий. Даже частные цели проникнуты общими определениями права, обязанности, деятельности, государства, семьи, религии. Исторические отношения, по Гегелю, возникают в точках столкновения между тем, что признано (правом, законом, моралью) и возможностями, осуществляемыми человеческой деятельностью. Гегелевская деятельность созидает всеобщее, отличающееся от общего, которое заключает в себе государство. Это всеобщее принадлежит мышлению, идее. И историческими личностями являются люди, способные в своей деятельности созидать всеобщее. Гегель таких героев называет «доверенными лицами всемирного духа».
           Гегель отвергает псевдоцели истории. Между должным и сущим нет непроходимой границы. Индивидуум в своей обособленности готов подвергнуть критике действующие институты общества, придумывая при этом разного рода фантастические картины.
           Однако намного важнее фантазий обращать внимание не на недостатки в существующем, а на цели, содержащиеся в деятельности самоосуществляющейся абсолютной идеи. Задача же философии способствовать пониманию того, что мир таков, какой он есть, что абсолютная идея, мышление способно осуществлять себя само.
Обычные (т.е. немыслящие люди), по Гегелю, не понимают истории. Ее ход остается за пределами намерений, предположений о возможных результатах исторического процесса.
           Таким образом, учение Гегеля о личности и ее роли в истории неразрывно связано с его типом философствования.
           Однако не случайно неокантианцы отстранились от философии истории Гегеля. Это можно объяснить не только тем, что Гегель в собственном философствовании нивелировал личность, отбросив содержание целей содержание деятельности. Схема истории Гегеля – спекулятивная, поэтому не оставляет возможности «встраивания», вживания в эту схему. Как и схема истории Вико, она может объяснить чуть ли не любую историческую реальность. Возможно поэтому философия истории Гегеля так легко «вписывалась» во Всемирную историю. Заявив, что всеобщим в истории является мышление, Гегель продемонстрировал спекулятивные по своему характеру рассуждения в «Лекциях по философии истории». А как известно, мыслительные спекуляции не равнозначны мышлению.
           Таким образом, тема роли личности в истории как замысла мировой идеи была лишь намечена в философии истории Гегеля. Хотя проблема индивидуального была признана главной для исторической науки, в методологии неокантианцев она решалась без учета фактора личности, ее роли в историческом процессе.

§ II . IV . Кризис философии истории

           После неокантианства некоторые философы истории стали воспроизводить упрощенные подходы к истории, поставленные под сомнение еще в гегелевской «Феноменологии духа». Представление неокантианцев о том, что история как наука начинается с вопросов логики и гносеологии, было основательно забыто. Послевоенная критика неокантианства свидетельствует о разрыве традиций философствования в истории. Об этом прямо и не приводя весомых оснований в сочинении «Логика история и философии ценностей» объявил Реймон Арон: «Что касается трансцендентальной критики, то от нее мы полностью абстрагируемся. В нашем изложении мы будем исходить... из такой реальности, которая нам представляется... В теории истории все происходит так, как если бы понятие реальности было ясно всем».
           Реймон Арон интерпретирует неокантианскую философии истории так, как будто сам не был знаком по первоисточнику с кантовской «Критикой чистого разума» и принципом всеобщего опосредования марбургской школы неокантианцев. Критику неокантинской интерпретации логики истории Арон начинает с постулирования ограниченности научного понятия. «Понятию не преодолеть бесконечное чувственное». Понятие, по Арону, определяется высказываниями, составленными из слов, сохраняющих отпечаток эмпирического происхождения. Суждения обеспечивают действительность понятия. Однако в рамках мышления «нет никакой уверенности, что все явления найдут свое место». Понятия сводятся к ряду законов, как фиксации причин повторяемости явлений. Чувственный мир не поддается такого рода фиксации. Упрощенное, неразборчивое толкование философии истории приводит к грубым искажениям базовой категории неокантианства – категории ценности. Ценность в представлении Арона в неокантианской философии истории выполняет роль закона. «Внутри той или иной культуры есть ценности, которые признают таковыми все. Поскольку историк использует как систему соотнесения ценности, признанные коллективом, история будет действительной для всех членов этого коллектива.
           В действительности категория ценности для Г. Риккерта служит своеобразным маркером, позволяющим отделить культурные процессы от явлений природы. Историческое понятие вовсе не является калькой законов физики в мире культуры, т.к. оно воспроизводит не всякую однократность, но лишь такую, которая относится к категории ценности. О ценности, по Г. Риккерту, нельзя утверждать, что она есть. Все-таки ценность принадлежит к «нечто», а не к «ничто». Ценность – есть «смысл, лежащий над всяким бытием». По Г. Риккерту, мир состоит из действительности и ценностей, причем сфера ценностей противостоит сфере бытия. Между этими сферами лежит непреодолимая граница. Ценности не относятся ни к объектам, ни к субъектам. Субъекты и объекты составляют одну действительность, которой противостоит другая действительность, конституируемая ценностями. «Мировая проблема есть проблема взаимного отношения обеих этих частей и их возможного единства».
Категория ценности в философии неокантианства более сложно устроена, чем о ней думал Р. Арон. Между представлением о ценности «как об общем признанном всем коллективом» и «смыслом, лежащим над всяким бытием» – существенная разница. В данной работе мы не собираемся доказывать «правильность» или «ошибочность» понимания категории ценности, выведенной неокантианцами. Однако упрощенный взгляд философов истории на традицию философствования истории, искажающий саму суть их философии, для нас очевиден.
           Категории мышления и деятельности в XX и XXI веке являются определяющими в гуманитарном пространстве.
           Отношение к истории лишь как к практике фиксации фактов специалистами-историками оказалось слишком узким, слишком тенденциозным, на деле оставляющем место прежде всего идеологическим интерпретациям истории, псевдосхемам истории, оторванным от действительной, исторической практики жизни.
           Псевдосхемы истории легко уживаются в идеологических текстах истории, так как представляют удобную модель, с помощью которой упрощенно объясняется фактически весь материал истории, любые эпохи, любые обстоятельства. Одним из показателей ущербности схемы истории – ислючение из нее элемента «индивидуального». На наш взгляд, в XX и XXI веке историческая проблема «индивидуального» находит свое решение в деятельности субъекта истории. Всякий раз, когда схемы истории выстраивают, не учитывая деятельность субъекта, воспроизводятся те или иные социальные мифологемы.
           Псевдосхемы истории не выдерживают испытание временем.
Меняющаяся социокультурная ситуация делает очевидным несостоятельность псевдоисторических конструкций. Так, в созданной другим итальянским мыслителем Джамбаттистой Вико схеме в «Основаниях новой науки, об общей природе наций», история вполне обходится без человека как субъекта истории. Несмотря на избыток мифологического элемента в его произведении, Вико, используя стадиальную схему движения наций, умело классифицирует, обобщает... Схематизация у Вико – это абстрактный процесс, в котором одни абстракции переходят в другие. Но как этот процесс проходит через деятельность отдельного субъекта, у Вико не показан.
           Столь же абстрактную схему использует в своей книге «Постижение истории» современный британский историк философии Арнольд Тойнби. Отвергая одну спекулятивную схему «Деления истории на «древнюю» и «современную», он вводит другую схему – генезиса цивилизаций. Взяв почти наугад главу из книги «Постижение истории», а именно: «Процесс роста цивилизаций», мы не найдем в ней объективации деятельности тех или иных субъектов истории. Используя абстрактную схему «вызова-ответа», Тойнби объясняет рост цивилизаций поступательным движением, которое формируется по схеме: от вызова – к ответу, от дифференциации через интеграцию и снова к дифференциации. Вводя схему – живые и мертвые цивилизации, Тойнби не отвечает, почему одни цивилизации он зачисляет в живые, а другие – в мертвые цивилизации.
           Количество хрестоматийных схем истории, исключающих возможность анализа деятельности субъекта в истории, достаточно велико. Отметим лишь некоторые из них:

          – схема перехода от традиционного общества к индустриальному и постиндустриальному обществу;

          – схема модернизации как перехода от традиционного общества к современному;

          – схема центра-перефирии, представленная, к примеру, латиноамериканским экономистом Раулем Пребишем;

          – схема классовой борьбы;

          – схема истории в Мир-системном подходе И. Валлерстайна и др.

          Наша гипотеза заключается в том, что именно не использование категории деятельности и мышления в философии истории способствует образованию псевдосхем. Гегель в «Лекциях по философии истории» выделил невозможность «объективного» рассмотрения истории: «Даже обыкновенный заурядный историк, который, может быть, думает и утверждает, что он пассивно воспринимает и доверяется лишь данному, и тот не является пассивным в своем мышлении, а привносит свои категории и рассматривает при их посредстве данное». И еще: «В традиционном мышлении схемы, как правило, изображают объект действия и мышления, и в них никогда не входят сами процессы понимания и интерпетации этих схем». В заключении второй главы «Проблема индивидуального в истории», хотелось бы отметить следующие итоги:
          1. Проблема «индивидуального» в истории была сформурмулирована неокантианцами.
           2. Проблема «индивидуального» является, на наш взгляд, ключевой в философии истории. Игнорирование этой проблемы философами истории приводит к конструированию псевдоисторических схем. Подобного рода схематизация истории была подвергнута критике в немецкой классической философии (прежде всего у Гегеля).
           3. На наш взгляд, решение проблемы «индивидуального» связано с этическим пониманием социальной (и исторической) практики. Этическая ситуация достигается посредством собственного формирования исторической  практики.
           Постановка проблемы «индивидуального» в истории в связи с исторической деятельностью субъекта предполагается дать во второй части нашей работы, посвященной методологической разработке категории «этическое понимание социальной практики».

III  Статус идей в истории

            Эпоха Нового и Новейшего времени внесла в науку и в представления громадных масс людей новообразования – идеи. По сути, идеи – схемы исторического процесса. Ренессансная история (Макьявелли) была лишена этого пласта. «Историю Флоренции» трудно помыслить разворачивающуюся по схеме универсальной, Всемирной истории. Истории XX века, напротив, уже не отделяют себя от идей. Имманентность идеи (или набора идей)  историческому процессу в наше время нечто привычное, нерасчленное в мышлении человека. Потребовалась специальная работа, чтобы показать историческую обусловленность идей, их временную природу, самостоятельную жизнь, отделенность от исторического процесса.
Одним из образцов философского анализа одной конкретной идеи «общественного прогресса» стала работа Г.П. Щедровицкого «Проблема исторического развития мышления» .

          Поэтому мы ограничимся еще одним примером, связанным уже с Кантом, его «Идеей всеобщей истории во всемирно-гражданском плане», чтобы продемонстрировать другой способ образования идей в истории. Не боясь многократного повторения одной и той же мысли, еще раз подчеркнем – при анализе текстов, особенно касающихся философии истории (таких как «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» Канта или «Лекции по философии истории» Гегеля), выделение движения мышления Канта вместе с его конструкциями, схемами конституируют понимание читающего философское произведение.
           Иные подходы, концентрирующие внимание на взглядах на прошлое Канта, Гегеля, приводят порой к ошибочным выводам. Например, банальный вывод о том, что Кант «...солидаризировался с просветительской философией истории в установке на объяснение ее исключительно естественными причинами» , пусть даже и подспудно подчеркивает несовременный, устаревший характер взглядов Канта, все-таки философски и исторически является неверным. Историки философии пытаются объяснить Канта, Гегеля, буквально вставляя их тексты в культурно-социальную рамку. Хотя, как известно, по своей конструкции и «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» Канта, и «Лекции по философии истории» Гегеля являются философскими, а не историческими произведениями.
           В литературе, посвященной нашей теме, довольно-таки подробно описаны взгляды Канта на философию историю. Вот некоторые из них:
           1. Контекст «Идеи всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» определяет конфликт Канта со своим бывшим учеником Гердерем. Идеи к философии истории человечества» Гердера не были приняты Кантом, потому что «Гердер рассуждает о вещах, о которых можно только фантазировать» .
           2. В «Идее всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» высказывается мысль о несовпадении личных целей и общественных результатов человеческой деятельности .
           3. История возможна, если у нее есть цель. Так как нельзя предполагать наличие совокупной цели у людей, то цель должна быть у природы. Природной реальности, по Канту, самой по себе не существует, она возникает благодаря деятельности трансцедентального субъекта и в соответствии с формами этой деятельности .
           4. Мышление благодаря трансцендентальному субъекту реализуется не в индивиде, а в целом  роде.
           5. Преемственность поколений обеспечивается автономией воли . Воля независима от внешних целей, поэтому принадлежит деятельности трансдендентального субъекта .
           6. Антагонизм в обществе обеспечивает развитие человека .
          7. Человек, имея возможность действовать по целям трансцендентального субъекта, не действует по целям. Для реализации цели трансцендентального субъекта создается такая форма, как государство.
           8. Проблема создания совершенного государственного устройства зависит от взаимоотношений государств, которые столь же антогонистичны, как и отношения между людьми. Законосообразное состояние между государствами решается с помощью создания союза государств. Всемирно-гражданское состояние публичной государственной безопасности  есть реализация закона равновесия, заложенного в природе.
           9. Предметом философского рассмотрения истории является необходимый процесс самообнаружения свободы трансцендендентальным образом .
           10. История реализуется в феноменальном многообразии мира через актуализацию идеи свободы .

           То, что в философии истории представления Канта о прошлом (содержании истории) вторично по отношению к ее методологии, впервые открыли неокантианцы. Виднейший представитель марбургской школы неокантианцев Эрнст Кассирер, давая оценку роли критической философии Канта в немецкой философии конца XVIII – начале XIX века, выделил: «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» представляет ценность с транцендентальной точки зрения .

           Для адекватного понимания философии истории Канта необходимо выделить категори, посредством которых Кант осуществляет трансцендентальный анализ истории.
Одной из таких категорий, как отмечал Эрнст Кассирер, для Канта была категория цели.
           «История», в строгом смысле этого понятия, существует для нас, по Канту, лишь там, где мы рассматриваем ряд событий, постигая в них не просто временную последовательность их отдельных моментов или их причинную связь друг с другом, а соотнося их с идеальным единством имманентной «цели» . Согласно комментарию философии истории Канта Кассирером, новый способ суждения выводит историческое событие из однородного потока становления, из ряда событий в ряд действий. Трансцендентальный анализ истории направлен не столько на установление содержания фактов и событий (хотя такого рода занятия также имеют свой смысл), сколько на деятельность трансцендентального субъекта, включающую в себя идею свободы ...

           Завершая промежуточный отчет перед написанием основной части работы «Историческое мышление и деятельность: к проблеме конструирования схем истории», мы хотели бы акцентировать внимание на основных задачах философии истории:

Там же, с. 234.

Спекулятивный мышление Гегеля проявляется в той части «Лекций по философии истории», в которой он опрокидывает собственные схемы истории на эмпирическую реальность. Так, в первой части лекций – «Восточный мир», Гегель «движется» не от фактов, а от спекулятивным образом сконструированных схем истории. К примеру, второй отдел первой части «Лекций по философии истории» - «Индия», больше похож на сборник занимательных рассказов, чем на строгий историко-философский текст. Вот несколько фрагментов из раздела «Индия»: «Индия подобно Китаю является как древней, так и современной еще формой, которая осталась неподвижной и устойчивой и достигла наиболее полной внутренней законченности. Индия всегда была страною, являвшейся предметом стремлений, и теперь еще она кажется нам чудесным царством, очарованным миром... Индия является страной, где господствует фантазия и чувство... Существует особая красота женщин, проявляющаяся в том, что на чистой коже их лица появляется легкий миловидный румянец, который нежнее румянца, свидетельствующего лишь о здоровье и жизненности, и является как бы духовным дуновением, идущим из глубины... Индусы не были завоевателями; но сами они всегда были покоряемы другими и, подобно тому как северная Индия безмолвно является исходным пунктом естественного распространения. Индия вообще как искомая страна составляет существенный момент всей истории. С древнейших времен все народы желали и стремились найти доступ к сокровищам этой чудесной страны, являющимся наиболее драгоценным из всего того, что существует на земле, - к природным богатствам, жемчугу, алмазам, благовониям, розовому маслу, слонам, львам и т.д. и к сокровищам премудрости» и т.п. »// Гегель Г. Лекции по философии истории. С-Пб., 2005, с. 179-182.

Одним из образцов псевдосхематизации истории вполне можно считать Карла Ясперса. В своем сочинении «Истоки истории и ее цель» от кантианско-гегелевской линии философии истории осталяет заявление о единых истоках и общей цели Всемирной истории: «При создании... схемы (истории) я исходил из уверенности, что человечество имеет единые истоки и общую цель. Эти истоки и эта цель нам неизвестны, во всяком случае, в виде достоверного знания. Они ощутимы лишь в мерцании многозначных символов. Наше существование ограничено ими. В философском осмыслении мы пытаемся приблизиться к тому и другому, к истокам и цели» //Ясперс К. Истоки истории и ее цель в кн.: Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994, с. 31. Собственно схема истории К.Ясперса метафизична по существу. «В виде схемы историю в узком смысле можно представить следующим образом. Из темных глубин доистории, длящейся сотни тысячелетий, из десятков тысячелетий существования подобных нам людей... в Месопотамии, Египте, в долине Инда и Хуанхэ возникают великие культуры древности... В великих культурах древности, в них самих или в орбите их влияния в осевое время, с 800 по 200 г. до н.э., формируется духовная основа человечества... Сегодняшний мир с его сверхдержавами... постепенно в ходе длительного процесса, идущего с XVI в., благодаря развитию техники, фактически стал единой сферой общения, которая, несмотря на борьбу и раздробленность, во все возрастающей степени настойчиво требует политического объединения, будь то насильственного в рамках деспотической мировой империи, будь то в рамках правового устройства мира в результате соглашения. Мы считаем возможным сказать, что до сих пор вообще не было мировой истории, а был только конгломерат локальных историй»//Там же, с. 51-52.

Арон Р. Избранное: Введение в философию истории. М.-С.Пб., 2000, с. 77.

Там же, с.78-79.

Там же, с. 89.

Риккерт Г. Два пути теории познания//«Новые идеи философии». Сб. 7. С-Пб., 1913, с.46.

Современная буржуазная философия под ред. Богомолова А.С. и др.. М., 1972, с. 61.

Гегель в «Лекциях по философии истории» высмеивает априорные вымыслы историков: «Например, очень распространен вымысел, будто существовал первый и древнейший народ, которому сам бог дал совершенное понимание и мудрость, полное знание всех законов природы и духовной истины, или что существовали те или иные народы жрецов, или, чтобы упомянуть нечто специальное, что существовал римский эпос, из которого римские историки почерпнули древнейшую историю, и т. д.»//кн.: Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. С-Пб.: Наука, 1993, 2000. с. 66.

Например, схема Вико трех типов времен: «...Все рассмотренное выше осуществлялось в течение трех типов Времен. Первые из них были Времена религиозные, протекавшие под Божественными Правлениями. Вторыми были Времена людей Щепетильных, таких, как Ахилл, а во времена вернувшегося варварства – Дуэлянтов. Третьими – Времена Гражданские, т.е. умеренные времена Естественного Права Народов, которые Ульпиан определяет при помощи видового различия «человечные»: jus naturale gentium humanarum » и т.д.//Вико Д. Основания новой науки об общей природе наций». М., Киев, 1994, с. 399.

«Деление истории на «древнюю» и «современную» фиксирует переход от эллинской истории к западной, тогда как деление на «средневековую» и «современную» относится к переходу от одной главы западной истории к другой. Не преследуя отдаленных целей, отметим пока, что конвенциональная формула «древняя + средневековая + новая» история не только неадекватна, но и неправильна»//Тойнби А. Постижение истории. М., 1991, с.85.

Любопытно заметить, как Тойнби исключает любой намек на деятельность субъекта в истории. Так, сравнивая борьбу древнеегипетской, шумерской и минойской цивилизации за «ничейные» земли или экспансию эллинской и древнесирийской цивилизации, британский историк обходится абстрактными категориями развития. Побеждает та цивилизация, которая быстрее развивается, которая лучше отвечает на вызовы истории. См. там же, с. 214-215.

См. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М., 1999 и др.

См. Ионов И.Н. Российская цивилизация и истоки ее кризиса IX – начало XX века. Пособие для учащихся 10-11 классов. М., 1994. Книга Ионова И. – яркий пример учебника истории, написанного по схеме модернизации, т.е. перехода от традиционного общества к современному, модернистскому.

Пребыш Р. Перефирийный капитализм: есть ли ему альтернатива? М., 1992.

Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории.СПб.: Наука, 1993, 2000. с. 66.

Щедровицкий Г.П. Мышление. Понимание. Рефлексия. М., 2005, с. 710.

См. Асмус В. Диалектика необходимости и свободы в философии истории Гегеля// Вопросы философии.— 1995.— №1.— С. 52—69. Марбургская школа неокантианцев одной из главных своих задач видела в обосновании научного знания, исходя из принципа деятельности. При этом сама деятельность рассматривалась как субъект, а наука рассматривалась как продукт этой деятельности. Главным принципом неокантианской философии становится деятельность анонимного субъекта. Содержанием деятельности анонимного субъекта выступает «проведение в жизнь» принципа всеобщего опосредования. Причем под всеобщим опосредованием неокантианцы понимали установление системы отношений между различными элементами научного знания.//См. Гайденко П.П. Принцип всеобщего опосредования в неокантианстве марбургской школы. В кн.: Кант и кантианцы. Критические очерки одной философской традиции. М., 1978, с. 249.

Риккерт Г. Философия жизни. Киев, 1998.

Многогранность проблемы индивидуальности прослеживается на материале научного творчества Макса Вебера. То что категория «индивидуального» не обязательно должна совпадать с личностью одного человека, особенно рельефно отображено в веберовской концепции «идеального типа». Для М. Вебера «индивидуальное» существует в качестве объекта исследования не только у исторических наук. «Идеальный тип» – схема, позволяющая выявить индивидуальности или исторические целостности. Например, работа М.Вебера «Город» построена исходя из концепции «идеального типа» (см. Вебер М. Город//Вебер М. Избранное. Образ общества. М., 1994, с.309-439; также см. Статью Неусыхина А.И. Социологическое исследование Макса Вебера о городе. «Макс Вебер начинает свою работу с определения понятия города и конструирования возможных его типов…// там же, с.659). М.Вебер социолог, близкий к неокантианцам, своими исследованиями фактически перечеркнул неокантианство. М.Вебер предметом рассмотрения сделал каузальные связи. Постепенно причинность замещает телеологичность (в философии истории). Но если в кантовско-гегелевской философии причинность – трансцендентальна по своей природе, то Вебер «движется» в рамках позитивной истории: «Исследование в области причинности, по мнению Вебера, может быть ориентировано в двух направлениях, которые мы для упрощения назовем исторической причинностью и причинностью социологической... Цель причинного исторического анализа – установить, насколько сильным было влияние обстоятельств общего порядка, какова эффективность воздействия случайности или личности в данный момент истории»//Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993, с. 502-505. Следует также заметить принципиальную разницу схем, которые создаются в немецкой классической философии (у Канта трансцендентальные схемы) и схемы, которые создаются в социологии (у того же М.Вебера).

Отметим характерную позицию в теме «Роль личности в истории» из статьи Васильева Л.С. – «Вневременной феномен выдающейся личности и европейский феномен индивидуальности»: «Личность как феномен всегда вписана в общество и действует в нем в зависимости от того, как это общество организовано». В журн.: Одиссей. Человек в истории. Личность и общество. М., 1990, с. 29.

А.И. Введенский в своей статье «О пределах и признаках одушевления: Новый психофизиологический закон в связи с вопросом о возможности метафики» акцентировал внимание на теоретико-познавательной стороне проблемы «чужого Я»: «Поскольку доказать наличие чужой одушевленности невозможно, при помощи которой нам удобнее расширять свое познание данных опыта, то есть тою, при помощи которой мы можем легче ориентироваться среди изучаемого класса явлений...» Введенский замечает, что мы можем «отрицать существование душевной жизни... у всех исторических деятелей и объяснять их поступки и жизнь как результаты деятельности чисто физиологическо (бездушной) машины». Такая точка зрения может быть тем или иным образом согласована с фактами, но она не позволяет «ни восстановить исторических событий по их уцелевшим следам; ни предугадать поступков людей, среди которых я живу; ни управлять своею деятельностью относительно их...»//Румянцева М.Ф. «Чужое Я» в литературе и науке. В журн.: Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории №5. М., 2001, с. 18-19.

«Секуляризация истории ведет, таким образом, к подмене Промысла его частным энергийным проявлением. Однако если Промысел древнего эллина содержит в себе потенцию, хотя и не постижимую, которая реализуется в его судьбе, то для новоевропейского человека этой промыслительной потенции не существует, вместо нее заданы определенные исторические принципы, которые определяют место этого человека в истории безотносительно к характеру и содержанию его личности. Можно сказать, что при такой установке личность исторгается из истории в силу того, что история начинает раскрываться по своим собственным принципам, которые человек может лишь понять, но не может изменить. Свобода для него действительно становится лишь «познанной необходимостью», ибо ее как таковой больше нет, как нет больше личности, участвующей в творении истории. Понимание истории сводится к стремлению найти эти предзаданные исторические принципы, а не к осознанию себя как со-творца истории, и при этом человек впадает в искушение подменить эти принципы собственными произвольными субъективными установками, что в наиболее извращенческой форме можно наблюдать в марксистской исторической концепции с ее базисами и надстройками, сменами формаций, производственными отношениями и производительными силами и т.д. Принятие этих установок в качестве принципов исторического самосознания ведет к разрушению в человеке всех его личностных начал, превращению его в безличный и взаимозаменимый атом исторического прогресса.//Карпицкий Н.Н. Личность и история. В сб.: Творческое наследие Г.Г. Шпета и современные философские проблемы. Материалы международной научной конференции 14-17 ноября 1996 года в Томске. Томск, 1997, с. 172.

Философия истории Гегеля отличалась от философии истории французских просветителей. Для Вольтера ход истории определяется человеческими идеями («мнениями»), для Гегеля история, ее ход определяется мышлением. Представляется спорным утверждение о принципиальной разнице философии истории Гегеля и Канта. Вопрос требует специального исследования, однако нам представляется более адекватной точкой зрения на Гегеля (и его философию истории) как «раскавыченного» Канта. Подробнее см. Кузнецов В.Н. Немецкая классическая философия второй половины XVIII - начала XIX века. М., 1989, с. 204.

«Счастлив тот, кто устроил свое существование так, что оно соответсвует особенностям его характера, его желаниям и его произволу и, таким образом, сам наслаждается своим существованием. Всемирная история не есть арена счастья. Периоды счастья являются в ней пустыми листами, потому что они являются периодами гармонии, отсутствия противоположности»//Гегель Г. Лекции по философии истории. С-Пб., 2005, с. 79.

Комментарий к выражению Гегеля «хитрость мирового разума». В понимании Гегеля, «Разум», направляющий ход истории, связан исключительно с деятельностью людей. «Гегель считал «разумным» в нем то, что «является бессознательно для людей в итоге их действий» и что оказывается исторически существенным, «грандиозным». Какие бы внешние «малые силы» не участвовали в его порождении... Гегель пришел к выводу, что хотя основная масса людей руководствуется в своих действиях сугубо личными интересами и страстями, в известной мере и осуществляя эти интересы, все же в результате их деятельности «осуществляется еще нечто более далекое, что хотя и заключено внутренне в этом интересе, однако не заключено в их сознании и в их намерении». Такой скрытый и косвенный способ действия «Разума», осуществляющего свои «цели» только через деятельность людей, выступающих в роли его «средств», Гегель называл «хитростью»...»//Кузнецов В.Н. Немецкая классическая философия второй половины XVIII - начала XIX века. М., 1989, с. 376-377.

«Такие лица, преследуя свои цели, не сознавали идеи вообще; но они являлись практическими и политическими деятелями. Но в то же время они были мыслящими людьми. Понимавшими то, что нужно и что своевременно. Именно это является правдой их времени и их мира, так сказать, ближайшим родом, который уже находился внутри»// Гегель Г. Лекции по философии истории. С-Пб., 2005, с. 82.

Упадок неокантианства в России хронологически перекликается с Октябрьской революцией 1917 г. Этот локальный российский кризис совпал с кризисом неокантианства в общеевропейском масштабе. В Россию неокантианство пришло вместе с кризисом позитивизма начала XX века. Однако в России он имел свои характерные особенности. После Русской революции 1905 г. осознание кризиса приняло эсхатологические очертания. Для Н.А. Бердяева кризис включал не только философию и социальные науки, но и искусство, политику, сознание. По Н. А. Бердяеву, теория познания не преодолевает, а усугубляет кризис, т.к. утверждение «власти гносеологии» порождает состояние скепсиса, неуверенности в себе, болезненной рефлексии, ведет к потере ощущения реальности, к разобщению с глубиной бытия. В 1913 г. Р. Ю. Виппер в кружке историков сделал доклад, в котором провозгласил крушение теории прогресса под воздействием новых научных знаний и обострения противоречий между ростом производства и интересами человеческой личности. После революции 1917 г. Р.Ю. Виппер оценивал кризис как мировоззренческий: «Бывают эпохи, когда хочется сказать обратное (изречению Цицерона – «История – наставница жизни»): не история учит понимать и строить жизнь, а жизнь учит толковать историю». Л.П. Карсавин видел возможность выхода из кризиса в «философии жизни». Относительный взлет неокантианства в России совпадает со временем кризиса позитивизма. В российской историографии позитивизм занял ведущие позиции в последней трети XIX столетия. Открытие исторических законов с точки зрения позитивистского подхода сопутствовала тщательная работа по собиранию и обработке исторического материала. П.Г. Виноградов, В.О. Ключевский внесли неоспоримый вклад в развитие российской историографии этого периода. Однако на рубеже XIX и XX вв. в России нарастало негативное отношение к позитивизму. На рубеже веков Р.Ю. Виппер критиковал позитивизм «за поддержку заблуждений обыденного сознания о тождественности фактов и их группировок нашему восприятию, за то, что позитивистское направление мало интересовалось самим научно мыслящим субъектом». «...В наших схемах... позитивизм склонен был видеть истинный порядок, реальные соотношения самих вещей; наконец, в повторяющихся впечатлениях смены или одновременности явлений позитивизм думал найти не что иное, как отражение законов движения и сосуществования самих явлений». Своеобразным манифестом антипозитивизма стал сборник «Проблемы идеализма», выпущенный в 1902 г. в издательстве Московского психологического общества. Русский философ и правовед В.М. Хвостов критиковал классификацию наук О. Конта, т.к. в ней не находилось места для исторической науки. Конкретные науки об обществе в контовской схеме, с точки зрения В.М. Хвостова, отличаются от абстрактных лишь тем, что «применяют общие законы к действительному состоянию различных существ» и, таким образом, «под конкретным в его системе разумеется общее, а не индивидуальное». Для В.М. Хвостова позитивизм «проникнут догматической верой в самодовлеющее значение эмпирической науки и не хочет ничего слышать о метафизической философии...» Неокантианское направление отстаивались в России историками А.С. Лапло-Данилевским, Д.М. Петрушевским и др. В России с успехом в начале века переводиась и издавалась неокантианская литература. Позиция неокантианцев В. Виндельбанда и Г. Риккерта о разделении наук на номотетические и идеографические разделялась русскими неокантианцами. Идеографический метод, с точки зрения неокантианцев, направлен на изучение индивидуальных событий и процессов и реализуется в конкретно-историографической практике в виде «метода отнесения к ценности». Расцвет неокантианства в России был недолгим. Резкой критике неокантианство подверг Н. Бердяев. П.П. Перцев пытался доказать научно-логическую несостоятельность неокантианства из-за расплывчатости, недоговоренности, тавтологизма, непоследовательности главы Баденской школы Г. Риккерта. М.М. Филиппов считал, что «ахиллесова пята Риккерта в том, что самое понятие объективной ценности обосновано им очень слабо»//Рамзанов П.С. Кризис в российской историографии начала XX века - http://sor.volsu.ru/library/docs/00000500.pdf

Противопоставлял историю естествознанию и Р. Дж. Коллингвуд. «По мнению Коллингвуда, естествознание изучает внешний мир, его отношение к познающему субъекту и делает открытия «благодаря наблюдениям и экспериментам, а история и философия существуют «для человеческого самопознания», изучают духовную деятельность субъекта. Рассматривая историю как процесс развития, Коллингвуд делает попытку применить при его анализе законы диалектики, при этом опять противопоставляет историческую науку естествознанию. Проводя верную линию несводимости законов развития истории к законам развития природы, Коллингвуд выводит «автономию истории». Именно эта автономия – суть развития всей «идеи истории», и объяснить этот процесс развития можно только путем анализа исторической мысли. «Мысль существует только в историческом процессе, процессе мысли, а исторический процесс является историческим лишь в той мере, в какой он познается нами как процесс мысли» – http://www.filosofia.org.ua/page-230.html

«Но в чем же состоит связь понимания действительности с проблемой исторического образования понятий?.. Мы приравняли исторический интерес к интересу индивидуальному, и поэтому мы можем назвать историческими индивидуумами тех индивидуумов, которые суть индивидуумы для хотящего и производящего оценку человека... Однако история никогда не изображает индивидуальности всех людей. На чем же основывается ограничение некоторой частью их? Очевидно, на том, что история интересуется лишь тем, что как обыкновенно говорят, имеет общее значение. А это может означать лишь то, что та ценность, по отношению к которой объекты становятся для нее историческими индивидуумами в более тесном смысле лишь благодаря тому, что мы относим всякую человеческую индивидуальность к какой-либо ценности... Итак, история, конечно, вообще нуждается в чем-то общем как в принципе выбора, но это общее столь же мало, как и общие элементы понятий, оказывается той целью, к достижению которой она стремится, но оно служит лишь средством, которым она пользуется для общеобязательного трактования индивидуального... Отнесение объектов к ценностям логически неотделимо от всякого исторического изложения... Лишь отнесение к ценности ( Wertbeziehungen ) определяет величину индивидуальных различий. Благодаря им мы замечаем один процесс и отодвигаем на задний план другой//Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. Логическое введение в исторические науки. С-Пб., 1997, с.288-296.

«Неокантианцы желали быть совестью науки, причем в двояком смысле: в методологическом и этическом. Их второй специализацией – помимо методологии – была проблема ценностей. Они задавались вопросом: как можно осуществить научный анализ процесса, который – в отличие от процессов, изучаемых естественными науками, – заключается не в том, что нечто становится чем-то другим, а в том, что нечто обретает некую значимость»//Сафрански Р. Хайдеггер. Германский мастер и его время. М., 2005, с. 68.

Неокантианская категория «индивидуального» складывалась из различения естественнонаучных и исторических методов. «Риккерт сводит различия между науками к различию их методов. Как и Виндельбанд, Риккерт полагает, что основных методов существует два. Всякое научное понятие может иметь задачей либо познание общих, тождественных, повторяющихся черт изучаемого явления, либо, напротив, познание частных, индивидуальных, однократных и неповторимых его особенностей... Цель истории – изображение или характеристика «бывающего», как однократного, индивидуального события, исключающего в силу исконного своеобразия возможность подведения его под понятие «общего закона»//Современная буржуазная философия под ред. Богомолова А.С. и др. М., 1972, с. 50.

«Современный реализм исторического метода, достигшего высокого искусства и уверенности, больше не допускает конструкций типа гегелевской, фихтевской, спенсеровской и контовской, так же, как современные естественные науки не допускают возврата к натурфилософии Новалиса или Шеллинга» //Трельч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994, с. 101.

См. также – «Философия Гегеля панлогистична и, как таковая, оптимистична или пантеистична. Поэтому в ней все действительное, конечно, должно было оказываться разумным и индивидуальное утрачивать свое значение. Однако, если даже на место оптимизма становится пессимизм или пантеизм превращается в пансатанизм, не происходит никакого важного для исторического понимания изменения, ибо (разумен или неразумен, ценен или враждебен ценности мир) все в нем становится одинаково существенно, коль скоро мы полагаем, что постигли его разумом. Метафизика Шопенгауэра также есть род рационализма, только с отрицательным знаком. Философ понял и познал мир без остатка: что действительно, то неразумно. Итак, все метафизические формулы должны уничтожать смысл исторической жизни») //Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. Логическое введение в исторические науки. С-Пб., 1997, с.473.

Марков Б.В. Своеобразие исторического. (Объяснение, понимание, оценка в философии истории Г. Риккерта)//Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. Логическое введение в исторические науки. С-Пб., 1997, с.19.

Дифиницию понятию индивидуального в истории дал Э. Трельч: «Индивидуальное» означает здесь не противоположность обществу, типу, массе или общей связи, а противоположность абстрактности общего закона, следовательно, – единичность, неповторимость и особенность предметов истории, являются ли они эпохой, культурной тенденцией, государством, народом, состоянием масс, направленностью классов или отдельной личностью. Этим уже сказано, что названные индивидуальные предметы отнюдь не лишены понятиного характера; только общее понятие здесь – не понятие закона в его отношении к отдельному случаю, а понятие отношения жизненного единства к его элементам, не абстрактное постижение всегда одинаковых процессов, а все еще созерцаемое присутствие бесчисленных единичных процессов в охватывающем их целом» // Трельч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994, с. 108.

Оценка значимости выделенной неокантианцами проблематики «индивидуального» в гуманитарных науках не означает согласие с интерпретацией данной проблематики теми же неокантианцами. Следует отметить – характер обсуждения категории «индивидуальное» резко изменен уже Маком Вебером. Это связано с тем, что Макс Вебер, с одной стороны, свел категорию ценностей с высоты надысторического трансцендентального субъекта и превратил ее в «интерес эпохи», а с другой стороны, категорию причинности (категория причинности менее всего интересовала Г. Риккерта и неокантианцев в их методологии) с телеологического уровня анализа свел к уровню эмпирическому. Следующий яркий пример данной подмены: «И тем не менее, невзирая на все сказанное, вопрос, что могло бы случиться, если бы Бисмарк, например, не принял решения начать войну, отнюдь не «праздный». Ведь именно в этой постановке вопроса кроется решающий момент исторического формирования действительности, и сводится он к следующему: какое каузальное значение следует придавать индивидуальному решению во всей совокупности бесконечного множества «моментов», которые должны были быть именно в таком, а не в ином соотношении, для того чтобы получился именно этот результат, и какое место оно, следовательно, должно занимать в историческом изложении событий. Если история хочет подняться над уровнем простой хроники, повествующей о значительных событиях и людях, ей не остается ничего другого, как ставить такого рода вопросы. Именно так она и поступает с той поры, как стала наукой»//Вебер М. Избранные произведения. М., 1990, с. 465.

«Неокантианская философия науки представляет собой важный рубеж: она замыкает целую эпоху в развитии европейской мысли, ориентирующейся преимущественно на научное знание. Возникновение и расцвет неокантианства недаром совпадает с переломным периодом в развитии самой науки, а именно: с открытием неевклидовых геометрий, созданием теории множеств, теории относительности и квантовой механики. Подобно тому, как эти открытия изменили фундаментальные понятия точных наук, преобразовали прежние методы и поставили перед учеными целый ряд методологических и философских проблем, неокантианство выступило с требованием переосмыслить само понятие знания, его логической структуры, соотнесенности его с предметом. Марбургская школа неокантианцев во главе с Г. Когеном предложила новую интерпретацию самого понятия рациональности, столь важную при рассмотрении знания вообще, и в этом плане стремилась переосмыслить традиционное обоснование естественнонаучного знания в направлении, предложенном Кантом»//Гайденко П.П. Принцип всеобщего опосредования в неокантианстве марбургской школы. В кн.: Кант и кантианцы. Критические очерки одной философской традиции. М., 1978, с. 210.

О влиянии неокантианцев см., например, «Приверженцы неокантианства пользовались большим влиянием до Первой мировой войны...»//Сафрански Р. Хайдеггер. Германский мастер и его время. М., 2005, с. 67.

«Единственная возможность предохранить социализм от духовного онемения заключается во внутреннем объединении идей экономического коллективизма и материализма с принципами критической философии морали и высшими идеями Платона, Иисуса и Канта в одну цельную этическую экономию»//Вольтман Л. Система морального сознания в связи с отношением критической философии к дарвинизму и социализму. С-пб., 1901, с.157.

Используемая литература:

         – Абрамсон М.Л. – Гвиччардини;
         – Арон Р. Логика истории и философия ценностей;
         – Арон Р. Этапы развития социологической мысли;
        – Асмус В.  Диалектика необходимости и свободы в философии истории Гегеля;
         – Баткин Л.М. Итальянское Возрождение. Проблемы и люди;
         – Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество;
         – Библер В.С. Исторический факт как фрагмент действительности;
         – Брагина Л.М. Итальянское Возрождение XVI века;
         – Бойко П. Диалектические основы философии истории А.Ф. Лосева;
         – Васильев Л.С. Вневременной феномен выдающейся личности и европейский феномен индивидуальности;
         – Вебер М. Город;
        – Введенский А.И. О пределах и признаках одушевления: Новый психофизиологический закон в связи с вопросом о возможности метафики;
         – Вико Джамбаттиста. Основание новой науки об общей природе вещей;
         – Вольтман Л. Система морального сознания в связи с отношением критической философии к дарвинизму и социализму;
         – Гайденко П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой;
         – Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум;
        – Гайденко П.П. Принцип всеобщего опосредования в неокантианстве марбургской школы;
         – Гай Светоний Транквилл – Жизнь двенадцати цезарей;
         – Гаспаров  М.Л. Светоний и его книга;
         – Гвиччардини Ф. История Флоренции;
         – Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории;
         – Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа;
         – Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества;
         – Гулыга А. Кант;
         – Гуревич А.Я. Что такое исторический факт;
        – Дорошенко Н.М.  Г.Г. Шпет о задачах логики и методологии истории;
         – Дробницкий О.Г. Этическая концепция Иммануила Канта;
         – Живов В.  Об исторической науке у Карло Гинзбурга;
        – Зинченко В.П. Комментарий психолога к трудам и дням Г.П. Щедровицкого;
         – Ионов И.Н. Российская цивилизация и истоки ее кризиса IX – начало XX века;
         – Искюль С.Н. Г.-Б. Мабли и его исторические труды;
         – Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане;
         – Кант И. Критика чистого разума;
         – Карпицкий Н.Н. Личность и история;
         – Кассирер Э. Жизнь и учение Канта;
         – Каутский К. Этика и материалистическое понимание истории;
         – Коллингвуд Р. Дж. Идея истории;
         – Кон И. О понятии исторического прогресса;
         – Кондорсе Ж. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума;
         – Кузнецов В.Н. Немецкая классическая философия второй половины XVIII-начала XIX века;
         – Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии;
         – Лейбниц Г.В. Что такое идея;
         – Мабли Г.Б. О том, как писать историю;
         – Мазур С. - Инновационная модель предмета истории для выпускных классов;
         – Мазур С. – Схемы в истории;
         – Макаров В.В. Становление научной формы философии истории в немецком идеализме (Кант, Фихте);
         – Макьявелли Н. Государь;
         – Макьявелли Н. История Флоренции;
         –Мангейм К. Идеология и утопия;
         – Марков Б.В. Своеобразие исторического. (Объяснение, понимание, оценка в философии истории Г. Риккерта);
         – Маркиш С. Римская летопись;
         – Мрдуляш П. Операции со схемами;
         – Нарский И.С. Давид Юм и его философия;
        – Неусыхин А.И. Социологическое исследование Макса Вебера о городе;
        – Никитин В.А. Проблемы объективации, субъективации и онтологизации в историческом подходе;
         – Панарин А. Философия истории;
         – Полибий – Всеобщая история;
         – Пребыш Р. Перефирийный капитализм: есть ли ему альтернатива?
         – Ракитов А.И. Историческое познание: Системно-гносеологический подход;
         – Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. Логическое введение в исторические науки;
         – Риккерт Г. Два пути теории познания;
         –Риккерт Г. Философия жизни;
         – Румянцева М.Ф. «Чужое Я» в литературе и науке;
         – Руссо Ж.-Ж. Рассуждение. Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов?
         – Рутенбург В.И. Титаны Возрождения;
        – Рюзен Й. Утрачивая последовательность истории  (некоторые аспекты исторической науки на перекрестке модернизма, постмодернизма и дискуссии о памяти);
         – Сафрански Р. Хайдеггер. Германский мастер и его время;
         – Семенов Ю.И. Философия истории;
        – Скирбекк Г., Гилье Н. История философии;
        – Скратон Р. Кант. Краткое введение;
        – Тит Ливий - Война с Ганнибалом;
        – Тойнби А. Постижение истории;
        – Трельч Э. Историзм и его проблемы;
        – Тыжов А.Я. Полибий и его «Всеобщая история»;
        – Тюрго А.Р.Ж. Рассуждения о всеобщей истории;
         – Шартье Р. История сегодня: сомнения, вызовы, предложения;
        – Штаерман Е.М. Светоний и его время;
        – Щедровицкий Г.П. Схемы мыследеятельности и работа с ними;
        – Щедровицкий Г.П.  Об одном направлении в современной методологии;
        – Щедровицкий Г. П. Проблема исторического развития мышления;    
       – Щедровицкий Г.П. Проблема логики научного исследования и анализ структуры науки;
        – Щедровицкий П.Г. Доклад о рамках в контексте онтологической работы;
       – Шильман М. Идея прошлого в философии Канта;
       – Ясперс К. Истоки истории и ее цель.