Марк Строжев

О нашей и вашей свободе

Проблемы конституционализма
в ситуации политической конкуренции

«Тщательная бумажка.
Фактическая.Настоящая! Броня»
Ф.Ф.Преображенский

М.М. Булгаков, «Собачье сердце»

        Несмотря на иронию цитаты, вынесенной в эпиграф, в правовом анализе приходится различать реальность и действительность. Ирония скорее уместна в отношении веры, которой наделяется писаное слово. Когда вслед за верой в писаное слово идет вера в писаную норму, неудивителен всплеск конституционного нормотворчества в государственном праве современных государств.
        Если власть не передается в определенном процессе, а приобретается иным способом (захватом или «неожиданным» получением), то способом, которым легитимируется власть, таким образом приобретенная, является дарование или принятие конституции. Этот механизм рассматривается как «естественное» самоограничение власти в сторону свобод. Таков проект демократии, размышление о котором среди прочих материалов представлено на страницах настоящего альманаха.
        В Латвии – есть писаная конституция. В своде государственных праздников Латвийской Республики есть день независимости, но нет дня конституции: ни 15 февраля (день принятия Сатверсме в 1922 году), ни 7 ноября (день вступления в силу Сатверсме в 1922 году).
        В Англии нет писаной конституции. В Англии имеются Великая Хартия вольностей (1215), Акт о лучшем обеспечении свободы подданного и о предупреждении заточений за морями (Habeas Corpus Amendment Act, 1679), Билль о правах (1689) – исторические вехи к закреплению в государственном праве свобод и естественных прав человека. Именно эти акты обозначили основную проблему в действительности права: проблему свободы и несвободы, невозможности управления свободой.
        Нет свободы вообще. Есть свобода in concreto, есть конкретный свободный индивид – имярек, и есть его антипод – тот, кто лишен свободы. Лишенные свободы, заточенные за морями и сосланные в неизвестность люди – это уход от проблемы. Свобода есть тот атрибут, который всегда предельно индивидуализирован. Не нужно никого освобождать – следует знать, кто свободен и способен этим атрибутом индивидуализации пользоваться, а кто – нет. Индивидуализирован – значит, свободен; обобщен – значит, не свободен. Человек – всегда чей-то человек. Нельзя просто так кого-либо заточить в тюрьму или сослать за моря. Этот кто-либо всегда будет востребован, за него – им самим или кем-то – будет испрошено: где его свобода.
        Наиболее последовательные европейские критики европейского проекта – англичане – при обсуждении темы Европейской конституции ставят вопрос в плане самоопределения. Что такое единая Европа: Евросоюз или организация Римского договора (1957 года)? Кто будет утверждать свободы и их ограничивать: политики /бюрократы/ СМИ в дискурсе управленческой рациональности или судьи/ юристы в судебном говорении? Ответ неочевиден. Но он определит действительность. В чем будет эта действительность: во все новых и новых принципах, генерируемых европейскими институциями; в нормах, которые четко определены и ограничивают власть и прочие машины «внешней» легитимации; или основой останутся свободы? И тут дело не только в дефинициях и юридической технике.
        Для русского сознания, русского слова и русской совести еще один вопрос представляется отнюдь не праздным. Русская литература XIX века создала особых персонажей – лишних людей. Будучи созданными в идеальной действительности, лишние люди в XX веке стали реальностью. Через сто лет после появления трагических персонажей, созданных талантом и предчувствием Грибоедова, Пушкина, Тургенева, лишними стали не единицы – десятки миллионов. При ответе на вопрос: сколько же погибло в России/СССР в 10–50-е гг. XX века – точки зрения исследователей архивов разнятся именно в десятки миллионов людей.
        Отнятая своя свобода будет и несвободой другого. Лишний человек – та категория, которая обозначает лишение любой свободы. Лишних людей нет, именно в этом и есть идеальная основа права. Нужен каждый человек. Это – первая, основная норма. Писаное слово или писаная норма не опишут идеального соотношения свободы и несвободы и не смогут предписать идеального состояния порядка. Чем будет соотношение свободы и несвободы: писаной Конституцией или имплицитно принятым общественным соглашением о нашей и вашей свободе – этот вопрос открыт и отвечать на него приходится каждому поколению.
        Не так все просто с той «тщательной бумажкой», на которую уповал Филипп Филиппыч Преображенский в «Собачьем сердце», считавший, что именно она оставит ему его свободу человека и врача.
На страницах альманаха свои свободные точки зрения выразили авторы Латвии и России. Размышление о главном в альманахе – о свободе, мифах, человеке, стране и мире – это и есть то, что позволяет выслушивать чужие – не свои – точки зрения и мысли
12 02 2007